Война, которая обрушилась на СССР с первыми лучами солнца 22 июня 1941 года, застала войска в состоянии развертывания, неотмобилизованными. Но на всем протяжении советско-германского фронта был участок, где события, пожалуй, начали разворачиваться по наихудшему из возможных сценариев. Это была Брестская крепость. Около 12 часов ночи 21 июня командующий 4-ой армией Коробков А.А. и его начальник штаба Сандалов Л.М., а позднее и другие высшие офицеры армии были вызваны в штаб, от командования округа пришел приказ «всем быть наготове». Уже тогда Коробков под личную ответственность отправляет во все свои подразделения опечатанные «красные пакеты», которые содержали инструкции по плану прикрытия границы.
Вслед за этим последовала задержка, которая стала роковой. Около 2 часов ночи пропала проводная связь штаба армии с Минском и своими частями, восстановить ее смогли к 3:30 утра. Связисты обнаружили разрывы в Запрудах и Жабинке. Схожая ситуация была и в 10-й армии. В полночь в штаб был вызван командарм 10, который ждал у аппарата ВЧ дальнейших указаний и в период между 2:00 и 2:30 приказ пришел и был вовремя принят штабом армии. Командующий округом Д.Г. Павлов приказывал поднять части по «красному пакету», предупредив, что дальнейшие подробные указания последуют позже. Соединения армии поднимались по тревоге и начинали действовать по утвержденному ранее плану прикрытия. Но в 4-й армии, события сразу пошли не так, как у соседей…
После восстановления связи в 3:30 утра, Коробков получил по телеграфу (БОДО) переданный открытым текстом приказ о приведении войск в боевую готовность. Таким образом, находящаяся в худшем относительно своих соседей положении 4-я армия, войска который были частично заперты в мышеловке Брестской крепости, получила приказ из округа на час позже. В первую очередь Павлов требовал, бесшумного вывода из Брестской крепости соединений 42-й стрелковой дивизии и приведения в боевую готовность 14-го мехкорпуса, авиацию разрешалось перенаправить на полевые аэродромы. Но на все это уже не было времени. До 3:45 Коробков успел лично по телефону отдать два приказа: начштабу 42-й стрелковой дивизии поднять часть по тревоге и вывести из крепости в место сбора; командующему 14-го мехкорпусом о приведение его в боевую готовность.
Естественно, вывести дивизию из крепости не удалось, чтобы вывести всю часть требовалось около 3 часов, на самом же деле после получения приказа у дивизии не осталось и 5 минут. Как только начальник штаба 42-й дивизии майор Щербаков В.Л. собрал у себя командиров частей для передачи поступивших распоряжений, как из-за границы открыла огонь артиллерия немецкого XII корпуса. В это время связь после рокового часового перерыва уже работала устойчиво и теперь использовалась лишь для передачи плохих новостей. Где-то в 4:20 Щербаков докладывал в штаб армии о том, что немцы начали сильный артиллерийский обстрел Бреста. Отлично знавшие крепость штабные офицеры понимали, что мышеловка захлопнулась. В 14-м механизированном корпусе передать в части приказ до начала артиллерийской подготовки также не успели.
Немного сгладить ситуацию смогло лишь то, что перед войной из крепости были выедены на учения 10 из 18 батальонов 6-й и 42-й стрелковых дивизий. К началу артиллерийского обстрела в крепости оставались следующие части: 125-й стрелковый полк без 1-го батальона и саперной роты, 84-й стрелковый полк без 2-х батальонов, 333-й стрелковый полк без 1-го батальона и стрелковой роты, 75-й отдельный разведывательный батальон, 98-ой отдельный дивизион ПТО, 131 артиллерийский полк, штабная батарея, 31-й автомобильный батальон, 37-й отдельный батальон связи и ряд других соединений 6-й стрелковой дивизии; 455-й стрелковый полк без 1-го батальона и саперной роты (один батальон был в форту в 4 км. северо-западнее Бреста), 44-й стрелковый полк без 2-х батальонов (находились в форте в 2 км. южнее крепости) 158-й автомобильный батальон и тыловые подразделения 42-й дивизии. Помимо этого в крепости размещался штаб 33 окружного инженерного полка, ½ окружного военного госпиталя на острове Госпитальном, пограничная застава и отдельный 132 батальон НКВД. Всего в крепости оказалось около 9000 военнослужащих.
Необычность начавшейся на Восточном фронте войне придавала звенящая тишина, если этот термин можно отнести к боевым действиям. Однако для опытных ушей это была именно тишина. Наступающие немецкие войска на большинстве направления встречали лишь залпы из стрелкового оружия. Это уже потом ужасный грохот советской артиллерии и вой «сталинских органов» станет непременным атрибутом боев на этом фронте, но вот этот первый день войны был необычайно тихим.
Донесения 4-й немецкой армии докладывали: «Полоса пограничных укреплений не занята, действие вражеской артиллерии крайне слабое, как и действие бомбардировочной авиации». Данные сообщения звучат рефреном во всех донесениях немецких частей от 22 июня. Удивленные немцы пробовали делать выводы из сложившихся обстоятельств. Журнал боевых действий VII армейского корпуса содержал следующую запись: «Вражеская артиллерия почти не участвует в боях, демонстрируя, что дивизии врага имеют большую глубину и ширину построения». Причины этого были вполне очевидны – упреждение войск Красной армии в развертывании. У самой границы находились лишь отдельные подразделения частей прикрытия и саперы, возводившие укрепления «линии Молотова». В первые часы войны в лучшем случае в бой успевала вступить дивизионная артиллерия, подходящих к границе стрелковых дивизий. Тяжелая артиллерия из состава корпусных артполков и артполков РГК пока молчала.
Молчание русской артиллерии в этот день отметил даже фельдмаршал фон Бок. В своем дневнике он записал: «Удивительно, что нигде не заметно сколь-нибудь значительной работы артиллерии противника, сильный артиллерийский огонь отмечается лишь северо-западе города Гродно, в полосе наступления VIII армейский корпуса».
Между тем с немецкой стороны артиллерия грохотала во всю мощь. Так для обстрела Брестской крепости немцы подготовили одно из самых мощных орудий того времени – самоходные мортиры «Карл» (калибр 600 мм.). К началу войны в Германии было две батареи «Карлов», которые были объединены в 883-й тяжелый артдивизион. Их планировали использовать при штурме советских приграничных укреплений. Одна батарея (2 орудия) отправилась в группу армий «Юг», вторая в 4-ю армию группы армий «Центр». Орудия привезли к границе за 2 дня до начала войны, их разгрузку прикрывали от наблюдения с советской территории специальными маскировочными масками. В ночь с 21 на 22 июня они были выдвинуты на боевые позиции. Правда на двоих два этих монстра выпустили лишь 7 снарядов, мортира №3 – четыре, мортира №4 – три, после этого у обеих случились проблемы с застреванием снарядов в стволе, и на день им пришлось замолчать. Когда немцы осматривали захваченную крепость, они обнаружили следы попадания «Карлов». Воронки от них достигали диаметра 15 м. при глубине в 5 м., даже в достаточно плотном грунте. Столб дыма и пыли поднимался при взрыве на высоту около 170 м. и, по отзывам самих немцев, оказывал «большой психологический эффект». Эти мортиры могли проламывать прочные 2-х метровые стены казематов, против которых были неэффективны 210-мм снаряды. Помимо этих монстров в расположении штурмующих крепость войск были обычнее гаубицы калибра 150 и 210 мм., а также реактивные минометы «небельверфер» (вплоть до 280 мм.), за свою высокую огневую мощь они получили название Stuka zu fuss (пикирующий бомбардировщик пешком).
В небольшом боевом отчете о боевых действиях 6-й дивизии первый удар немецкой артиллерии был описан следующим образом: «около 4 часов утра 22 июня немцы открыли ураганный огонь по казармам, выходам из них в центральной части крепости, по входным воротам и мостам, домам командного состава. Артиллерийский огонь внес панику и замешательство, особенно в рядах красноармейского состава. Командный состав, частично был уничтожен в своих квартирах. Уцелевшие командиры не могли попасть в казармы из-за сильного заградительного огня, который противник поставил у входных ворот и в центральной части цитадели. Вследствие этого красноармейцы и младшие командиры фактически без управления, некоторые без одежды, группами и по одному выбирались из крепости, преодолевали обводные каналы и реку Мухавец под артиллерийским, пулеметным и минометным огнем противника. Учесть потери не было никакой возможности, так как подразделения двух стрелковых дивизий перемешались между собой, а попасть на сборное место они уже не могли, с 6 часов утра оно находилось под плотным артиллерийским огнем.
Но снаряды валились не только на казармы. Под огнем находились все выходы из крепости. Все простреливалось таким сильным огнем, что 98-й отдельный дивизион ПТО при попытке вырваться из мышеловки был почти полностью уничтожен. В итоге часть бойцов и командиров двух советских дивизий осталась в крепости не потому, что они должны были оборонять цитадель (по плану на оборону должен был выделяться лишь один батальон), а потому что не смогли выйти из огненного мешка.
Под огнем противника все, что находилось вне защиты крепостных стен, было сметено огнем. Была уничтожена почти вся артиллерия, стоявшая в открытых парках, рядом с орудиями у коновязей находились лошади, почти все они были перебиты в первые часы войны. Автотранспорт двух дивизий, находившийся в объединенных открытых автопарках пылал. Все, что произошло в Брестской крепости дальше, известно каждому школьнику. Солдаты и офицеры красной армии были вынуждены принять бой там, где они оказались к началу войны, для многих из них Брестская крепость стала могилой. Ценой своих жизней они на долгое время сковали немецкую 45-ю пехотную дивизию, которая также понесла тяжелые потери и не смогла принять участие в сражении на окружение под Волковыском.
