Гена Трахтенберг был обласкан небесами. С раннего детства ему всегда и во всем сопутствовала удача. Он родился в хорошей, но не совсем обычной семье. Его будущие родители познакомились в коровнике...
Молодого преподавателя Белорусской Государственной консерватории имени Луначарского Моисея Трахтенберга отправили на уборку картофеля в подшефный колхоз. Ему, большому специалисту в области научного коммунизма, и группе первокурсников предстояло в течение месяца обеспечивать выполнение показателей по сбору урожая. Моисей не любил копаться в земле, но у него очень хорошо получалось руководить людьми, побуждая их к действию цитатами из работ В. И. Ленина.
Моисей никогда до этого не был в деревне, и тяга к знаниям привела его ранним утром в коровник. Там он в первый раз и увидел её - русскую красавицу Прасковью. Молоденькую доярку - гордость колхоза, победительницу социалистических соревнований по надою молока. Прасковья была точной копией колхозницы из известной скульптуры Мухиной. Моисей подошел к ней и облизнулся, точь-в-точь как кот, увидевший сметану. Он ни разу не встречал такой необычной, чистой, нежной красоты.
Хотелось что-нибудь сказать, но ораторский дар куда-то пропал, только идиотская улыбка застыла на лице. Прасковья тоже была в замешательстве. Во-первых, во время дойки в коровник вошел посторонний и без халата, а во-вторых, посторонний был как инопланетянин. Длинный, худой, с черными курчавыми волосами и с огромным орлиным носом. Не такой, как деревенские мужики, какой-то необычный. "Ты кто? Космонавт?" - спросила она. "Нет, я Моисей", - ответил инопланетянин. "Ну и ну, - подумала Прасковья. – Имя-то не наше, ни Алесь, ни Захар, ни Кастусь, а какой-то Моисей". И тут в её голове промелькнула мысль: "Вот бы родить от такого…
Маленького курчавого инопланетянина и улететь с ним куда подальше от ненавистных коров". И тут Моисея прорвало. Он говорил много и убедительно. Говорил про все! Про Маркса и книгу "Капитал", про демократический социализм, про контроль над средствами производства. Он обратил внимание Прасковьи на необходимость концепции плюрализма и немедленном увеличении общественного сектора в экономике страны.
Прасковья была покорена и, не понимая ни одного из услышанных слов, искренне заливалась звонким смехом, уже решив для себя, что рожать она будет только от него. Мощные звуки заведенных тракторов вернули их в реальность. Договорившись встретиться в одиннадцать вечера на берегу реки у старого шалаша, разбежались по рабочим местам.
Моисей серьезно готовился к этому свиданию. Теперь он понял, что хорошо, что он послушался маму и взял с собой костюм, в котором он читал лекции. Мама просто умоляла его: "Возьми, возьми! А вдруг тебя попросят провести политинформацию, а ты будешь как босяк в телогрейке".
Да, мама была права. Нарядившись, Моисей начал продумывать дальнейшее развитие событий. "Сегодня никаких действий, только разговоры. На следующем свидании надо попробовать поцеловать. И в таком ритме неделю. Потом если получиться пригласить к себе на ночь. Ну а потом забрать с собой в Минск и познакомить с родителями". Ровно в одиннадцать он был у шалаша. Цветы нарвал по дороге и сейчас нервно их теребил. Прасковья, соблюдая деревенские правила, пришла на полчаса позже. "Давай ты будешь называть меня Прося, а я тебя Мотей?"- спросила она. "Конечно", - согласился Моисей.
Такие доверительные отношения входили в его планы. Что и как произошло дальше, он не понял. Но цветы отлетели в сторону, а Прасковья, обхватив его шею руками, повалила в шалаш. Моисей успел заметить, что в шалаше было устроено лежбище из сена и белого постельного белья. "Подготовилась", - подумал он и сорвал с себя галстук.
Очнулся он ранним утром от пения птиц.
Месяц пролетел незаметно. Прасковья собрала свои пожитки, сложила их в простынь и, попрощавшись с односельчанами, поехала с Моисеем в город.
Родители Моти обедали, когда в дверь позвонили. На пороге стоял их сын с узлом в руке, а рядом молодая русская девушка. "Познакомитесь! Это Прасковья, - сказал Моисей и почти шепотом добавил: - Она будет жить у нас". Кусок курицы застрял у папы во рту, мама тихо опустилась на табуретку. "Прекрасно", - сказала она с лицом человека проглотившего живую жабу. "Присаживайтесь", - сказал папа, вытаскивая кусок изо рта. В это время мама выталкивала Моисея в дальнюю комнату.
Разговор был серьезный. В ход шли все доводы, доказывающие невозможность женитьбы сына на русской девушке. Поняв, что всё бесполезно, мама привела последний аргумент, наивно полагая решить проблему. "Ты хочешь испортить жизнь девушке? - зловеще шипела мама. - Ты представь себе, как звучит Прасковья Трахтенберг? А дети, например, Иван Моисеевич или Пелагея Моисеевна! Ты с ума сошел". "Мама, - сказал Мотя, - Прасковья будет жить с нами". Впервые мама поняла, что спорить с сыном бесполезно. А про себя подумала: "Вот и пришла беда в дом, вот оно, еврейское счастье".
Но к радости всех домочадцев все сложилось хорошо. Прасковья быстро взяла на себя все домашние хлопоты и научилась готовить блюда еврейской кухни. А самое главное - она называла родителей Моисея только "мамочка" и "папочка", этим она окончательно покорила их. Они видели, как хорошо складывается жизнь сына, да и увеличивающаяся округлость живота Прасковьи умиляла все семейство.
Счастливчик Гена появился на свет в положенный срок. Благодаря заботе всех родственников у него было беззаботное детство. Учился он прекрасно, ходил в бассейн и музыкальную школу. От родителей ему передались лучшие качества. От папы он получил острый ум, предприимчивость и красноречие, а от мамы широкую русскую душу, доброту и красоту.
Бабушка с дедушкой умерли один за другим. Ушли тихо, незаметно, как бы не нарушая покоя семьи, Гена тогда учился в восьмом классе. Он сильно переживал и плакал, но, прислушиваясь к совету родителей, взял себя в руки. Общеобразовательную школу он закончил с золотой медалью, музыкальную - тоже на отлично и также получил первый взрослый разряд по плаванию. С выбором вуза не было никаких сомнений. Только консерватория. Папа уже профессор, заведующий кафедрой, да и сам Гена умница. Так что все получится.
Все, за что Гена ни брался, у него получалось. Если ему в руки попадал рубль, то, как по взмаху волшебной палочки, он превращался в два, а то и в три рубля.
Учась на последнем курсе, он устроился на работу музыкантом в центральный ресторан. Виртуозно играя на гитаре, он каждый вечер получал хорошие деньги. После окончания консерватории папа предлагал ему остаться на кафедре и защищать диссертацию, но Гена отказался наотрез. Вечерами он продолжал играть в кабаке, а днем занимался мелкой спекуляцией. Он торговал всем - от жевательной резинки до американских джинсов, от журналов "Playboy" до книжных подписных изданий, за которыми обычные граждане Советского Союза записывались в очередь и раз в неделю ходили отмечаться.
Гена быстро скопил денег на первый свой автомобиль "Жигули", регулярно приносил домой дефицитные продукты и импортную одежду. Он мог все достать и обо всем со всеми договориться. В общем, Геннадий Трахтенберг превратился в настоящего матёрого волка. Женщины любили его и мечтали заполучить в мужья. Но об этом он и не думал. То ли фамилия сыграла свою роль, то ли еще что, но Гена ударился в беспробудные, ни к чему не обязывающие сексуальные связи. Вечером, когда родители спали, он приводил домой очередную подружку, а утром тихонько выпроваживал. Но Прасковья очень быстро раскусила сына. Как это у неё получилось, не знает никто.
Но она первая забила тревогу. Она кричала: "Мотя! Ты, что, не видишь? Наш сын изнашивается! Эти шлюхи выпьют с него всю силу. Его таки надо срочно женить. Найди ему невесту. Быстро. И смотри только из хорошей еврейской семьи! Наш мальчик достоин настоящего счастья". Вечером того же дня был собран семейный совет, где Гене в не требующей возражения форме было сообщено о скорой его женитьбе. К большой неожиданности родителей Гена согласился. Папе тут же были даны соответствующие инструкции, и он отправился на поиски подходящей кандидатуры.
На следующий день произошло событие, которое резко изменило жизнь Гены Трахтенберга. Дело в том, что Гена часто снабжал постоянных клиентов дефицитными вещами, под заказ. Среди таких клиентов была Элла. Она была старше Гены раза в два, но, несмотря на возраст, от неё исходил запах богатства и сексуальности, и Гена постоянно ловил на себе её похотливый взгляд. Раньше он передавал ей товар в подсобке ресторана, но сегодня ему было сказано привести товар к ней домой. Гене не хотелось идти, но она категорически отказывалась приходить в ресторан.
Делать было нечего, и он пошел. Элла встретила его в халате, взяла джинсовый сарафан, который принес Гена, включила музыку и начала примерку прямо в коридоре. Примерка больше походила на эротический танец. Она сняла халат и, оставшись в одних чулках и трусиках, стала танцевать с сарафаном в руках, то прикрывая, то открывая им свое тело. Через минуту они были уже в постели. Вот так Гена поймал свою птицу счастья за хвост. Скорее не за хвост, а за бедра, так как выяснилось, что Элла была женой директора Минской филармонии. А через неделю Геннадий Моисеевич Трахтенберг стал главным администратором самой крупной филармонии в Белоруссии.
Моисей проделал огромную работу. Он пересмотрел все личные дела всех студенток заканчивающих консерваторию. Выбор остановился на Сонечке Либерман. Красивая девочка с большими глазами, стройная отличница с большой грудью. Родители – стоматологи, имеющие огромную квартиру в центре. Кандидатура была утверждена за семейным ужином в тот же вечер. Моисей позвонил в стоматологическую поликлинику и записался на прием к Науму Либерману.
Встреча состоялась на следующий день. Науму польстило, что к нему пришел просить руку дочери профессор консерватории, отец деляги Гены Трахтенберга. Он считал, что это прекрасная пара для Сонечки. Отцы ударили по рукам и уже через пару дней обе семьи сидели в директорской ложе филармонии на концерте Аллы Пугачевой. Сонечка и Гена Пугачеву не слушали. Они любовались друг другом. После концерта все поехали к Либерманам на ужин. Сонечка играла на фортепьяно, Гена пел. Сонечка смотрела на него так же, как Прасковья смотрела на Моисея, увидев его в первый раз. Его голос завораживал её. Родители выпивали и шепотом обсуждали, где будет свадьба.
Свадьба, конечно, была в центральном ресторане. Генины бывшие коллеги, чтобы не ударить лицом в грязь, выучили весь репертуар одесских песен. На столах было все, что может пожелать самый искушенный гурман. Все было на высшем уровне. Кульминацией свадьбы был подарок приготовленный родителями с обеих сторон. Они подарили молодым обставленную новой мебелью и укомплектованную всем необходимым однокомнатную квартиру, куда молодые сразу сбежали.
На новом месте работы Гена развернулся не на шутку. Теперь у него в друзьях были только первые руководители всех служб. От заведующих базами до председателя КГБ Белоруссии. Гена всех нужных людей снабжал контрамарками на самые лучшие концерты, он начал активно работать с Москонцертом и привозить в Минск самых известных в СССР исполнителей всех жанров.
Всех приезжих гастролёров встречал лично. И только у трапа самолета. На машинах "Чайка" в сопровождении милицейского эскорта. Артистам это очень нравилось, и они с радостью давали Гене свои номера телефонов и фотографировались с ним. Теперь много знакомых и нужных людей было у него и в Москве. Он устраивал левые гастроли, деньги текли рекой. В Минске Гена мог и имел все. Он купил две трехкомнатные кооперативные квартиры в самом престижном доме. Переломал все перегородки и перестроил все так, как видел в заграничных фильмах.
Построил огромную дачу на закрытой территории зоны отдыха правительства Белоруссии. Сонечка числилась аккомпаниатором в филармонии, но не работала ни одного дня. Она была образцовой женой. В доме всегда порядок, отличная еда. Со всем справлялась сама. Гена выполнял все её пожелания, он был как милая домашняя золотая рыбка. Одних шуб у Сонечки было семь штук. Вечерами они с Геной ходили на концерты и в рестораны. Иногда в выходные дни летали в Сочи или Москву. В общем, прожигали жизнь. Родители Сонечки и Гены требовали внуков.
Сначала Сонечка родила одного мальчика, а через пять лет другого. На воспитание детей были брошены все силы. Стоило кому-нибудь из детей чихнуть - тут же собиралась вся профессура и ставила диагноз. Когда родители Сонечки умерли, Гена устроил пышные похороны. Он их очень уважал и относился с таким же почтением, как к своим. Жизнь шла, богатства накапливались, Гена всеми правдами и неправдами скупал валюту. Больше девать деньги в те времена было некуда. "Да уж, - думал Гена. - Вот оно, настоящее счастье".
Письмо из Америки пришло под Новый год. Его написала троюродная сестра Сонечки. Оказалось, что в Америке умер какой-то старинный родственник и оставил Соне наследство, состоящее из ожерелья и трех колец, общей стоимостью более миллиона долларов. Сестра просит Сонечку приехать и оформить все необходимые документы и забрать шкатулку с украшениями.
Отойдя от шока, Сонечка с Геной стали обдумывать план – каким образом оформить выезд за границу. Они, конечно, бывали в других странах, но поездка в Америку, учитывая политическое противостояние, в те годы была просто невозможна. Но, как всегда, Гене пришла замечательная идея. Недавно из гастролей по Америке вернулся ансамбль "Песняры". Эти гастроли имели для СССР огромное международное значение. "Почему бы не продолжить продвижение советской культуры в буржуазные массы?"- подумал Гена и начал действовать. Взбудоражив все свои связи, он организовал гастрольную поездку белорусских исполнителей народных песен в Америку на две недели. Костюмером в этой группе, конечно же, была Сонечка.
Самолет ИЛ 62 пролетел над Нью-Йорком, потом пошел вниз и приземлился в Вашингтоне, в аэропорту Д-Ф. Даллеса. Оставив вещи в номере, Сонечка спустилась вниз. Там её ждала сестра и адвокат. Гена предупреждал, что за каждым шагом Сонечки будут следить, и она должна действовать, соблюдая все правила конспирации. Еще до отъезда в Америку через большую цепочку посредников все детали встречи сестер были обговорены.
Сонечке надо было встретиться с сестрой только два раза. Первый раз для того, что бы подписать бумаги, второй забрать драгоценности. Потом Сонечка должна была спрятать наследство в реквизите одной из артисток. Все прошло по намеченному плану, как говорится, без сучка и задоринки, если не считать того, что артериальное давление Сонечки за эти две недели было на грани гипертонического криза. Гена встретил её у трапа самолета и отвез домой, потом сразу проехал в филармонию и забрал шкатулку. Все было на месте.
Сонечка с Геной, сидя в гостиной за большим обеденным столом, рассматривали содержимое шкатулки. Сонечка любовалась красотой, Гена смотрел сопроводительные документы. "Хорошо сестричка поработала, даже разрешение на вывоз из Америки оформила, - думал он, изучая бумаги с русско-английским словарем.
- Непонятно только, зачем, ведь вывозили контрабандой". "Интересно, сколько это все стоит у нас, - спросила Сонечка. - Как узнать?" "Ты с ума сошла! - ответил Гена. - Это нельзя никому показывать. Нас или убьют, или посадят. Никому не рассказывай об этом. Никому!" "Гена! - сказала Сонечка. - А зачем нам тогда все это, если я не смогу ни надеть, ни продать? Миллионеры без миллионов". "Сонечка, солнце! У нас же есть все! Пусть лежит, есть, пить не просит! Мало ли как времена поменяются. Сыновьям оставим, внукам! Стоимость только расти будет из года в год. Разве ты не хотела такого счастья? У нас теперь столько денег, что в этой стране мы их просто не сможем потратить, хватит всем нашим потомкам. Живи и наслаждайся", - возразил Гена. На этом разговор был закончен. Гена спрятал шкатулку в заранее приготовленный в полу тайник.
Гена не знал тогда, что произнес слова, с которых начнется очередной поворот в его жизни.
"В этой стране, в этой стране, - повторяла Сонечка. Ты прав, Геночка! В этой стране нам жить нельзя! Нам тут нечего делать. В один момент все твои махинации могут открыться и посадят, и конфискуют всё. Надо бежать из Союза. Бежать и как можно быстрее. Бежать в Израиль, там все свои, там все как одна семья. То, что показывают по телевизору, все – вранье. Никто там в коробках на улице не спит. Вон, и Эйдельманы, Фридманы - все передают весточки, что все у них прекрасно".
С этой минуты Сонечка изо дня в день начала настраивать Гену на отъезд. Каждый раз она давала ему читать письма, от знакомых, уехавших на постоянное место жительства в Израиль. Эти письма, попавшие в советский союз тайными путями и передававшиеся из рук в руки, действовали как агитационные листовки. И преступности там нет, и поддержка государства огромная, еда всякая, медицина отличная. Просто сказочная страна. Примерно через полгода Гена сдался. "Хочешь – поедем, - сказал он. - Едем только потому, что ты хочешь. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Но запомни, это твой выбор, я в душе против.
Меня все устраивает в Союзе". И начались долгие сборы документов. Продажа всего нажитого. Покупка валюты. Исключение старшего сына из комсомола. Партийные собрания, с осуждением омерзительного решения покинуть родину, давшую бесплатное образование. Устройство тайников для денег в чемоданах и нижнем белье. Отправка долларов, через посредников в Израиль. Проходя через все эти хлопоты, Гена понял одно – у него нет друзей. Звонить ему перестали все.
Абсолютно все знакомые. Звонили только родители и, как ни странно, Элла. Та Элла, жена директора филармонии, сыгравшая в жизни Гены огромную роль. На протяжении всех этих долгих лет они перезванивались, можно сказать дружили. Элла с мужем бывали у Гены дома на разных праздниках. Ни разу не вспомнив давнюю историю с примеркой джинсового сарафана. Как-то раз Гена сказал Сонечке, что Элла единственный человек, к которому можно обратиться в трудную минуту. Гена с семьей временно жили у его родителей. Все было продано. Моисей с Прасковьей не боялись остаться без поддержки сына. Они боялись, что не увидят больше ни Гену, ни Сонечку, ни внуков, но противостоять решению детей не могли.
С Эллой они встретились в кафе. "Геночка, - сказала она, - я хочу, чтобы ты понял меня. Всю свою жизнь я любила тебя, но понимала, что ничего у нас с тобой не получилось бы. Я могла тебе помочь и помогла. Я была счастлива, наблюдая за твоей судьбой. Сейчас ты сам выбрал свой путь. Я хочу, чтобы все у тебя сложилось прекрасно. Желаю тебе удачи". Она вложила ему в руку маленькое кольцо. "Носи его всегда и вспоминай про меня, мой мальчик", - добавила она и встала из-за стола. "А будет трудно - продай, не обижусь". Гена рассмотрел кольцо. Очень изящная аккуратная печатка со звездой Давида. Гена никогда не носил кольца. "Ну, так пора начинать носить", - подумал он и надел печатку на палец.
Приятный голос из динамиков объявил: "Наш самолет произвел посадку в аэропорту Бен Гурион государства Израиль. Температура воздуха в аэропорту плюс тридцать градусов по Цельсию. Потом была трехчасовая процедура проверки багажа, собеседования с представителями секретной разведки Моссад. И опять повезло, ни один из тайников раскрыт не был. Семейство Трахтенберга удобно устроились в такси и направились в город Ашдод. В этом городе жила подруга Сонечки.
По предварительной Гениной просьбе она сняла для них квартиру. Израиль покоил Гену и Сонечку обилием тепла и фруктов. Первый месяц они просто наслаждались жизнью. Купались в средиземном море, съездили в Иерусалим на экскурсию. Записались в Ульпан на курсы по изучению иврита. Открыли банковские счета, зарегистрировались в больничных кассах, получили паспорта. В общем, сделали все, чтобы почувствовать себя полноценными гражданами Израиля. Началась новая беспечная жизнь.
За первые два года они прочно обосновались в Израиле. Купили прекрасную квартиру с видом на море в центре города. Обставили её современной и удобной мебелью. Старший сын успел отслужить в армии. Там он познакомился с хорошенькой девушкой, приехавшей в Израиль из Краснодара вместе с родителями. Прямо во время службы у них начался роман, который перерос в большую любовь. Вернувшись из армии, они решили пожениться. Отец девушки, бывший подпольный владелец маслобойни, был, как и Гена, довольно состоятельный. Отцы жениха и невесты быстро нашли общий язык. Скинулись в общий котел и совместно организовали детям свадьбу, подарили квартиру и мерседес. Младший сын окончил школу, основательно выучил иврит и болтался без дела, выбирая себе занятие по душе.
Сонечка тоже отлично выучила язык. А у Гены с этим возникли трудности. Иврит не давался ему никак, и, вообще, он скучал по работе. Все организационные вопросы были решены и ему срочно требовалось начать какую-нибудь деятельность. К тому же наличные деньги, которые он привез с собой, заканчивались, может хватить еще от силы на месяц. Он решил открыть ресторан на берегу моря. Сонечке идея понравилась. Они начали вместе разрабатывать план дальнейших действий. Просчитали бизнес план.
Определились с расходами, прикинули доходы. Получалось, что если продать доставшиеся Сонечке драгоценности, то триста тысяч долларов пойдет на покупку помещения и устройство ресторана, на оборудование, мебель, посуду, первые продукты, на зарплату персоналу. Остальные деньги они положат на счет и будут жить на проценты от вклада, жизнью простых миллионеров, работая в своем ресторане для удовольствия. Довольные и счастливые они выпили по бокальчику вина и легли спать.
Утром, взяв заветную шкатулку, они пошли в ближайший ювелирный магазин, через дорогу. Познакомившись с хозяином, Сонечка объяснила на иврите, что они хотят. Гена высыпал содержимое шкатулки на стол. Гена заметил, как блеснули глаза ювелира. Ювелир взял лупу, долго рассматривал ожерелье, потом кольца. "Отличная работа, - сказал он. - Вы точно хотите это все продать?" "Да!Да!", - закивал головой Гена. "Вы понимаете, что такую качественную работу мог сделать только очень хороший мастер?"- продолжал ювелир. "Да, понимаем, - повысила голос Сонечка. - Сколько это стоит?" Ювелир задумала и произнес: "Я вижу, что вам очень нужны деньги, поэтому я могу дать десять тысяч долларов и то из уважения к мастеру, сделавшую эту копию".
Даже плохо знающий иврит Гена, понял эту фразу. Земля заходила у него под ногами. "Копию, - закричал Гена. - Какую копию?! Вот бумаги. Вот разрешение на вывоз из Америки. Смотрите! Смотрите! Читайте!" Ювелир взял документы, быстро прочитал и сказал: "Здесь написано, что гражданке СССР, Трахтенберг С.Н., разрешён вывоз из США копии изделий русского ювелира Протасова. Копия, выполненная ювелиром Э. Эпштейном, культурной ценности не представляет".
Сонечка медленно начала сползать по стене на пол. Подбежавший работник магазина успел подхватить её и посадить на пол, она была без сознания. Гена не мог сдвинуться с места. Сонечка пришла в себя, и они вышли на улицу. На палящем солнце невозможно было дышать. Гена увидел в углу дома маленький магазинчик, у входа в него стоял пластиковый стол и три стула. "Пошли, посидим, подумаем", - сказал Гена. Сонечка, прижимая к груди шкатулку, медленно побрела за мужем. Название магазинчика в переводе с иврита обозначало "Сладкий Ицик". Ассортимент состоял из большого количества сладостей.
Хозяин магазина Ицхак был завезен родителями в Израиль тридцать лет назад из Грузии. Он почти не говорил на русском языке, но знал иврит и грузинский. Продажа сладостей доходов не приносила, основной капитал предприимчивый Ицик зарабатывал нелегальной продажей вина и водки на разлив русскоговорящим жителям города Ашдода. Также он наливал в долг знакомым, записывая все в специальный журнал. Все завсегдатаи этого заведения к вечеру напивались и хитрый Ицик, зная, что на утро никто из клиентов не вспомнит, сколько раз выпил в долг, смело приписывал в журнале дополнительные суммы.
Взяв в магазинчике бутылку вина, Гена с Сонечкой сели за стол. "Тут какая-то ошибка", - дрожащим голосом, четко проговаривая слова, сказала Сонечка. "Какая может быть ошибка? - ответил Гена. - Обманула нас твоя сестричка, сука". Они допили вино и пошли домой. Сонечка сразу набрала номер телефона американской сестры и нажала кнопку громкой связи. "Hello", - услышала Сонечка голос Розы. " Розочка, милая, привет, - начала она разговор. - Это Соня из Минска, вернее из Израиля.
Я ходила сегодня к ювелиру, и мне сказали, что драгоценности ненастоящие". "Как ненастоящие? - удивилась Роза. - Они золотые! Сто процентов!" " Да, Розочка, они золотые, но не те, которые я должна получить по наследству, их изготовил не ювелир Протасов", - продолжала Сонечка. На другом конце провод раздался смех. "Конечно, нет", и опять смех. "Их изготовил отец моего бывшего мужа!
Специально для тебя. Когда я узнала, от адвоката, что драгоценности достанутся тебе, просто сделала копию и поменяла их в шкатулке. Я же не могла допустить, что миллион долларов достанется тому, кто деда и в лицо не знал". "Подожди! - кричала Сонечка. - Но ты нарушила условия завещания, я буду судиться с тобой!". "Послушай меня, - Роза тоже повысила голос, - Во-первых, чтобы судиться, тебе нужны большие деньги, а во-вторых, в завещании написано передать драгоценности, лежащие в черной шкатулке. Шкатулку вскрывали при всех. Что там было, то ты и получила! Так что прощай, сестричка! Желаю тебе счастья на земле обетованной". Роза положила трубку.
Гена сидел у магазина Ицика и пил водку. Он стонал, выл, стучал по столу. Ицик испугано спрятался за прилавок. "Еврейское счастье, еврейское счастье, вот оно какое", - бормотал пьяный Гена, вставая из-за стола, роняя стулья.
Сонечка ждала Гену и плакала. Она понимала, что это конец. Обратно не вернуться, а как жить здесь и на что? Пришел Гена и сразу рухнул спать. Мысль, что нужно что-то делать подняла его в шесть утра. Он разбудил жену. "Не волнуйся, Сонечка, сегодня пойду искать работу. Справимся", - сказал Гена. "А кем ты можешь работать? Ты же можешь только играть на гитаре и руководить", - удивилась она. "Устроюсь в ресторан", - успокоил Гена. Он помылся, побрился, надел белую рубашку и льняные штаны. Он снова выглядел как преуспевающий бизнесмен. Еще раз оглядев себя в зеркало, ушел.
Вернулся Гена к вечеру уставший и злой. "Я обошел все рестораны и кафе в городе, - сказал он. - Гитаристы никому не нужны". Сонечка позвонила подруге. "Ты не знаешь, куда можно нам с мужем устроиться на работу? - спросила она. - Можем детей учить играть на гитаре или фортепьяно". Этот вопрос рассмешил подругу. "Ты что, Сонечка, забыла, куда приехала? - ответила она. - Здесь одни евреи, а это значит, все стоматологи, музыканты и доктора наук, так что забудь". Сонечка положила трубку и заплакала. "Я к Ицику", - сказал Гена и ушел.
Каждый день Гена ходил на поиски работы. И чудо свершилось. Его взяли рабочим на завод пластмасс. На работу бригаду доставляли на микроавтобусе. Гена весь извелся, так ему хотелось приступить к работе. График двенадцать часов через двенадцать. Работа была непыльная. Из огромного станка раз в минуту выпадало пластиковое ведро. Надо было взять из ящика выгнутую из проволоки ручку и вставить в отверстия в ведре.
Все было бы не страшно, но ведро было очень горячим, а отверстия слишком маленькие. Гена не успевал. Ручки не вставлялись. Казалось, что ведра падают из станка не раз в минуту, а раз в секунду. Ручки в ящике все перепутались и, цепляясь одна за другую, не хотели высвобождаться. Станок заклинило, и он остановился. Штук двадцать сплющенных ведер валялось вокруг. Подбежал мастер и стал орать на Гену на иврите. Орать на Гену! На него еще никто никогда голоса не повышал.
Из крика мастера он понял, что его назвали сумасшедшим. Гена схватил ведро и двумя руками нацепил его на голову орущего. Потом с какой-то юношеской резвостью со всей силы ударил по нему кулаком сверху. Мастер рухнул под станок. Перешагнув через потерявшего сознание мастера, Гена вышел через проходную, поймал такси и уехал к Ицику. Работа на заводе закончилась для него навсегда.
Участившиеся Генины походы к Ицику Сонечке совсем не нравились. Она очень любила его и понимала, что он катится вниз. Гена, не переносивший даже запаха крепких напитков, начал пить. Мало того, что он напивался у магазина, он еще и приносил по две бутылки вина домой. И ночью пил сам с собой. Сонечку Гена последнее время не замечал, как будто её не существовало. Спал один на диване в гостиной, в спальню не заходил вообще.
Деньги закончились совсем. Сонечка постоянно плакала. Соседи подсказали, что в течение трех лет от даты приезда можно получить ссуду, возвращать которую можно начать через три года после получения. Ссуда для вновь прибывших переселенцев, так сказать, чтобы встать на ноги. Она собрала все документы и пошла в банк. Деньги она получила через 15 минут. "Теперь, если экономно тратить, то хватит на месяц", - думала Сонечка. Но как тратить экономно, она не знала и не умела. Вечером она рассказала мужу, что взяла ссуду.
Он даже не посмотрел в её сторону. А утром сказал: "Ты вчера говорила про ссуду. Может, взять кредит и купить микроавтобус?. Я буду развозить людей и выплачивать потихоньку". "Делай, как хочешь, - ответила Сонечка. - Я вышла за тебя замуж, родила тебе детей, будь добр обеспечь мне нормальную жизнь". Гена хотел что-то сказать, но промолчал.
Деньги, полученные в банке, закончились очень быстро. Сонечка достала из шкатулки свое богатство. Надо продавать, иначе никак. Он взяла ожерелье и пошла в ювелирный магазин. У неё получилось.
Ювелир дал десять тысяч долларов. "Очень хорошая сумма, - думала Сонечка. - Месяцев десять протянем". Вечером Гена сообщил, что автокредит на микроавтобус дадут, но нужен первоначальный взнос тысячу долларов. Сонечка достала деньги. "Оформляй", - сказала она. "Цацки продала?" - спросил Гена. Сонечка кивнула, и слезы потекли по её щекам.
Через месяц Гена купил микроавтобус. Приведя себя в порядок, он пошел устраиваться на работу. Его сразу взяли. Обговорили условия, нашли взаимопонимание, и Гена начал работать. Младшего сына призвали в армию. Устроили тихие проводы. Заметив, как сын уплетает ужин, Гена подумал: "Слава Всевышнему, одним ртом в доме меньше". И сам, испугавшись своих мыслей, заплакал.
Гена работал как проклятый. Иногда по двадцать часов за рулем, потом сон три часа и снова в дорогу. В промежутках между сном и работой он просиживал время у Ицика.
Сонечка знала, что деньги, полученные от продажи ожерелья, закончатся со дня на день и решила устроиться на работу. В агентстве по найму разнорабочих сказали, что срочно требуются люди на уборку апельсинов, работа физически тяжелая, но хорошо оплачиваемая. Сонечка согласилась "Двенадцать часов на воздухе - это же, как на пляже - и загар, и здоровье", - думала она. Автобус до плантации ехал долго. Сонечка думала о Гене.
О том, что живут, как соседи. Что он уже года два как не спит с ней и даже не обнимет. А, может, развестись вообще и послать его. Что за мужик такой - ни денег, ни секса? Выгнать, пусть живет, где хочет и пьет, что хочет. "А что? Надо это обдумать, я же не старая еще, найду кого-нибудь или все - таки бороться, за жизнь и любовь", - думала она.
Автобус остановился. Сонечка увидела нескончаемые плантации и ангар. В ангаре был душ, туалет, большой - человек на сорок, обеденный стол. На столе стояли электрические чайники, горы пачек с чаем и банки с кофе. Через два часа, проведенных на палящем солнце, Сонечка подумала, что сейчас умрет. Надо хотя бы ненадолго сходить в ангар.
Но как оказалось, ангар прогрелся так, что воздуха в нем не было вообще. "Скорее в душ", - подумала Сонечка. Она скинула одежду, включила воду и встала под струи прохладной воды. Голова закружилась, она схватилась за полотенцедержатель и, не удержавшись, упала на резиновое покрытие пола душевой. Очнулась Сонечка от странного ощущения, что её надувают.
Она резко выдохнула распиравший легкие воздух, открыла глаза и увидела над собой улыбающееся лицо молодого бригадира-израильтянина. "Ты умер, я спас тебя", - радовался он. Он приподнялся и протянул ей руку. Она схватилась за неё и встала. И только теперь поняла, что стоит совершенно голая перед практически не знакомым мужчиной, и это еще не все! Он делал ей искусственное дыхание! "Господи, а что он еще делал, когда я была без чувств?" - подумала Сонечка. И вдруг ей стало безумно смешно.
Она представила, что этот молодой парень почувствовал, увидев голую женщину, развалившуюся в душе. Она так и стояла перед ним, заливаясь смехом, впервые за шесть проведенных в Израиле лет она так хохотала. "А ты красивый", - сказал бригадир и прикоснулся к её груди. "Иди в жопу", - хмыкнула в ответ Сонечка и побежала одеваться. Она слышала, как бригадир ей в спину повторял: "Иди в жопу, иди в жопу".
Гена продолжал работать, но заказов было все меньше. Денег опять не хватало. Сонечка свыклась с работой. Оба сильно изменились. Сонечка осунулась и очень сильно загорела. Как она ни старалась прятать лицо от солнца, ничего не получалось. Морщины резали красивое лицо. Гена сильно раздобрел. Огромный живот нависал над ремнем. Уставал сильно и быстро, давление скакало то вверх, то вниз, начала появляться лысина.
Когда давление зашкалило, пришлось идти к врачу. Врач вынес предварительный диагноз - диабет. Анализы подтвердили опасения врача. Но образ жизни и график работы не позволял Гене нормально лечиться. Теперь он работал днем, а каждый вечер сидел у Ицика и пил. Сын вернулся из армии. Родители давно не обращали на него внимания, рос как сорняк. Где-то постоянно гулял, стал курить траву и общаться с марокканцами.
Полиция нашла Гену у Ицика. "Господин Трахтенберг? " – спросил полицейский. "Да", - ответил Гена. "Вам необходимо проехать с нами в полицейское управление", - разъяснил полицейский. "Зачем?" - удивился Гена. Полицейский ничего не ответил, открыл перед Геной дверь полицейской машины.
Гена зашел в участок и увидел сидящего за решеткой младшего сына. "Что случилось?"- закричал он. Полицейские рассказали, что Генин ребенок взял папин микроавтобус, посадил в него друзей и поехал кататься. Не справившись с управлением и проехав на красный свет, врезался в полицейский автомобиль. И при этом обе машины получили серьёзные повреждения.
Гена выписал банковский чек и забрал сына под залог. Это означало, что если сын исчезнет, то с Гениного банковского счета спишут две тысячи долларов, если денег на счете не будет, то будут идти проценты и Гена окажется в тюрьме. Но это еще не все. События могут развиваться в двух направлениях. Первое направление - если Гена скажет, что сам дал сыну автобус, то Гену лишат водительских прав на пять лет за передачу машины человеку, не имеющему прав.
Тогда Гена остается без работы. Второе направление - если Гена скажет, что не давал сыну автобус, значит, сын взял его самостоятельно, то есть, угнал. Тогда в тюрьму сядет сын. В тот же вечер все собрались за столом. Один вопрос - что делать? Сегодня все решала Сонечка. "Значит так, сын! - решительно сказала она. - Ты натворил дел, ты и будешь отвечать, отец тут не причем. Завтра пойду к ювелиру, продам кольца, и наймем адвоката. И еще, с сегодняшнего дня в доме все буду решать я! Вам понятно?" Все покорно махнули головами.
На следующий день Сонечка продала оставшиеся три кольца и наняла адвоката. Сын сидел дома под маминым арестом. Гена за счет страховой компании ремонтировал машину, диабет перешел в тяжелую форму. Ноги сильно болели, и врачи прогнозировали операцию.
Прошло еще три месяца. Нерадивый сын отделался месяцем исправительных работ и запретом на получение водительских на ближайшие пять лет. Гене назначили операцию по ампутации ног. Свой микроавтобус он продал, денег как раз хватило, чтобы заплатить взятый под него кредит. Ходить он почти не мог. Ему назначили небольшое пособие, на которое он пил. Сонечка взяла в прокате инвалидную коляску, и утром сын помогал Гене добраться до Ицика, а вечером завозил его домой.
Сонечка собрала очередной семейный совет. Она объявила: "Пока тут все крутилось, я разговаривала с твоими родителями, Гена. В Минске все изменилось. Я отправляю мальчика к ним, там он будет в надежных руках. Но, Гена, я еду с ним. Когда вернусь, не знаю. Да, мне нужны деньги на билеты, гостевой вызов пришел вчера!" Воцарилась полная тишина. Такого поворота не ожидал никто. Гена молча снял печатку со звездой Давида, подаренную Эллой и положил на стол. "Иди продавай", - сказал он.
Сонечка с сыном улетели в Минск. Гена понимал, что она не вернется. "Ладно, справлюсь, - думал он. - Ноги отрежут, дадут пособие. Поменяю квартиру на меньшую. Куплю такую, чтобы вход был без ступенек. Я же живу вторую неделю один без жены, не сдох и не сдохну. Сука она последняя, всю жизнь порушила и уехала, тварь".
В больницу надо было ложиться на следующий день. Вечером Гена привел себя в порядок и поехал к Ицику. Пил много и долго. Собирался народ, говорили о разном. На улице было совсем темно. Кто-то вспомнил анекдот о еврейском счастье. Мол, на самом деле еврейское счастье - это все несчастья, которые выпали на долю евреев. То есть, если десять человек пошли в поход, то ноги промочит только один, конечно, еврей.
И тут Гена взорвался. "Вы твари! - орал он. - Что вы понимаете в счастье! Уроды! Знаете, что такое счастье? Знаете? Счастье - это когда на улице минус двадцать пять, а ты идешь с работы домой, замёрзший! Открываешь дверь квартиры, а там тепло и пахнет жареной картошкой. А из кухни кричит жена: "Милый это ты?" Поняли, уроды, что такое счастье?" Гена стукнул кулаком по столу, так, что попадали бутылки.
Развернул коляску и поехал к шоссе. Он рыдал. "Зачем мне такая жизнь! Без ног, без Сонечки! Зачем? Все! Решено! "Гена подъехал к краю дороги. Он увидел, как из темноты с бешеной скоростью в его сторону летит фура. Гена съехал с бордюра. До грузовика оставалось метров десять. Гена закрыл глаза и изо всех сил крутанул колеса, и с большой скоростью покатился наперерез фуре. Звук сигнала фуры прорезал затихающий город. Гена почувствовал, что какая-то невероятная сила рванула коляску назад. Машина, скрипя тормозами, пролетела в полу метре от него. Сердце стучало в висках, пот лился по спине.
"Ты что совсем тронулся?" - услышал он голос Сонечки. Она обняла его сзади за плечи. "Ты, что, серьезно подумал, что я могу тебя оставить, дурачок? - шептала она ему в ухо. - Милый мой, дурачок". Вдруг голос её стал серьезным. "А теперь слушай меня! В Минске все в порядке, мы можем вернуться. Я разговаривала с твоей покровительницей Эллой, она хоть совсем старенькая, но связи остались. Она все формальности уладит. Она сказала, что ей все равно, с ногами ты или без. И с работой поможет. Пока будешь лежать в больнице, я продам нашу квартиру, на эти деньги в Минске можно замок купить.
Подлечишься в Израиле, и поедем домой в Минск. Только одно условие - ты больше не пьешь". "Согласен, - Гена покачал головой. - Согласен, моя хорошая". "Ну вот и договорились", - сказала Сонечка. "Поехали домой. Хлебнули мы еврейского счастья".
Сонечка развернула коляску и покатила её к дому.
Пожалуйста, подпишитесь на мой канал!