(Этот канал посвящен детству. Мой тесть, Иван Андреевич Губарь, написал воспоминания о своем детстве в послевоенной белорусской деревне. Мне они настолько понравились, что я решил познакомить читателей с отрывками из этой книги).
Продолжаю рассказ о своей работе на целине в 1959 году. О проблемах на начальном этапе я рассказывал здесь, о моей работе на уборке хлеба можно прочитать здесь. Сегодня - о тех проблемах, которые я увидел в целинном совхозе.
Одних из главных неудобств во время пребывания на целине для меня было то, что никак не решался вопрос помывки в бане. В поселке баня отсутствовала и, как я понял, местные жители в ней особо не нуждались. Для нас же вопрос неожиданно актуализировался.
Кроме поварихи, нам выделили старика-сторожа для охраны вагончика и техники. На службу он являлся вечером, и всегда в не снимаемом, кажется, овчинном тулупе. Видимо, в нем он и принес нам новые заботы, в виде «формы-20» (по армейской классификации), то есть, попросту, наградил нас вшами. Причем самого сторожа наличие «формы 20» совершенно никак не беспокоило. Для нас же это стало новым испытанием. Спасала металлическая бочка и костер. Грели бочку воды, таскали ведрами в вагончик, приспособленный под баню, и там мылись, пока, по непонятным причинам, он не сгорел.
Вообще, вопрос гигиены был проблемным. Мы, пока было тепло, несмотря на холодную воду, купались в Ишиме. С наступлением холодов, как уже говорил, приспособились греть воду в бочке - ею мылись и стирали нательное белье. Замасленные комбинезоны стирали в бензине, вывешивали их на сутки просохнуть, и только потом одевали. Однако, после трагического случая, произошедшего в соседнем совхозе от бензина пришлось отказаться – тамошний рабочий недосушил комбинезон, и, закурив, в прямом смысле слова сгорел заживо. Перешли на мыло и воду.
Что поразило в Казахстане? Обилие техники и совершенно безответственное отношение к ней. На моих глазах в соседней загонке сгорел совершенно новый комбайн марки С-6.
Причина в том, что комбайнер, местный житель, в течение длительного времени не проверял уровень масла в двигателе. В результате был совершенно разбит блок двигателя и - пожар.
Дело было в темное время суток. Я в то время работал в соседней загонке. Увидев огромное пламя, мы с Гайсиным на тракторе поехали туда и услышали, что «шатун подал братскую руку». До сих пор не могу забыть, как горе-комбайнер искренне удивлялся, что, оказывается, нужно еще и масло в двигатель заливать.
Вспоминаю, как в результате гонок на скорость при транспортировке новых самоходных комбайнов с железнодорожной станции в совхоз порвали коробку передач. Характерно, что никто за эти и подобные дела не нес никакой ответственности. На этой почве возникло такое явление как «раскулачивание техники». Суть его состояла в том, что если у меня (независимо от причины) на комбайне что-то сломалось - я иду и снимаю со стоящей пока без хозяина техники нужную мне деталь. А дальше пошло-поехало, и через некоторое время от жертвы остаются только никому не нужные детали. Негласный лозунг «Целина все спишет» нанес большой материальный ущерб.
Второе - безобразное отношение к урожаю. Труд комбайнера оплачивался деньгами и зерном в зависимости от намолота зерна и количества скошенных гектаров. Причем предпочтение отдавалось гектарам. Поэтому были нередки случаи, когда при полном бункере и отсутствии транспорта зерно просто высыпалось на грунт. Собирать его в последующем никто и не собирался. Причем это не осуждалось администрацией совхоза. Они тоже отчитывались количеством убранных гектаров.
Воровство зерна было «поставлено на широкую ногу». Обычно это делалось так. В конце рабочего дня при полном бункере зерна тракторист заявляет, что его техника требует срочного ремонта, и уезжает. Автотранспорта тоже нет. А утром приходишь - зерна в бункере комбайна уже нет.
Более того, собранное зерно прямо из-под комбайна складировалось на открытых площадках в огромные бурты, где спустя некоторое время зерно начинало «гореть» - самовозгорание от ненадлежащего хранения. Когда начались холода, мы зарывались в эти бурты, чтобы погреться. В отдельных хозяйствах нерадивые руководители, чтобы скрыть следы преступного отношения к собранному урожаю, ночами, тайком, ссыпали перегоревшее зерно в Ишим. Спустя время все это стало известно в ЦК КПСС, и по результатам проверки был освобожден от должности Первый секретарь ЦК компартии Казахстана Н.И. Беляев.
В октябре буквально из-под снега мы убрали последние валки пшеницы. Трехмесячное пребывание в Казахстане закончилось. Теперь, спустя годы, считаю, что трудовую часть своей командировки и испытание на прочность мы выполнили успешно.
А вот о чем искренне жалею, так это о том, что не использовал повседневное общение с казахами для изучения их языка. Одного куплета песни «О кель жендерман, жакен кель..» и нескольких слов, которые я усвоил при общении с Карапой и другими казахами, согласитесь, явно недостаточно.
В общем, с сознанием выполненного долга, незначительной суммой денег, полученных на руки, и справкой, гарантирующей мне получение на элеваторе в г.п. Хойники трех тонн пшеницы, заработанной в Казахстане, я вернулся с целины домой.
Учитывая, сколько зерновых выдавали в нашем ордена Ленина колхозе имени Э. Тельмана на трудодень - в целом, получилось совсем не плохо. Петлеваной муки, полученной из этой пшеницы, нашей семье хватило года на три.
(Полный вариант книги Ивана Губаря "Однажды в детстве, после войны" можно прочесть здесь - https://author.today/work/61027)