Марк Шлямович:
Никогда не забыть того августовского дня, когда я узнал, что Виктор Цой погиб… Как молнией шарахнуло, внутри все сжалось, помню озноб и какой-то внутренний ужас. Не помню, откуда я об этом узнал, может быть по радио сказали... Да, да, «Маяк» передал. Я в это время гостил в Вильнюсе, у родителей. Рванулся к телефону, набрал Марьяну, услышал ее убитый голос на том конце провода, и ничего не смог сказать. Я положил трубку...
А несколько перед этим в одном литовском журнале я наткнулся на упоминание о том, что в Литве, а может быть и вообще в Советском союзе, открылась первая независимая радиостанция, вещающая на короткой волне. И ее координаты и название - «М1». Я позвонил по указанному там телефону. Трубку поднял основатель радиостанции, на тот момент 1 из 2 ее работников (в будущем, медиамагнат Литвы №1, который потом разбился во время полета на своем спортивном самолете) Хубертас Грушнис. Я ему представился и сказал: можно ли в эфире почтить память Виктора Цоя. Тот говорит – пожалуйста. Приходите и делайте передачу в 6 вечера, в прямом эфире.
У меня была кассета, на которой на обеих сторонах были записаны песни «КИНО», мои любимые. В 17:50 я уже был в Доме печати, где в 2-ух комнатках располагалась радиостанция «М1». В одной комнате стоял пульт вещания, за которым работал славный парень, который очень мне помог. Потом мы сдружились (он стал менеджером интересной и достаточно популярной инди-рок-группы «Bix») - Роландас Пуолис. В другой комнате, за одиноким столом на единственном стуле сидел директор-основатель Хубертас Грушнис. Кстати, именно в «директорской» комнате стоял телефон, в студии его не было.
Наверное, в моих глазах, моих словах, моем поведении было что-то, что заставило этих людей слепо довериться мне, предоставить прямой эфир, осознать, что передачу про Виктора Цоя сделать просто необходимо.
И мы ее сделали! Кассету мы прокрутили подряд раза три. Звучали все любимые народом Витины хиты, а в перерывах между песнями я, нет, я не рассказывал о группе, а просто скорбил вслух от всей души. За окном уже было темно, а в комнате происходили необыкновенные вещи: только 2 - Роландас и я, а казалось, что вокруг нас миллионы людей, душ, и все по светлому, скорбят вместе с нами.
Через час-потора дверь в студию открылась и в комнату влетел с раскрасневшимся лицом Хубертас Грушнис и возбужденно стал рассказывать, что телефон в его кабинете раскалился до красна, десятки, а может уже сотни звонков, люди звонят, звонят, звонят и горячо благодарят за этот эфир. А другой человек, Гедрюс Масальскис, передал мне письмо, которое пришло на адрес радиостанции. Писала какая-та девушка под впечатлением той нашей с Роландасом единственной передачи памяти Виктора Цоя.
Я процитирую несколько ее предложений: «Спасибо огромное за передачу о Викторе Цое. Русский язык – это язык наших врагов и только песни «КИНО» помогли мне понять, что не все русские плохие, есть и те, кто близок и понятен нам»...
Такого в моей жизни не было. После передачи Грушнис обнял меня, тряс руку и сказал: «Если когда-нибудь в жизни мне нужна будет его поддержка, чтобы я обращался, двери радиостанции всегда будут для меня открыты». Но вышло несколько иначе.
Через лет так 6-7 я вернулся из Эстонии в Литву домой, наполненный грандиозными планами, с кучей магнитоальбомов преимущественно питерских музыкантов, и тотчас позвонил в «М1» с просьбой позвать к телефону Хубертаса Грушниса. А «М1» к тому времени выросла в самую мощную радиостанцию Литвы, богатую, и, конечно, ставшую, жестко «форматной». Несколько дней секретарша никак не соединяла по каким-то непонятным мне причинам с Хубертасом. Помня его слова: «Марк! Я всегда к твоим услугам!» я просил передать: «Это Марк, Марк Шлямович ему звонит»...
Наконец я услышал в трубке знакомый, чуть глуховатый голос. «Хубертас, привет! Это Марк Шлямович! Помнишь ту нашу передачу, после которой ты сказал, что когда я вернусь в Литву, чтобы я тебе позвонил?!». Холодный глуховатый голос ответил: «Вы хотите сказать, что мы с вами знакомы?». Я коротко извинился и положил трубку...
Но вернусь к передаче, вернее к тому, что было после нее. Выйдя на улицу, я почувствовал какое-то облегчение, какую-то, не побоюсь это сказать, смутную радость. Мне показалось, что горе, которое мы все безутешно испытывали не станет конечной точкой, за которой «КИНОистория» закончится. Было ощущение чего-то такого, что обязательно случится в будущем. Ощущение не смерти, а жизни, развития...
Письмо, полученное Марком Шлямовичем от поклонников «КИНО» осенью 1990 года.
Здравствуйте, Мы не хотим обращаться к каким-то определенным людям, хотя это письмо в большей мере направленно к самым близким людям Виктора Цоя. Русский язык не наш родной. Он всегда был языком врагов Литвы, но это не значит, что мы молодые люди, должны его ненавидеть. Через этот язык мы познали Булгакова и Достоевского мы услышали и поняли «Аквариум», и конечно, Виктора Цоя. Мы сразу приняли его как своего, как человека, который говорил фантастические, просто потрясающие вещи простыми словами. Нам не нужны гордые, самолюбивые и храбрые герои. Нам был нужен простой парень и мы его имели. Он был словно наш щит, наше оружие оберегаться от лживого мира взрослых. Мы не будем писать имя Виктора Цоя на стенах, не будем покупать новых, бесчисленных плакатов и значков, не будем играть и слушать музыку «КИНО» на весь квартал, ибо все что унесла собой смерть – для нас свято.Мы будем молчат, пока стихнет боль, и призываем к этому всех. Все что дорого должно остаться чистым. Мы уверены что потом, когда пройдет время, когда мы тихо запустим кассету и тихо взглянем на вырезку и газеты с его фотографией, тогда мы найдем нового, вечного Виктора Цоя. Так давайте, ребята, беречь песни «КИНО» и голос Виктора, чтобы не украли маленькие людишки и не разбросали бы по частям. Пусть эти песни будут солнцем на бережных руках королей как на картинах литовского художника М.К. Чюрлёниса. Пусть лучи этого солнца обогреют нас и тогда растают тучи вокруг нас.
Хотя в этом письме мы выражаем мнение нескольких ребят, но нас много, только мы не любим говорить о боли громко.Силы Вам, крепости и любви. Большой поклон перед памятью Виктора Цоя и болью его близких. С уважением - ребята из Вильнюса.
(6 подписей)