Я изменил ей сегодня утром. Я изменял ей и до этого, но сегодня утром, как мне самому показалось, я изменил ей по-особенному.
Сегодня утром я встал с постели, поставил ноги на холодный пол, пальцы сморщились от первого соприкосновения, как будто я дотронулся до чего-то мертвого. Я сидел, провалившись в кровать, кулаками упираясь в матрас, и, как загипнотизированный, смотрел на свои пальцы. Я отвел взгляд в сторону и закрыл глаза. Сегодняшнее утро было другим, чем обычно. Может потому что я изменил ей. По-особенному.
Я вышел в коридор, достал из куртки сигареты, и, хотя мне абсолютно не хотелось курить, побрел на балкон. Я крутил сигарету между пальцев, быстро и равномерно. Дул ветер, а мне совсем не хотелось щелкать зажигалкой несколько раз, огонь которой будет постоянно сдуваться. В этом была моя неисправимая лень, мое полное отсутствие и нежелание совершать еще какие-то лишние телодвижения. Слишком много лишнего было, по крайней мере за последнее лето. И шкаф в комнате мне тоже показался лишним. Хотя с другой стороны, как что-то может быть лишним, если это не косметика или вес. Что является причиной прикрепления определения "лишний" к вещи. Ведь ты ее когда-то купил, и она была совсем не лишней. То есть ее что-то вытиснуло из ее понятия нужности. Или "нужный" – это не антоним "лишнему". Лишний тот, кто не вписывается в какие-то рамки, которые кто-то создал? Какие-то и кто-то. И кто вообще позволил заявить, что овощ в линейке фруктов является лишним, ведь может лишние все эти фрукты. Но еще со школы, с этих цветных букварей, напечатанных на ужасной бумаге, нас учат находить лишний предмет, нас учат классифицировать и разделять. А потом учат политкорректности и интеллигентности к сексуальным меньшинствам, которые являются лишними в цепочке мальчик-девочка-мальчик-девочка. Да и вообще, слово лишний носит отрицательный характер, хотя ведь на самом деле что-то не есть лишнее, но уникальное. Ведь по сути она была третьей лишней, но по рождению, или хотя бы по убеждению ее родителей-уникальной. Ведь будучи не уникальной, я бы ей не изменил, я бы не позволил себе получить меньшее удовольствие от измены, чем заранее зная, что посмел морально надругаться над чем-то уникальным. Это как пописать на статую Давида. Стыдно, аморально, но ты будто бы сломал эти рамки законов и правил, и теперь ничто для тебя не есть большим наслаждением, чем собственное ощущение моральной удовлетворенности.
Я так и не закурил в то утро. Холодные ступни ног твердо касались пола, стуча пятками, тот звук, который мог разбудить ее даже если ее тонкое тело давно утонуло в самом глубоком сне. Но я же не специально стучал пятками, это было у меня в генах. Это природа, с ней уж ничего не поделаешь. Измена – это природа, ты сдерживаешь себя от измены, так же как сдерживал пятки в ступнях, чтобы не стучать и не нарушить ее спокойствие. Но идти против природы неправильно, неестественно, и если измена – природа, то это естественный процесс.
На кухне меня всегда злили крошки около плиты. Но еще больше они бесили меня на полу, но так как на уровне глаз у меня была именно плита, то крошки я сметал именно на пол. Я налил воду в чайник, поставил на плиту, рассыпал как всегда чайные свернутые черные полоски на столе, а остаток, попавший в кружку, залил кипятком. И хотя чай я не люблю, то есть не то чтобы не люблю, но он не доставляет мне особого удовольствия, я решил пить именно его. От кофе я становлюсь слишком бодрым, а подсознание говорило мне о том, что мое тело еще не прочь полежать в постели. Да и курить с чаем пошло, пропадает эта интимность и сексуальность момента сочетания кофе и сигареты. И даже если она просто дымится в пепельнице, то пусть. Ты будто бы уже не один.
Почему я изменил? У вас когда-нибудь перегорала лампочка в холодильнике? Каждый раз, открывая холодильник, ты готовишься увидеть свет, но света нет уже как три дня, а лампочку купить ты так и не постарался. А ночью, когда все чувства на пределе и голод саблезубым тигром разрывает твой желудок, ты берешь фонарик и светишь в холодильник. Этот свет искуственный, но зато ты можешь увидеть то, что собираешься закинуть в себя, дабы, по твоим собственным убеждениям, не умереть.
Так вот я был холодильником, моя уникальная лишняя – лампочкой, а лицо измены светило светом карманного, дешевого фонарика на батарейке. Фонарик в тоннеле временной, краткосрочной утехи, безымянной, неразборчивой, более влияющей на работу надпочечников и выработку адреналина, чем на как таковое удовольствие. Ведь удовольствие включает в себя лицезрение, но как можно получать удовольствие от того, кого лучше бы и не видел с утра.
Поэтому я изменил по-особенному. Я изменил ей утром. Я договорился об измене на 6 часов утра, убрал в комнате, стряхнул крошки с плиты на пол. Я застелил кровать и сел на кресло в ожидании фонаря. Он не заставил ждать.
Все произошло быстро, надпочечники сработали оперативно. Это была не моральная измена. Совершенно нет. Это была измена аморальная.
Она ушла, ибо лицезреть ее мне не хотелось.
Я все же вышел покурить на улицу. По-дороге думал купить лампочку. Это было особенное утро. Но особенное в нем была только лампочка, которую я так и не купил.