- Бабушка Сакенат взяла меня за ручку и повела меня в комнату, где жила она со своим стариком и показала на кровать: «Ужы ари ачартагу уара иучыб.» (теперь эта кровать твоя). Так я стал внучонком бабушки Сакенат и дедушки Селим-Гирея.Общаясь с местными ребятишками я усвоил абазинский язык на уровне родного материнского языка.
Постепенно я стал себя называть по новому имени - Сагитом. В начале, когда меня спрашивали взрослые, кто я – русский или абазин? я отвечал Карелин Витя из Ленинграда. Они довольно цокали языками и восхищались совершенному знанию абазинского языка. Затем я стал себя называть абазином, Сагитом Бибердовым.
В школе я учился хорошо и отлично. Моя светлая голова выделялась в классе на фоне чёрных голов абазинских ребят. Диктанты на абазинском языке я писал грамотно и всегда получал высокие оценки. Помню, как преподаватель абазинского языка, потрясая моей тетрадкой говорил в восхищении: «Посмотрите, как пишет диктанты этот русский мальчишка – ни одной ошибки. Не то, что вы – ошибка на ошибке!»
Действительно меня было за что хвалить. Абазинский язык относится к самым экономным языкам мира с чрезвычайно сложной фонетикой. Одних букв в абазинском алфавите аж семьдесят шесть. Многие буквы состоят из двух или трёх сочленённых букв русского алфавита и имеется особый значок, обозначающий резкое взрывное произношение согласных звуков, таких как к, п, т, ф, ц, ч.
Бабушка Сакенат и дедушка Селим-Гирей меня считали своим сыном. Я уже заканчивал седьмой класс и мне посоветовали поступить в педучилище. Все годы учёбы в школе, педучилище и затем в пединституте я носил фамилию Бибардова Сагита Селим-Гиреевича. Мои преподаватели, глядя на меня, не могли взять в толк, откуда у абазин такие блондины.
В пединституте я уже принял свою действительную фамилию Карелина и то потому, что мои любимые старики к тому времени скончались. Переход к своей родной фамилии, имени и отчеству дались мне морально тяжело. Мне казалось, что я предаю самых дорогих людей на свете, которые в тяжёлые годы для нашей страны и моей жизни выпестовали меня, поставили на ноги, позаботились обо мне как о родном сыне.
Когда в присутствии меня об абазинах говорили нелицеприятно, я бросался в драку, за что нередко удостаивался наказаний. Даже сейчас, будучи старым человеком, осознавая себя вполне русским, когда я слышу что-то осуждающее об абазинах, я с трудом сдерживаюсь. Мне всё кажется будто в такие моменты люди неуважительно говорят лично обо мне.