«Самое тяжелое – встреча со своими демонами, когда ты приходишь в ужас от того, каким монстром ты можешь быть», – признается Татьяна Костицина и подробно рассказывает о том, как у нее появился приемный сын, и почему дети не должны жить в детских домах.
— Когда вы задумались о том, что возьмете в семью ребенка?
— О приемном ребенке я начала всерьез думать три года назад, просто всегда хотела большую семью и несколько детей. У меня рос сын от первого брака, я была не замужем.
В определенный момент я решила, что можно взять ребенка без мужа, и не беда, что пока не получается построить личную жизнь и родить самой.
Я понимала: я молодая, здоровая, есть силы, есть желание – почему бы не помочь хотя бы одному ребенку?
Я утвердилась в этой мысли и не рассталась с ей даже тогда, когда познакомилась с Алексеем, моим будущим мужем.
— Долго искали ребенка?
— Я давно и подолгу сидела в базах, пересматривала анкеты по много раз. Я все боялась, что пропущу своего ребенка, но в какой-то момент поняла, что просто физически невозможно внимательно изучить десятки тысяч анкет, и чтобы не усложнять себе жизнь, решила начать со своего региона.
— Информацию о сыне нашли сами?
— Когда в июне 2019 я позвонила региональному оператору, чтобы записаться на прием, нам сразу предложили ребенка.
Пусть у всех детей-сирот будет дом!
Нашего мальчика мы нашли с первого звонка, на следующий же день после того, как получили заключение.
Его фотографию я нашла сама на местных сайтах, где буквально за пару дней до этого появилась новость о том, что ему ищут новую семью. Ребенок как ребенок, никаких особых эмоций он у меня не вызвал.
— Страхи были?
Перед первой встречей с моим будущим сыном я больше всего боялась, что у меня возникнет чувство непринятия и отторжения. Мальчик был в летнем санатории за 65 км от города. Я поехала на первую встречу одна. Было очень страшно.
Воспитатель пригласил ко мне Пашу, сказал, что я хочу с ним познакомиться. Мы сидели в комнате втроем (воспитатель чуть в стороне), я задавала вопросы про его любимые игры, принесла игрушки и лакомства.
Паша был очень скован, сидел смирно, руки держал на коленях. Я тоже чувствовала себя очень неуютно, хотелось заснуть и проснуться через полгода, когда все это будет уже позади.
Сын тогда совершено не походил на свою фотографию, которую я видела накануне встречи. Хотя ему было 6, он выглядел лет на 8. Малышом, которого хотелось потискать, он тоже не казался.
У Пашки были сопли, сиплый голос, короткая стрижка под машинку, грязные, обкусанные ногти. У меня совсем не екнуло, но в какой-то момент я почувствовала желание забрать его и привести в порядок.
То есть умом я приняла его сразу («я могу о тебе позаботиться»), а эмоционально (что «люблю, мой») – нет.
Я не почувствовала никакого отторжения, физического непринятия (чего я боялась) к ребенку, это был просто ребенок, обычный ребенок, я решила, что эта «точка ноль» – это очень хороший старт.
Дальше будет лучше, придут привязанность и любовь. На вторую встречу мы приехали через пару дней уже с мужем, а на третью уже взяли наших детей. Согласие подписали после третьей встречи и забрали Пашу домой через две недели после нее.
— Первые дни дома были сложными?
— Когда Паша оказался у нас, муж работал, старший кровный сын был в летнем лагере, и я осталась с ребенком одна. Первые три дня у меня была жуткая паника. Я, как маленький ребенок, хваталась за мужа и в шутку ныла, чтобы он побыл со мной и не ходил на работу.
Паша вел себя совершенно обыкновенно, а я чувствовала скованность, как в обществе незнакомого человека.
В ближайшие выходные мы забрали старшего ребенка домой из лагеря. В целом, все было нормально, никаких проблем в поведении, сын ходил за мной хвостиком, без конца «мамкал» и просился помогать во всех делах. Моя нервозность прошла через три дня.
Пусть у всех детей-сирот будет дом!
— Был момент, когда вы почувствовали, что вот, «адаптация началась»?
— Сейчас Паша с нами восемь месяцев. Не могу четко очертить границы адаптации. Конфликты, конечно, возникали и возникают.
Больше всего волновали такие проблемы:
- Пашка ломал и портил все вокруг (игрушки, книги, приборы, мебель). Не со злобы, а просто так. Крутил, крутил в руках, пока не ломал. И так много-много раз. Он устраивал жуткий бардак, роняя на пол все из рук и не поднимая.
- Он не умел взаимодействовать с другими детьми. Со старшим сыном (ему 11) их нельзя было оставить одних даже на 5 минут, потому что начинались драки. Такие же проблемы были и с детьми во дворе.
Пашка кусался, плевался, кидался камнями, песком и палками, старался спровоцировать ссору просто потому, что не умел попроситься в игру по-хорошему.
- Сын дразнил наших домашних питомцев (у нас 2 кошки и 2 собаки). Не бил, а именно дразнил, провоцируя шипения и лай. Слегка поддевал ногой, проходя мимо собаки, размахивал перед носом игрушкой, громко хлопал и прочее.
- Были трудности в навыках самообслуживания, личной гигиены. Очень грязно ел. Совершенно не чувствителен к физическому дискомфорту (например, не обращал внимания на то, что суп течет по подбородку, в сапогах куча песка или футболка надета задом наперед).
- Пашка совершено не стеснялся и не боялся чужих людей, мог заговорить с кем угодно и уйти куда угодно.
— Как вы их решали?
— Мы много разговаривали с ним и объясняли, почему так поступать нельзя.
В ответ на любой запрет или указание он задает вопрос «почему». Я видела, что он искренне не понимал, и нужно было терпеливо все объяснять.
— А что было особенно тяжело принять?
— Самое тяжелое – встреча со своими демонами, когда ты приходишь в ужас от того, каким монстром ты можешь быть.
Взрослая, подготовленная, компетентная, образованная, начитанная, с чистыми мотивами – однажды ты отдаешь себе отчет в том, что у тебя срывается голос от крика на ребенка.
Вот тогда понимаешь, насколько правы были те, кто об этом предупреждал. Приемный ребенок – это колоссальный тренажер для твоего личностного роста, и без него ты бы даже не узнал, какие проблемы в поведении, восприятии, реакции на мир есть у тебя самого.
— Чем спасались от своих демонов, от выгорания?
Преодолеть все это помогало только понимание, что и это пройдет. Я веду дневник, иногда просто полезно выговориться.
Пусть у всех детей-сирот будет дом!
Стараюсь не забывать о себе: мы с мужем стараемся выбраться из дома в кино, театр или просто погулять по городу хотя бы раз в неделю отдельно от детей. Я читаю рассказы многих приемных родителей, и чувство братства между нами очень помогает.
А еще очень помогает понимание результатов. Я занимаюсь с Пашей сама. Как бы ни было сложно в обучении Паши, вижу, что мы уже добились очень многого.
— Расскажите об успехах сына.
— Пашка почти без запинок читает большие сказки, хотя 8 месяцев назад в свои 6 он знал всего 3 буквы.
Считает до 100 и назад, решает простые примеры на сложение и вычитание. Он пишет тексты печатными буквами, а вначале не мог провести даже линию. А еще может узнать по значкам больше 30 марок автомобилей.
Мы смогли существенно сократить пробелы в знаниях и навыках, и я надеюсь, в сентябре уверенно пойдем в 1 класс.
— Почему, на ваш взгляд, дети не должны жить в детдомах?
— В детдомах жить нельзя, потому что это ненормально. Это против природы. У ребенка должен быть свой собственный близкий взрослый, а не воспитатель, который один на 20 человек.
Ребенок должен проходить все стадии развития в кругу этих людей, а не быть перебрасываемым из одного учреждения в другие по мере взросления.
Должен быть кто-то, кто знает, какую кашу ты любишь, а какую нет, а сейчас тебе холодно или больно.
Ребенок должен быть кому-то нужен и после 18 лет. Он должен видеть пример семьи для того, чтобы уметь ее создать самому. Ребенок без нормальной привязанности в детстве не может сам любить в будущем.
Чем бороться с преступностью, легче не допустить, чтобы ребенок вырос преступником. Чем бояться за детей, которые ходят одни в школу, что их кто-то встретит в подворотне, лучше не дать этому кому-то стать таким.
Мы же все хотим жить в цивилизованном обществе – так мы сами своими руками можем его создать. А сейчас общество все больше готово бороться с последствиями, чем задуматься о том, как это предотвратить.
Но я верю, что ситуация изменится, и она уже меняется, раз усыновителей и приемных родителей становится все больше.
Текст – Марин Глазкова для Фонда «Измени одну жизнь».
Все фото — из семейного архива Костициных.