На заре времен в Нифльхейме жили инеистые великаны, а в Муспелльхейме — огненные. Когда случился великий потоп, многие утонули. Но кое-кто нашел пристанище на одной из частей тела Имира, которая преобразилась в новый мир — новый дом великанов. Пришельцы назвали его Йотунхеймом. Говорят иногда, что он возник из спины и плеч Имира, ибо это — земля высоких горделивых гор и великих деревьев, подпирающих небо, земля огромных и свирепых зверей, рыщущих в темных лесах, и неистовых гроз, рассекающих небо молниями.
Выживших йотунов эта земля приняла радушно: они переженились между собой и произвели на свет множество новых великанов — горных, лесных и морских. Кто-то из них поселился высоко на склонах холодных северных гор, кто-то — в западных горах у океана, на островах, в восточных дождевых лесах или в южном полесье. А иные нашли себе убежище в самом странном месте Йотунхейма — на дальнем юге, где разросся необычный лес. Деревья там вырастали не такими высокими, как повсюду, но выносливее и крепче, и плоды их были диковинны. Сама земля источала магию; весь лес пропитался ею насквозь, и на все, что рождалось там, ложился ее отпечаток. Этины прозвали это место Ярнвидом — Железным Лесом и признали в нем священное сердце Йотунхейма, источник всей его магии. Оно порождало оборотней и прочих странных созданий, но сами уродства их почитались как священные: если какой-нибудь безобразный тролль заявлял, что в жилах его течет кровь Железного Леса, презрение и насмешка во взглядах окружающих сменялись благоговейным восторгом. Ибо кровь Железного Леса несла в себе могучую магию: из Ярнвида выходили провидцы и чародеи, через брачные узы привносившие свой великий дар в родословные других этинов.
Жители Железного Леса разделились на девять кланов, и каждый клан избрал себе вождя. За место Вождя над Вождями разразилась война, и многие погибли в сражениях, и земля стала красной от крови. Но вот, наконец, борьба свелась к поединку между двумя предводителями, каждый из которых поклялся победить другого и завеовать себе главенство над всеми девятью кланами.
Первый из двух соперников, Фарбаути, Жестоко Разящий, вождь клана Молнии, был высок, силен и широк в плечах, как гора, и изрыгал огонь, подобно своим предкам, огненным этинам. Второй была юная предводительница клана Волка, могущественная колдунья, которая вела свой род от знаменитой Вёльвы. Рослая и сильная, с волосами цвета засохшей крови, она могла видеть будущее и обладала пророческим даром. Ей открылось, что Вождем Вождей станет она, и теперь оставалось лишь воплотить это пророчество в жизнь.
Тем временем Фарбаути покинул Железный Лес. Через западные горы он вышел на берег океана и отправился в плавание между островами у побережья Йотунхейма, иные из которых так близки к границе миров, что даже с берега можно различить очертания дальней страны ванов. На одном из таких островов Фарбаути и повстречал прекрасную великаншу Лаувейю, Госпожу Лиственного Острова. Она была земной богиней, древней и величественной, как сама Йорд; она сияла, как серебро в лунном свете; и увидев ее однажды, Фарбаути больше не мог думать ни о чем, кроме нее.
Предания гласят, что он поразил ее молнией и от этого удара родился на свет их сын. Правда же в том, что его любовь и желание и впрямь сразили Лаувейю, словно молния, и дитя в ее чреве стало плодом этой любви. Но не прошло и трех месяцев, как дитя стало жечь ее изнутри, словно горящий факел, причиняя нестерпимую боль. Страшась за свою возлюбленную, Фарбаути предложил отвезти ее в Железный Лес, где были целители, знавшие толк в последствиях, связанных с кровью Ярнвида. Лаувейя согласилась, как ни горько ей было расставаться со своим лиственным островом: она понимала, что их сын должен будет заявить о своем праве на предводительство кланом, если Фарбаути погибнет в битве за звание Вождя Вождей. На окраине Железного Леса Фарбаути построил ей каменный дом и бдительно охранял его, опасаясь коварства хозяйки волков.
И он оказался прав, потому что хозяйка волков вскоре узнала, что Лаувейя ждет ребенка. На нее вновь снизошел пророческий дар, и в смутном видении ей открылось, что рано или поздно сын Фарбаути сможет ее одолеть. И она созвала своих братьев и сестер, и, обернувшись волками, они устремились к дому, где Лаувейя лежала, стеная от боли, ибо срок ее был уже близок. В жестоком поединке сошлись Фарбаути и хозяйка волков. Множество шрамов осталось у них обоих на память об этой битве, но нападавшие отвлеклись, и Лаувейе удалось выбраться из дома незаметно. Она бежала прочь — так быстро, как только могла бежать женщина на сносях. Она покинула Железный Лес, но волки-великаны уже пустились в погоню, взяв ее след. Спасаясь от них, Лаувейя устремилась к границе миров, но волки пошли за ней по пятам и на землях Мидгарда, и от воя их кровь стыла в жилах смертных. Лаувейя промчалась через Мюрквид, Темный Лес, так быстро, что охотники из обитавших там свирепых племен ее не настигли, — но волки не отставали. И вот беглянка огляделась по сторонам, и увидела, что деревья вокруг черны и обуглены, а впереди простерлась выжженная пустошь Муспелльхейма. И она поняла, что это огонь, пылавший в ее утробе, привел ее сюда — в землю огня.
Только ступила она в пределы Муспелльхейма, как навстречу ей вышел Сурт со своими воинами и грозно спросил:
— Что тебе здесь понадобилось, островитянка?
— Дай мне убежище! — задыхаясь, взмолилась она. — Во имя отца моего ребенка, во имя Фарбаути, потомка твоих сыновей! Ибо враги его идут за мной по пятам, а этому ребенку уже не терпится выйти в мир.
— Чем ты заплатишь мне, женщина с островов, если я дам тебе пристанище и буду укрывать от всех опасностей, пока они тебя не минуют? — спросил Сурт. — Что ты мне дашь в обмен на мою защиту?
Лаувейя протянула руки: пусть видит, что при ней нет ничего, кроме одной лишь сорочки, в которой она второпях бежала из дома.
— Я пришла к тебе с пустыми руками, господин мой Сурт, и мне нечего дать. Чего же ты от меня хочешь?
— С пустыми руками, да с полным брюхом, — проворчал Сурт. — Отдай мне сокровище, которое носишь под сердцем! Дозволь мне стать этому ребенку восприемником и вторым отцом, и можете оставаться в моем доме, сколько пожелаете.
Лаувейя задумалась: она не хотела предать Фарбаути. Но тут издалека донесся волчий вой, а огонь во чреве у нее разгорелся так, что она уже не смогла бы ступить и шагу, — и беглянка сдалась. Слуги Сурта отнесли ее во дворец своего господина, а волки остались ни с чем: еще много дней кряду они стояли у рубежей Муспелльхейма, оглашая окрестности злобным воем, но нарушить границу так и не посмели, ибо Сурт в своем королевстве был слишком силен, и сама земля восстала бы против незваных гостей и сожгла бы их дотла. Так Лаувейя и ее дитя были спасены.
А чертог Сурта, надобно вам знать, высечен весь из цельного черного камня, блестящего и гладкого, как стекло, и во дворце том — превеликое множество очагов, таких огромных, что в них целиком можно зажарить быка, и останется еще место, чтобы поворачивать вертел. И Лаувейя вошла в самый большой из этих очагов и легла прямо на угли, подняла юбки и раздвинула бедра, и показалось из ее утробы не дитя как дитя, а факел, горящий огнем. Сурт взял железные клещи и вынул факел из лона роженицы, и тот обернулся мальчиком с волосами цвета огня. Вот так и родился на свет сын Лаувейи.
Лаувейя послала к мужу гонцов — передать ему, что родился сын и она хочет вернуться обратно. Но Фарбаути все еще воевал и боялся за жену и ребенка: пусть уж лучше остаются у Сурта, пока не минует опасность. Однако годы шли, а опасность в глазах Фарбаути по-прежнему была велика, и сколько ни молила его Лаувейя забрать домой ее и ребенка, тоска по родным не могла пересилить в нем страх. И пылало сердце Лаувейи: сперва от любви, не находившей утоления, после — от досады, и, наконец, от обиды и гнева.
Между тем Сурт Черный растил ее сына, как родного, и открывал ему тайны огня и огненной крови, что текла в его жилах.
Так прошло тринадцать лет, и сын Лаувейи превратился из ребенка в юношу. Наконец, прибыли гонцы от Фарбаути и принесли долгожданную весть: война окончилась. Хозяйка волков победила. Фарбаути пошел на мировую, убедившись, что она и впрямь сильнее; и ее избрали Ведуньей, Мудрой Женщиной и главой над вождями всех Девяти кланов. Но за свой отказ от верховной власти Фарбаути взял с победительницы клятву не причинять вреда его жене и сыну. И вот Лаувейя стала собираться в обратный путь, но прежде чем проститься с ними, Сурт призвал пророчицу из числа своих подданных, чтобы та предсказала сыну Лаувейи его судьбу.
Пророчица окинула взором юношу с волосами цвета пламени и заглянула на самое дно его зорких зеленых глаз. И вырвался из ее груди громкий вздох:
— Не будет у тебя иного дома, странник, кроме дороги, и дорога та будет трудна, но каждая пядь ее будет тебе как дом. И будешь ты свободнее всех на свете, но сам выберешь так, что примешь оковы. И будут тебя любить всей душой и ненавидеть до смерти, но мало кто сможет понять, кто ты таков. Прославится имя твое вне Девяти миров, да так, что во всех Девяти мирах только двое найдутся, которым уступишь ты в славе, и первый из них будет твой кровный брат, вторая же — плод твоих чресел.
И с этим пророчеством Лаувейя и сын ее покинули Муспелльхейм и вернулись, наконец, в Железный Лес, где ждал их Фарбаути. Устремился он им навстречу и хотел было заключить жену в объятия, но та воскликнула в гневе:
— Ты не дал мне разделить с тобой опасность, а в безопасности меня принимаешь, но я говорю тебе: это не любовь! Ибо лучше мне было умереть с тобою бок о бок, чем томиться вдали от тебя. И потому не стану я жить здесь с тобою, а уйду в горы, что высятся над вашим лесом, и построю себе дом, и буду жить там. Можешь навещать меня, когда пожелаешь, но жить с тобой я не стану.
Заплакал Фарбаути, но и слезы его не тронули сердце Лаувейи: она стояла на своем твердо, как сама земля.
Тогда обратился Фарбаути к сыну и спросил:
— Пойдешь ли ты со своей матерью или останешься здесь со мной, со своим отцом?
Долго молчал сын Лауйвеи, так долго, что подивился бы любой, кто знал, как он скор на язык.
— Ты отец мне по крови, — промолвил он наконец, — но где же ты был, когда я так нуждался в тебе? Не ты был со мной тогда, а Сурт Черный. Кто же из двух важнее: отец, давший мне кровь, или отец, подаривший мне свое время? Выбрать я не могу, и даже пытаться не стану. Поэтому слушай меня, Вождь Клана Молнии: я буду жить здесь, с тобой, пока не стану мужчиной, но отныне и впредь все будут знать меня лишь как Сына Лаувейи.
И Фарбаути принял его решение, хоть и с тяжелым сердцем. А Лаувейя спросила:
— Приведешь ли ты нашего сына на совет кланов? Представишь ли его Девяти Вождям?
Но Фарбаути не желал идти туда, где теперь правила Волчица, и не желал, чтобы сын его предстал перед ней, и не только гордыня была причиной тому, но и страх: что если та преступит клятву и убьет его сына? Лаувейя же рассмеялась:
— Судьбу нашего сына уже предрекли, и не суждено ему погибнуть до срока. Я сама пойду к хозяйке волков и потребую для нашего сына законную долю.
И созвали совет, и Лаувейя привела сына представить его вождям, а Фарбаути смотрел из-за деревьев, чтобы не случилось обмана. Тяжко стало на сердце у госпожи волков, когда узнала она, что за юноша должен предстать перед советом, ибо вспомнился ей тот давний сон, предвещавший, что однажды она уступит сыну Фарбаути. И вопреки данному слову задумала она убить молодого пришельца: взяла нож и спрятала его в юбках, хоть и знала, что недоброе это дело. Но вот Лаувейя с сыном встали на поляне перед советом, и сквозь огонь, пылавший на поляне, взглянула хозяйка волков на юношу с волосами как пламя, и во взоре зеленых его очей и в изломе его улыбки вновь открылось ей то виденье, и на сей раз яснее. Увидела она, что недалек тот день, когда возмужает сын Лаувейи, и придет к ней, и впрямь ее покорит, но победа его будет победой Любви. Она примет его в мужья, и родит от него детей, и будет он для нее самым любимым и самым желанным из всех мужчин, но порой — ненавистным. И узнала она, что в нем — ее величайшая радость и ее величайшая скорбь; из-за него она примет смерть, но любовью его опять возродится к жизни. И открылось ей то, что уже предрекла пророчица из Муспелльхейма: что не будет он знать покоя, и будут его любить, и будут его ненавидеть, и обретет он славу, и заслужит позор. Тут-то и заплакала бы хозяйка волков, да не позволила гордость; тут-то и прокляла бы норн, сыгравших с ней злую шутку, да знала она, что таков ее вирд и что орлог ее велит принять этот путь. Нож выпал из ее окаменевших пальцев и вонзился в землю; никто его не заметил.
И Ангрбода сделала то единственное, что ей только и оставалось. Она выступила вперед и приветствовала пришельца, как подобало Ведунье Железного Леса:
— Здравствуй, сын Лаувейи, дитя из рода Фарбаути! Девять кланов Железного Леса и священное сердце Йотунхейма приветствуют тебя. Добро пожаловать! Мы — твоя семья, и покуда ты будешь жить среди нас, мы будем тебя защищать и помогать тебе. И пусть никто из тех, кто слышал меня сейчас, не скажет иначе!
И хозяйка волков запрокинула голову и завыла; и такая скорбь была в этом вое, что все удивились, но тоже завыли вместе с нею; и под этот великий вой Локи вступил на путь своей жизни.