Кто-то дотронулся до его плеча, и Альк мгновенно открыл глаза. Склонившийся над ним Жар лишь приложил палец к губам и кивнул на дверь.
Осторожно высвободившись из Рыскиных объятий, Альк поднялся из постели. Он ещё слабо соображал со сна, зато дар уже услужливо подсказывал ему, что произошло что-то очень нехорошее.
— Что случилось? — встревоженно спросил он у Жара, как только они вышли в сени, чтобы не тревожить спящую Рыску.
— Старик куда-то пропал! Я уже лучину, как проснулся, а его всё нет. Да и не было, похоже: постель не смята! — сообщил белокосому бывший вор.
Альк огляделся по сторонам и оторопел.
— Уже утро, что ли? — запоздало удивился он.
— Будто сам не видишь…
И правда: в небольшое, заснеженное окошко мягко лился тускловатый свет пасмурного и позднего зимнего утра.
Альк щепку подумал. Могло, конечно, произойти и так, что у старого путника появились какие-то дела с утра пораньше: ну мало ли, они ведь в Пристани находятся, так или иначе! Возможно, послание какое-нибудь пришло ещё ночью, и он срочно уехал… Но во-первых, Крысолов не таков: он непременно разбудил бы кого-нибудь из них и сказал, что срочно уезжает, а во-вторых… Что во-вторых, Альк гадать не стал, решив сначала посмотреть, на месте ли вещи старого путника. Однако, вернувшись в комнату, саврянин лишь разочарованно вздохнул: его тревога многократно возросла, ибо и сумка Крысолова, и его меч лежали там же, где он оставил их вчера.
Альк накинул кожух и спешно вышел во двор. Жар не отставал ни на шаг.
За порогом их встречало белоснежное утро.
Под навесом, расположенном чуть поодаль слева от крыльца, со вчерашнего вечера ничего не изменилось: три нетопыря и одна корова как стояли, жуя сено, так там и остались.
А вот в самом дворе кое-что теперь было по-другому: заботливо расчищенные накануне дорожки за ночь заровняло снегом, да так сильно, что и не понять уже было, где именно они находятся и стоило сойти с крыльца, как ноги погружались в снег по колено. Похоже, ночью тут бушевал сильный снегопад. Разгулявшись, он выбелил и дом, и двор, и деревья, уже успел растерять силу, но по сути так и не закончился: снежные хлопья до сих пор продолжали лениво падать с серых небес.
Было слишком тихо. И слишком спокойно.
Белокосый снова повернул голову и пристально посмотрел в сторона сенника.
— Иди обратно в дом, — вдруг напряжённо произнёс он, оттесняя Жара к двери.
— Ты чего? — не понял тот.
— Уйди, говорю, на пару щепок! Ты мне мешаешь, — пояснил Альк и напрямик, без дороги, рванул к навесу.
Жар слишком много лет общался с видунами, чтобы просто уйти и спокойно ждать, когда Альк вернётся и что потом ему скажет. Он и без дара, просто по голосу и тону белокосого всё понял, — понял, что сейчас случится что-то нехорошее, но и опасности нет, иначе Альк не сорвался бы с места вот так, без оружия.
Нужно было будить Рыску, что Жар незамедлительно и сделал.
…Пройдя через двор по глубокому снегу до большого стога сена, Альк нашёл таки возле него Крысолова, — вернее, он почувствовал, что найдёт учителя там ещё раньше, как только стог попал в поле его зрения. И если б не навес, построенный для защиты сена от непогоды, искать пришлось бы дольше, а может быть, и безуспешно, потому что пушистый свежевыпавший снег глушил дар, так же, как это происходит в такие моменты со слухом: ты вроде бы и не оглох, но никакой чёткости или определённости в услышанном нет.
Старый путник полусидел, привалившись к стогу с подветренной стороны, где снега намело меньше, чем с противоположной, был слегка припорошен и выглядел неживым. Сено и снег вокруг были залиты уже замёрзшей и тоже припорошенной кровью. Возле самого стога было здорово натоптано, но дальше следы терялись: за ночь их занесло напрочь.
Альк смотрел на это всего полщепки, а потом просто подхватил своего учителя на руки и спешно потащил в дом. Разбираться, жив путник или нет, а также выяснять, что и почему с ним произошло, кто это сделал, следовало в тепле.
***
В камине жарко пылал огонь: наконец-то стало по-настоящему тепло.
Кровать, на которой на животе лежал старый путник, Рыска велела подтащить поближе к камину, а окно собственноручно занавесила покрывалом.
Крысолов оказался жив, но здорово изранен, да к тому же, сильно переохлаждён. Несколько ран на теле старика не были так уж серьёзны, и умереть или впасть от них в беспамятство он не смог бы, но была одна по-настоящему опасная рана в виде широкой полосы кожи на затылке и на шее, словно бы снятой острым клинком. Выглядело это так, словно кто-то хотел отрубить путнику голову, но то ли сил у этого кого-то не хватило, то ли Крысолов увернулся. А вот почему его не добили потом, было и в самом деле непонятно, как и неясна была личность, или скорее даже, личности покушавшихся на него.
Самым же печальным было то, что Рыска и помочь-то своему учителю как полагается не могла: другим могла, себе могла, Альку…, а вот ни учителю, ни детям — не могла, кроме того, что мог бы сделать любой обычный лекарь: что бы там ни было, но не в её власти было менять дороги видунов. Впервые в жизни она осознала такое вот своё бессилие, и это было ужасно, но убиваться по этому поводу не было смысла, тем более, тайной это никогда и не было: просто путница не осознавала этого раньше. И тогда она просто сделала то, что могла: промыла и перевязала рану учителя, и хорошо ещё, что кровь, хлынувшую с новой силой, как только Альк занёс бесчувственного путника в тепло, удалось быстро остановить, а то в какой-то момент Рыске показалось, что конца ей не будет, этой крови, вся постель была ею залита, и не перетянешь даже… И хотя очень трудно оказалось справляться там, где дар — не помощник, путница очень старалась… А теперь, после всех приложенных ею усилий оставалось ждать.
День, конечно же, был потерян: как только Рыска приняла на себя заботу о Крысолове, Альк с Жаром отправились за стражей, и до самой темноты вызванные угрюмые мужики в мундирах тсецов и с цепкими взглядами ищеек исследовали дом и двор, а затем прошлись и по Пристани, расположенной за забором, хотя, и ежу было понятно, что ничего, кроме того, что уже обнаружено, там найти не удалось бы, да и неприятные вопросы, не по одному разу заданные каждому из обитателей или гостей дома, не принесут результата.
Но это всё ещё можно было бы пережить, как и можно было надеяться, что старый путник поправится, — очень плохо было то, что учитель так и не поведал им какой-то невероятно важной вещи о Витторе, и они по-прежнему понятия не имели, что делать и как подобраться к неуловимой и неубиваемой тсарице-видунье. И потому, не обсуждая и не сговариваясь, Альк и Рыска молча ругали каждый себя за одно и то же: за то, что начали этот несвоевременный разговор о личной жизни путника, не дав старику поведать им главное и за то, что после предыдущей, практически бессонной ночи безмятежно заснули, и никто из них не почувствовал близкую беду.
***
К вечеру Крысолову стало хуже: у старика начался жар и бред. Поняв, что сама не справляется, Рыска попросила Алька сходить за лекарем в город. Тот лишь хмуро кивнул и тут же накинул кожух.
Глядя на мрачную, не склонную ни к каким разговорам подругу, Жар решил идти вместе с Альком.
— Зачем ещё? — неласково спросил саврянин, обвешиваясь мечами, — я и без тебя дорогу найду. Ещё не дай божиня, те, кто старика ранил, в городе остались, да захотят до нас добраться. Не хватало мне ещё тебя защищать!
— Да я, к твоему сведению, уже давно сам себя защитить могу! — выпятил грудь Жар.
На это Альк лишь криво улыбнулся. Ну да, научился бывший вор держать меч — и что? Толку-то с того если выскочат откуда ни возьмись человек десять головорезов?
— Сиди здесь, я сказал! — рявкнул Альк, берясь за дверную ручку.
Жар не то что бы стремился геройствовать — он просто не знал, куда себя девать в обществе еле живого Крысолова и угрюмо-сосредоточенной молчаливой Рыски. Мало того: он вообще ничего не понимал, с того самого момента, как получил от Крысолова послание, которым тот срочно вызывал его в Чеговицы и собирался расспросить белокосого по дороге. Альк же прекрасно догадался, что Жар вцепится в него с расспросами, как только они останутся одни и категорически не хотел этого разговора, потому что понятия не имел, что отвечать, более того, сам мучился неизвестностью.
Рыска же злилась на себя за бессилие и не хотела, чтобы кто-то видел её в таком состоянии. Ей легче было отправить восвояси обоих, чем остаться с кем-то одним, тем более, что путница точно знала, что никто на её мужчин нападать в городе не собирается.
— Пусть Жар идёт с тобой, — бесстрастно произнесла она, обращаясь к мужу и этим стремясь прекратить их перепалку.
— Да зачем он мне?..
— Пусть идёт. — повторила она.
— Слыхал? — Жар с торжествующим видом начал одеваться.
…С тех пор лучины четыре прошло, однако Рыска не волновалась: дар подсказывал ей, что это просто лекарь сильно занят.
Но смотреть в глаза окружающим и разговаривать с ними, пока Крысолову не станет лучше, или хотя бы, ясней, что с ним будет дальше, путнице не хотелось: она чувствовала свою вину. Да и просто привыкла за годы одиночества прятаться от всех, когда наваливалась беда. Лучше, думалось ей, она сначала поговорит с лекарем, а уж потом всё остальное.
Присев на табуретку возле постели раненого, путница взяла его за руку и вздохнула. Что ж теперь будет с учителем? Рана очень серьёзная. И дар его в данном случае — только помеха: не только она сама — ни один путник ему не поможет! И старый он уже, лет шестьдесят пять, наверное; Альк вон намного его моложе — и то периодически вспоминает о своей старой и казалось бы зажившей ране. И если у Алька это уже никогда не пройдёт, то у Крысолова и подавно! Хорошо уже то, что жив…
Рыска смахнула слезу.
Она одновременно и воин, и лекарь — ей нельзя плакать! Но как это сделать, если лежащий без сознания и мечущийся в бреду человек близок, как родной отец? Он научил её всему, что она умеет. Он был рядом, когда никого больше не было, всегда верил в неё и, наверное, действительно любил как любят свою дочь… И неужели он теперь погибнет? Семь из десяти, что погибнет… Понятное дело, что на войне — как на войне, что рано или поздно кто-то из близких отправится на небесные дороги, но как же это страшно!.. Только не учитель!
Только не учитель. Только не Альк. Только не Жар, не тётя, не дети… Многого хочешь, путница! А самое главное, прекрасно знаешь, что будет, сегодня, наверное, яснее чем раньше…
Старик застонал, пошевелился и открыл глаза, и Рыска тут же бросилась к нему.
— Доча… — прошептал он хрипло, как только сумел понять, кто перед ним, — доча, слушай… Слушай меня! Езжайте на остров… скорее… На Пелигос… Она там, доча… Жар пусть едет с вами. И… не разлучайтесь с Альком! Вам нельзя…
— А Вы? — всхлипнула Рыска.
— Меня оставьте… Главное, остров!.. Убей Виттору… — он еле говорил, тяжело и часто дыша. На лбу выступили капли пота, и Рыска поспешила промокнуть их полотенцем. — ты сможешь! Если Альк с тобой и если… — но тут он словно бы подавился воздухом и закашлялся.
— Кто Вас так, учитель?
И, наверное, старый путник ещё много чего хотел бы сказать, но, пытаясь вымолвить ещё хоть слово, закашлялся снова и потерял сознание, успев перед этим только лишь схватить Рыску за правую руку. Из его раны опять хлынула кровь, и девушка, давясь слезами, хотела было снова взяться за перевязку, да не сразу смогла это сделать: пальцы бесчувственного старика мёртвой хваткой сжались на её запястье, запутавшись в импровизированном браслете из нефрита — той самой нитке жёлто-зелёных бус, что Альк привёз из Иргемаджина и что она так и носила с тех пор, практически не снимая.
Наконец, ей удалось разжать пальцы учителя, и она в который раз за этот день засуетилась вокруг него. Старая повязка была отброшена ею в сторону — не до того путнице было. Схватив уже достаточно окровавленное полотенце, она прижала её к свежей ране и замерла.
Когда кровь снова была остановлена, Рыска облегчённо вздохнула, осмотрелась вокруг и увидела крупную крысу, обнюхивающую валяющуюся на полу окровавленную ветошь.
— Проклятая тварь! — в отчаянье прорыдала девушка и кинула в крысу чем попало (как оказалось, под руку попалось полено, ибо сидела она рядом с камином), а сама упала на колени у постели раненого и заревела в голос.
Ну как же это подло! На учителя была вся надежда! Он уже знал, что следует делать, а они так глупо упустили момент, когда ему нужна была их помощь! Это не он сейчас умирает — это всему тсарствию приходит конец! Это оно загибается в корчах вместе со всеми своими жителями… А всё из-за того, что вчера, не смотря на смутную тревогу, она думала не об общем деле, а о том, что устала и плохо себя чувствует, из-за того, что позволила себе уснуть!
Растянувшись на полу, она заревела громче…
Конечно, дело не только в ней или в них во всех. Но разве от этого легче? Разве легче от того, что весь мир сошёл с ума?
Что вообще случилось в нём? Зачем нужны войны? Ради чего?! Неужели только ради власти? Разве это повод убивать такое количество людей? Может быть, только ей этого не понять, может, она так и осталась тупой весчанкой, а таким, как Виттора, известен истинный смысл войны?
Да конечно же нет!!!
Эта Виттора — само зло! Это так, иначе как она смотрит по утрам в зеркало? Кем собирается вырастить своего ребёнка?
Ведь такого просто не должно быть… Люди обезумели, не иначе, раз поклонились ей и легко убивают своих соотечественников, своих братьев — ради какой-то эфемерной цели. Неужели они действительно надеются, что с приходом тсарицы-видуньи к власти им станет лучше? Неужели думают, что та, которая ни за что ни про что убивает женщин и детей, отнесётся к ним по-доброму?
Скорее всего, они вообще не думают. Просто, как и сама Виттора, жаждут власти. Похоже, этим глупым людям мало просто того, что боги дали им воздух, землю, воду, жизнь и способность любить! Они не хотят жить в мире: они хотят золота и власти! Много золота и безграничную власть!
Пожалуй, Альк был прав, говоря, что люди всегда найдут, за что подраться. Но разве такие средства можно оправдать хоть какой высокой целью? Разве можно?.. Ей не понять этого, никогда, никогда не понять, что бы в этом мире ещё не произошло!..
…Наревевшись, Рыска поднялась с пола, отряхнула и поправила одежду. Она не заметила этого, но когда выпрямилась, отерев слёзы, словно бы стала другим человеком. Совсем другой… Собственная смерть впереди, которую она почувствовала так давно, показалась вдруг размытой и какой-то неважной. Она умрёт? Это ещё неизвестно. Один шанс есть всегда.
Но уж до этой твари, с подачи которой (а это так — она чувствует!) ранен учитель, а так же убиты и ранены многие хорошие люди, сволочи, благодаря которой она так редко видит своих детей, беспринципной мрази, покусившейся на её мужчину, она точно доберётся, и пусть это будет последним, что она сделает в жизни.
— Я отомщу за Вас, учитель, — глухо произнесла чернокосая путница, — Я докажу, что Вы ненапрасно прожили и жизнь и воспитали столько учеников. А потом… вернусь, и мы ещё вместе посмеёмся над всем этим… — пообещала она с горечью.
Ничего такого ей не представлялось, но Рыска сказала это на зло своей судьбе. И ей вдруг стало легче. И, наверное, поэтому, когда дверь открылась, впустив в комнату немолодого незнакомого саврянина, Жара, Алька и Главу Пристани с женой, путница совершенно спокойно и по-деловому поговорила с лекарем и помогла при осмотре. Получив рекомендации от благообразного пожилого человека и заручившись тем, что начиная с завтрашнего дня он станет ежедневно посещать больного, а так же вручив вознаграждение, она сама проводила лекаря, а затем произнесла:
— Теперь всем спать. Завтра с утра в путь.
— Я после такого не усну, — буркнул Жар. Каким он был, таким и остался: что в молодости, что теперь боялся крови. Служба в столице не сделала его более закалённым в этом смысле за столько прошедших лет… Хотелось пожалеть его и утешить, но вместо этого она жёстко бросила названному брату:
— Вот и прекрасно: тогда сиди с учителем. А я посплю. Только разбуди завтра пораньше.
— Я думаю, пусть, Жар здесь, с ним и остаётся, а мы на север поедем? — предположил Альк несколько неуверенно. Почему-то ему тоже казалось, что Жар должен ехать с ними, да вот только зачем? Воин из бывшего вора весьма посредственный, зачем такому лезть в осиное гнездо?
— Нет, мы все едем, — неожиданно возразила Рыска, по-прежнему ни на кого не глядя. — Вы позаботитесь о нём? — обратилась она к хозяину дома, — это мой отец, — произнесла она далее, как никогда в жизни веря в то, что говорит. — Я… мы, — она метнула взгляд на своих спутников, — будем Вам очень признательны, — и, вытащив горсть монет, она вложила их в ладонь гостеприимного, уже не впервые пришедшего ей на помощь человека.
— Да… конечно, — слегка смутившись, ответил тот, — но не надо денег, — он высыпал златы на комод. — Вы когда вернётесь? — риторически спросил он.
— Можем и не вернуться, — уронила Рыска, — но я очень надеюсь на Вас. Я знаю, что Вы не оставите его. Но уж если суждено нам всем пережить войну… тогда я щедро Вас отблагодарю. А теперь давайте отдыхать: завтра в путь… Да и вообще, впереди непростые дни.
Читать роман с начала ====== >>>>>>>>>>
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Другое альтернативное продолжение дилогии "Год крысы" Ольги Громыко - фанфикшн-роман Неторная дорога