Я не знаю, где он сейчас. И в каком он чине. И жив ли вообще, ведь профессия у него – из экстремальных – сотрудник уголовного розыска. Вот бывает так, что люди теряют друг друга в нашей непредсказуемой жизни. Но вот забыть его не получается. Я тогда работала в газете криминальным репортером. Кстати, тогда была еще милиция, время полиции не пришло. И был у меня такой дружок сердечный – инспектор УГРО – Андрей.
ВЕРНЫЙ ДРУГ
Именно – сердечный, сексом там и не пахло. И дело не в том, что я его была на десяток лет старше, подумаешь – причина. Просто с первого дня знакомства, а познакомились мы на рейде по злачным местам нашего города, лет 20 тому назад, мы так прониклись доверием друг к другу, что могли часами говорить на любые темы. И если один нуждался в помощи – другой его тут же выручал, чем мог. До смешного доходило. Время было голодное, талоны на все – от мыла до колбасы, и Андрюха порой просто помогал мне с семьей выжить. Звонил в редакцию и сообщал, к примеру, что у них в РОВД дают продуктовые пайки (палка колбасы, банка кофе, пакет гречки, пачка чаю «со слоном», банка кофе – кто их не помнит?) и он взял на мою долю.
Очень меня выручали те пайки. Редакцию тогда (как и сейчас, впрочем), торгаши любили куда меньше, чем милицию.
…Как-то случился у нас очередной рейд на какую-то блат-хату.. Как я теперь уже понимаю, настоящих бандюганов там не было. Так, мелкота всякая, «чисто конкретные» пацаны местечкового разлива. Но выделялся среди них один «крутой» - только что с зоны откинувшийся. Здоровенный, мрачный, с наколками, он рванулся ко мне с
угрожающим видом. Почему-то присутствие корреспондента среди оперативников привело его в особое негодование. Дескать, тут серьезные мужские разборки, а всякие посторонние в ногах путаются.
Он буквально навис над бедной моей головушкой, и тут между нами метнулся высокий, гибкий как струна, лейтенант Андрей. Как он подоспел в мгновение ока из другого конца комнаты, я так и не поняла.
- Ну, ты. Мент поганый! – взревел, корчась в сильных руках доморощенный «авторитет». Однако вырваться, несмотря на внушительные габариты, не смог.
Вот с того памятного рейда мы и подружились с Андреем. Это для криминальных граждан да для спесивых «новорусских» он был «ментом поганым». А для меня стал другом. Сколько мы с ним в свое время тех рейдов провели! То частников-извозчиков ловили, когда за извоз санкции были зверские. То в царствование раннего Горбачева, гоняли из ресторанов тех, кто приходил туда с законным желанием выпить на свадьбе, а водку проносил в резиновой грелке, спрятанной в нарядной сумочке своей дамы. Всякая дурь бывала тогда в нашей общественно-политической жизни и такие неунывающие люди, как Андрюха с его неугомонным пофигистским характером, очень помогали ту жизнь скрасить да и просто выдержать. Из-за недостаточной серьезности его то и дело перебрасывали – то из уголовного розыска в патрульно-постовую службу, то из тогдашнего ГАИ в инспектора ИДН. Но он не роптал, ему кругом было интересно.
Роптала его жена Таня – инспектор по делам несовершеннолетних РОВД. Она, выходя замуж, мечтала построить советскую (тогда еще!) семью образцовую, дочку родила, уют дома наладила, но… Гулял от нее Андрей без удержу…Просто плейбой какой-то, а не сотрудник правоохранительных органов.
КАЗАНОВА В ПОГОНАХ
Если в руки к Андрюше попадала гитара, он брал нехитрые аккорды и начинал, не очень попадая в такт, но с большим энтузиазмом напевать что-нибудь из репертуара модного тогда «Наутилуса Помпилиуса». Причем, не популярную в те годы «Прощай, Америка, о-о-о…». А что-нибудь типа:
Казанова, Казанова, зачем делать сложным
То, что проще простого?
Ты – моя женщина,
Я – твой мужчина.
Если надо причину, то это – причина…
Эта песня была – про него. Все было бы безоблачно в нашей дружбе, если бы не его кошмарное качество: он был неисправимым по выражению легендарной Раневской «перпетум-кобеле» Он организовывал бесчисленные рейды, приносил в редакцию самую свежую криминальную информацию, пас подростков по подвалам и чердакам, вразумлял пьяных мамашек этих подростков – ну просто золото был для газеты. Но порой вдруг появлялся на пороге с затуманенным тяжкой заботой взглядом и, здороваясь, уводил глаза блудливо в сторону.
- Что опять? – спрашивала я сочувственно.
- Ну, в самый последний раз! – горячо частил он, преданно глядя мне в глаза. – Ну, помогите моей девочке! Не рожать же ей в самом-то деле!
- Наташе? – уточняла я, набирая номер подруги-гинеколога.
- Да нет, - сокрушенно признавался Андрей. – Людой ее зовут. С Наташей мы разбежались. Новая у меня. Эх и девчонка. Супер-пупер!.
Я звонила подруге, вздыхая, и «виляя хвостом» - время было такое, что в дефиците была не только водка, но и аборты. Потом посылала к ней «новую» Люду. Ну а затем, не выбирая выражений, мне звонила разъяренная гинекологиня. Оказывается, эта Люда кобенилась у нее в
кабинете как фонвизинская госпожа Простакова. Капризничала, выделывалась, пыталась сама назначить срок операции. Хотя, надо признать, подруга моя умела ставить нахалок на место. «А полы тебе помыть не надо? – спрашивала она сурово у соискательницы аборта. – А то я могу. Иди, рожай!» После чего девочки соглашались на любое число.
- Ничего не понимаю, - делилась она потом со мной впечатлениями. – Как он за ними ухаживает, этот твой Андрей? Какая-то телка из Росты, а смотрит на тебя сверху вниз, как Клава Шиффер. Почему?!
Я тоже об этом не раз задумывалась. Действительно, героини всех Андрюшиных романов чувствовали себя с ним рядом просто принцессами крови. Он обращался с ними столь трепетно, что дарил каждой ощущение ее полной неповторимости. Иногда мне казалось, что он действительно влюбляется. Ну, пусть не на всю жизнь, пусть на день, час, мгновение.
А может это шло из его детства? Из его полусиротской недолюбленности. Был Андрюша из семьи, где мать пила по-черному и сожителей-собутыльников меняла как перчатки. А Андрея то и дело сдавала то в интернат, то в детдом, откуда он постоянно сбегал. Может потому-то и вырос из него замечательный милиционер, что психология отверженных была знакома ему с детства? Причем, это был не просто человек в форме, но умный, профессиональный, грамотный юрист.
Однако – бабник.
НЕ ПЬЯНАЯ, НЕ МЯТАЯ
ПИОНЕРВОЖАТАЯ
Однако случаются в жизни сюрпризы. Как-то летом Андрей поехал в командировку в детский лагерь отдыха. Вернулся оттуда странно притихший, с отсутствующим взглядом.
Как будто сам он здесь, а душа его, нутро, мысли – где-то далеко-далеко.
- Что случилось? – спросила я. – Дома что-нибудь?
- Да нет, - отмахнулся он вяло. – Дома порядок. А вот…
Он замолчал, подбирая слова. Потом собрался с духом:
- А можно…Я вам Тинку покажу?
- Опять беременная? – насторожилась я.
- Нет, - вымолвил он мечтательно. – Она не такая.
«Я не такая, я жду трамвая», - скептически подумала я про неведомую Тинку. А потом битый час выслушивала его рассказ о том, какую удивительную, непостижимую, ни на кого не похожую девушку он встретил. И с первого взгляда понял, что это – судьба. Его Тина - Валентина – вожатая из детского лагеря. Учится в пединституте, ей всего семнадцать, закончила первый курс. (Андрею было 33). Она честная и чистая. И такая открытая, как прозрачное стеклышко, от Андрея у нее никаких секретов. И любит его, как никто еще не любил. Ну, вот, к примеру, она еще ничего не знает о сексе, но с такой готовностью идет с Андреем по тропам любви, так все на лету схватывает, и так у нее все волшебно получается, что он просто с ума сходит, чувствуя себя первооткрывателем.
Последнее обстоятельство меня насторожило. Как-то сквознячком ледяным повеяло, словно пахнуло от этих секс-талантов юной девочки, почти ребенка, опытом и умением зрелой женщины-обольстительницы. Но Бог с ней. Хватает на лету, да и ладно. Может, правда – любовь? Ну и что же – что с первого дня? Не зря англичане говорят: «Одного дня мало, чтобы завести романчик, но достаточно, чтобы перевернуть всю жизнь».
На другой день Андрей ее привел. Невысокая, крепко сбитая. Круглолицая такая пацанка в вареных джинсах. Ясные глазки, до блеска промытые, румяные щеки. Вся новенькая и золотистая. Словно только что отчеканенная монетка.
- Валентина, - только и смогла я ей сказать, - А ты знаешь, что у Андрея семья?
Она в ответ вытаращила на меня правдивые, как у круглой отличницы глаза.
- Ну конечно, это ужасно, Нина Васильевна! Я сама ему не раз говорила. Нина Васильевна! Типа, что ты, Андрюша творишь?! Ведь твоя жена будет страдать, крошка-дочка останется без папы. А на чужом несчастье счастья не построишь, ведь правда же, Нина Васильевна? Но он же, как с ума сошел. Он меня в упор не слышит. Перешел к нам жить, у меня мама добрая, позволила. И ждет только, когда мне 18 исполнится, чтобы немедленно расписаться. Представляете?!
- Представляю…- выдавила я.
«А девочка-то еще умней, чем я думала», – мелькнуло в голове. Но тут в кабинет вошел Андрей. И по тому взгляду, что он бросил на Тину: «Я здесь, я с тобой, я помогу!» - враз поняла, что прежнего Андрея больше нет. Что он проглочен с каблуками и погонами, утонул в этой девочке как в лесной болотине, только тина над ним сыто чмокнула, сомкнувшись. Что за этим рыжим, золотоглазым чудом в линялых джинсах он поползет на брюхе на край света.
И я ощутила такую потерю, словно помер кто.
КОМА
Так оно и вышло. Андрей перестал прибегать в газету как к себе домой. Очень скоро заглох фонтан его прежних идей. Он занялся личной жизнью: разводом с Татьяной, новой женитьбой, поисками съемной квартиры. А еще надо было побольше зарабатывать для жены-студентки и малыша, который через положенный срок у них появился. И с одной стороны я была рада, что не надо больше никого сватать в абортарий. А с другой… Словно оторвалось что-то в душе,
долго еще саднила потеря. Изредка мы созванивались, он бодро проговаривал свои новости, обещал заскочить – и все. Так прошло два года.
И вдруг – ранний звонок. В воскресенье утром. На другом конце провода была моя приятельница – врач. Не гинекологиня, другая – из больницы скорой помощи - реаниматолог.
- Ты что так рано, Рита, - спросила я ее, зевая. И услышала:
- Я с дежурства звоню, извини, если разбудила. Такая ночь была безумная, столько травм привезли. Как с ума все посходили. А уж с дружком твоим сердечным сколько работы было!
- С каким дружком?
- Да с Андреем этим, милиционером. Забыла что ль? Таблеток наглотался. Его счастье, что жена домой вернулась из аэропорта. Билет на самолет забыла, она с ребенком к тетке собралась лететь, поссорились они.
- Не может быть, сказала я, не в силах соединить лихого, неунывающего Андрюху с ледяным дыханием близкой смерти. – Он может, попугать ее просто решил?
- Ну, уж нет, - вздохнула приятельница. – Я в реанимации двадцать лет работаю. Так не пугают. Он такую дозу принял, чтоб уж наверняка. Да и не знал он, что она вернется. Мы его еле-еле из глубокой комы вытащили – ни пульса, ни давления. Думали, уйдет.
…Уже потом, спустя какое-то время, я узнала. Андрей в составе делегации лучших инспекторов ГАИ улетел в Америку на стажировку. Звонил оттуда Оксанке каждый день, просил дать трубку малышу и с упоением слушал через океанские просторы четкое «па-па!». У малого это было пока первое и единственное слово. На всю валюту накупил подарков для юной жены и сына. А прибыв в Москву, не поехал на поезде вместе с группой, а полетел на
самолете, не в силах ждать еще почти двое суток. Глубокой ночью он открыл дверь в квартиру своим ключом.
И…застал Оксанку в постели с молодым соседом.
- Ну, боюсь я спать одна! – почему-то все время кричала она, пока он пытался вытрясти из соперника душу. – Да отстань ты от него, мент поганый! Боюсь я одна спать, понимаешь?!
А потом случилось то, что случилось.
* * *
И вот теперь, когда мне говорят, что любви нет, а есть только секс или расчет, что все трезво и прагматично в нашем бессердечном нынешнем мире, я вспоминаю эту историю с тривиальным, как в плохом анекдоте концом. И говорю: «Не-ет. Есть она – злодейка, не изжита пока. Пробивается порой как зеленая травинка сквозь асфальт чугунной нашей действительности. Изнутри взрывая и разворачивая тяжелые, серые глыбы. И пока она есть на свете – любовь, мы все еще – люди.