Изможденный жарой и гнусом Михаил лежал под телегой, нетерпеливо ожидая остуды сумерек, и вслушивался в негромкий разговор у костра. Не отличавшийся любопытством сейчас он морщился на любое похмыркивание лошади и стрекот цикад, заглушавшие такой родной ему вдруг голос...
Белёсая, с почти прозрачной кожей, Ольга с детства выделялась не только среди деревенских, но и в своей семье. Иным казалось, будто нагуляна она, но отец между прочих бумаг хранил выцветшую карточку своей бабки, сделанную, судя по штампу на обороте, в фотографической мастерской города Риги.
История семьи всячески замалчивалась, и близкие слышали от отца семейства лишь то, что Ольга, как две капли воды, похожа на прабабку по его линии, чья семья когда-то владела мануфактурой в Прибалтике, а потому не удивлялись утончённости Ольги и белизне её. Не от того ли уберегли её родители от тяжести крестьянского труда, отправив ещё до войны в город, где Ольга закончила учительские курсы и осталась работать в одной из школ, навещая отчий дом лишь в отпуске...
Родители, сметавшие за день два стога, позабыв усталость, сидели в бликах гаснущего костра. Давно не видавшие дочь, спрашивали Ольгу обо всем - о зарплате, об учениках ее, о коллективе, о жизни в общежитии. И дочь живо рассказывала о далекой для них городской жизни. Осмелившись, мать спросила:
- Ну, а с женихами как, Оленька?
Михаил привстал на локте и сквозь свисавшие с телеги травинки попытался рассмотреть Ольгино лицо. В наступившей тишине он увидел, как Ольга смущенно опустила голову:
- Есть один человек... - наконец осторожно проронила она.
Мать облегчённо выдохнула, а отец с лёгким укором спросил:
- Познакомишь? Или по новой моде без родительского благословения?
- Фёдор! - шикнула мать, недовольно хлопнув ладошками по коленям.
- Папа! Может ещё и не выйдет ничего! - рассмеялась Ольга. - Чего ты?!...
- Смотри, дочка!
Соседи засобирались спать, а Михаил лёг, задумчиво слушая стук собственного сердца, бившегося прежде разве что от страха перед боем....