Аннотация позиционирует эту книгу как исторический детектив. И речь в книге, действительно, идет о расследовании очень жестокого преступления. Так же аннотация называет эту книгу невероятно красивой, вот только «красивая» это неправильное прилагательное. Скорее здесь подойдет слово «живописный». Хотя это весьма страшная живопись. Потому что как по мне, жестокость преступления, описанного в книге, меркнет по сравнению с ужасом каждодневного существования людей. А этому ужасу здесь уделено очень много места.
В этой книге присутствуют крайне нелицеприятные и неаппетитные детали. Но эти проявления отвратительного здесь не самоцель. Это часть быта людей, живших в то время, и, разумеется, не только в Швеции. Читать про это неприятно, но без этих деталей, повествование, как мне кажется потеряло бы убедительность. Антисанитария, зачаточная медицина, ужасающие условия жизни тех, кому не посчастливилось родиться среди «низов».
Непосредственно детектива здесь не так уж много. Есть изувеченное тело, выловленное в одном из водоемов Стокгольма. Есть те, кто пытается расследовать это преступление, причем к полиции как таковой они не имеют прямого отношения. Рекрутированный следователь, медленно умирающий от чахотки и уже переживший отпущенный докторами срок, и однорукий ветеран войны, манкирующий своими обязанностями пальта (аналог полиции нравов, но со скидкой на время). А потом повествование переключается.
Сначала на письма юноши, имеющего отношение к расследуемому преступлению. Потом на девушку, отношения к преступлению не имеющую. И её роль в расследовании настолько мала, что без неё вполне можно было бы обойтись. Но именно этот персонаж позволил автору показать ещё одну грань беспросветности существования подавляющего большинства людей в то время.
А как же расследование? Его доведут до конца. Правда злодей вышел каким-то неубедительным, как по мне. Или просто не смотря на всю отвратительность совершенного преступления, оно все равно меркнет перед обыденностью тех времен.
Ну а в общем и целом – книга отличная. Вот только вряд ли я вернусь к ней ещё раз. Очень уж не хочется ещё раз погрузиться в беспросветность и размышления о том, как мало мы изменились за двести лет. Разве что тела казненных больше не растаскиваем на амулеты.