Актриса, Нью-Йорк, 73 года
«Тельма и Луиза» — это просто прекрасное жаркое лето, в которое мне позволили быть дикой.
Так скучно быть Сьюзан. Сейчас вы ни за что не найдете Сьюзан, которой было бы меньше 35. Сейчас кругом Джессики. А те, кого когда-то назвали Сьюзан, меняют потихоньку свои имена на что-нибудь типа Сигурни. Но однажды на кинофестивале в Торонто ко мне подошла женщина с девочкой и сказала, что назвала дочь в мою честь. Подталкивает эту девочку ко мне, и я все жду, что она скажет: «Привет, я Сьюзан». Но тут мама говорит: «Познакомьтесь, это Сарандон».
Я училась в очень строгой католической школе, но никогда не была бунтарем — просто задавала много вопросов. В третьем классе нам сказали, что истинный брак может быть только по католическому обряду. Я спросила: «А как же поженились Иосиф и Мария, если Иисус еще не родился и никакой католической церкви не было?» Но они сказали, что во мне бушует первородный грех, и выставили в коридор. С чувством юмора дела там обстояли неважно.
В брак я не верю. Я верю в любовь и доверие — но я не верю в брак. Брак — это удел адвокатов, но никак не влюбленных. Мне не нравится это ощущение от брака — будто люди вступают в какую-то должность и отныне подчинены друг другу. Мне просто нравится просыпаться с тем человеком, которого я выбрала.
Мы прожили 23 года с Тимом (актером Тимом Роббинсом. — Esquire), что в голливудском исчислении, наверное, все 50. Но никакого секрета здесь нет — просто не нужно искать того, кто лучше. Потому что тот, кто лучше, всегда найдется.
Сердце — это просто еще один мускул в твоем теле.
Заниматься любовью — это как отбить бейсбольный мяч. Ты должна одновременно расслабиться и сконцентрироваться.
Неужели выбор стоит так: или ты начитанная недотрога, или страстная шлюха? Мне кажется, всегда есть способ совместить.
Мне отвратительна мысль, что в отношениях двух людей один должен целиком заполнять другого. Ты должен уметь вызвать улыбку, когда ей грустно; читать ей газету, когда она не понимает, что происходит в мире; ставить ей музыку, которую она не слышала; говорить ей, что она полна дерьма, если она полна дерьма; быть справедливым в споре; быть крутым в постели; говорить «пошло оно все к черту, давай съездим куда-нибудь». Но никто не должен заполнять собой другого человека.
Мне повезло: когда мощные галлюциногены стали доступны, я уже вышла из того возраста, чтобы ими интересоваться.
Я всегда была предельно откровенна в интервью. Сейчас, может, и соврала бы, но, кажется, уже поздно.
Чем старше я становлюсь, тем меньше думаю о том, как выгляжу, и больше о том, что делаю.
Я до сих пор остаюсь актрисой только потому, что не знаю, как бросить.
Продюсеры приглашают на роль тех мужчин, на которых хотят быть похожи, и тех женщин, которых хотят трахнуть.
Проблема большой груди заключается в том, что ее владелица, как правило, должна выбирать — большая грудь или мозги. Но моя грудь, к примеру, сильно переоценена.
Феминизм в итоге свелся к очередному разделению по половому признаку. Это отвратительно. Я не хочу относиться к кому-то лучше только потому, что передо мной женщина. Я не голосовала за Кондолизу Райс, и я ненавижу Маргарет Тэтчер.
Самая могущественная политическая партия в США — это те 50 процентов, которые не ходят на выборы.
Я преданная луддитка. Механизмы ломаются, как только я приближаюсь к ним. Я еле-еле научилась писать смс. Я не гуглю свое имя. Вы гуглите? Прекрасно. А я нет. Предпочитаю оставаться в маленьком комфортном неведении.
Я горжусь тем, что мои сыновья отлично готовят. Младший, например, печет потрясающий хлеб.
Вряд ли есть что-то, что интересует меня больше, чем семья. Дети способны заново перепридумать для тебя весь мир.
Мне неинтересны необычные люди. Мне интересен обычный человек, оказавшийся в необычной ситуации.
Нельзя излечить душу, не занимаясь телом.
Да, сердце — просто мускул. Но оно устроено как любой другой мускул: чем чаще используешь, тем больше он становится.