Эта поездка свалилась на меня как гром с ясного неба. В Брюсселе в рамках Европалии проводились разнообразные выставки. На какой-то из них случился недобор экспонатов, музей решил поспособствовать, а я весьма кстати случилась поблизости. Приключения начались еще на стадии подготовки экспонатов и документов: сначала я ошиблась в подсчете страховой суммы – ну что, делать, всегда у меня с цифирками была некоторая напряжёнка!
Таблицу умножения, например, я знала твердо только до пяти, а потом как-то сомневалась. Вот семью восемь – сколько? А? А шестью семь? И все это несмотря на то, что моя мама, обладавшая выдающимися математическими способностями и легко умножавшая в уме 234 на 567, обклеила стены моей детской комнаты этой самой таблицей умножения! От пола до потолка. Фиолетовые цифры, слегка скособоченные и кривоватые, грозно смотрели на меня со стен и снились по ночам, но в памяти не откладывались – хоть ты тресни!
Ошибочка в страховой сумме, составлявшая аж 25 тысяч евро, была, к счастью, выловлена вовремя бдительным отделом учета. Потом я неправильно сосчитала количество музейных предметов, отправляемых на выставку. Вы спросите, как это возможно, если всех предметов было-то штук двенадцать? Да легко! Дело в том, что одним из предметов был альбом с 10 рисунками.
И тут мы вступаем в такие музейные дебри… Слабонервных просят удалиться! Короче, глубочайшие музейные умы долгие десятилетия решали, сколько надо считать предметов в таком альбомчике – один или десять. И решили – одиннадцать. Почему – одиннадцать, спросите опять же вы? Один альбом + 10 рисунков = правильно, 11! А я, потрясенная предыдущей ошибочкой, об этом напрочь забыла, и сосчитала проклятый альбомчик как одну штуку, и вспомнила об этом под самый конец, и мне пришлось на ходу исправлять все документы, и выслушивать разнообразные выговоры и замечания о собственных умственных способностях и… Уф!
Но вернемся в Европу! Брюссель мне сначала не понравился. Правда, я его практически и не видела, так как приехала поздно вечером, рано утром была отправлена на выставку и попала в отель опять же поздно вечером. Все равно не понравился. На мой взгляд, в этой самой столице объединенной Европы было как-то многовато лиц не европейской национальности. Едучи вечером в метро до отеля, я так просто была единственной белой женщиной в вагоне и чувствовала себя несколько неуютно. Я и раньше бывала в разных европейских городах и привыкла, вообще-то, к многонациональному уличному народу, особенно разнообразному в Амстердаме – этом современном Вавилоне. Но никогда прежде мне не приходилось видеть такого количества мусульман в национальных одеждах и столько женщин с закрытыми лицами! Все национальные беспорядки, к счастью для меня, начались в Бельгии и во Франции уже после моего отъезда, но некая неуловимая напряженность, очевидно, уже витала в воздухе…
Отель, в котором я обреталась, стоял на рубеже трех миров: за спиной у пятизвездочного Ройял Кроуна высились зеркальные небоскребы Евроцентра, направо длинная улица вела к старому городу, а прямо перед ним расстилались кварталы, населенные, как выяснилось, выходцами из арабского мира. В день отъезда, не зная, куда девать оставшееся до прибытия такси время, я опрометчиво решила прогуляться по улице, в перспективе которой виднелся собор, православный на вид.
Время было вечернее, когда белые обитатели Брюсселя давно сидят по домам. Я брела по улице в полном одиночестве, все больше жалея о своем походе – но возвращаться с половины пути было как-то странно. Собор, тем не менее, почему-то не приближался – городская перспектива обманчива!
Улица, по которой я шла, протянулась вдоль склона довольно крутого холма, и перпендикулярные улочки и переулки впадали в нее, как горные ручьи. Время от времени из-за очередного угла на меня вылетала разогнавшаяся машина с какими-то отморозками, и, оглушив ревом на полную громкость включенной музыки, сваливалась вниз по склону. Справа, в проемах между домами, открывался вид вечернего неба, розового в лучах заходящего солнца. По улице бегали мелкие мальчишки в арабских одеждах, воинственно размахивая руками и пронзительно вереща. Попадавшиеся время от времени взрослые арабы смотрели на меня как-то слишком внимательно.
Наконец улица привела меня к небольшой площади, на которой и стоял собор, оказавшийся закрытым. Откуда-то из-за его плеча раздавалось громкое восточное пение – сладкая мелодия, с волнообразным ритмом. Я заглянула за угол и обнаружила там целый палаточный городок, где стояли длинные столы, заставленные снедью, и веселилась толпа народу, одетого в длинные одежды. Женщины, все как одна, были с закрытыми лицами. Я отступила и быстренько побежала назад к отелю. Сумерки все сгущались, и обстановка казалась мне все более и более зловещей.
– Куда тебя, дуру, понесло? Сидела бы в отеле! Не-ет, впечатлений тебе подавай! Мало тебе впечатлений! – говорила я сама себе, все убыстряя шаги, как вдруг картина, открывшаяся в очередном проулке, заставила меня резко остановиться. Разинув рот, я смотрела, как медленно всплывает снизу огромный синий воздушный шар с корзиной. Он двигался в розовом небе важно и неторопливо и постепенно исчез за домами. Я опомнилась и, пожалев, что сели батарейки в фотоаппарате, побрела дальше.
Теперь я улыбалась. Улица уже не казалась мне такой зловещей, а мальчишки, с гиканьем носившиеся среди припаркованных машин и чахлых деревьев были теми, кем и должны были быть – обычными сорванцами. И тут, напоследок, Брюссель преподнес мне такой подарок – я опять горько пожалела, что не зарядила проклятые батарейки! В проеме открытого черного подъезда сидела на корточках арабская девочка в белом одеянии – маленькая и хрупкая, она выглядывала на улицу, как птичка из дупла. Огромные черные глаза, взмахнув опахалами ресниц, выплеснули в мою душу тысячелетнюю восточную женскую тоску.
А может, не надо жалеть, что не удалось заснять эту картинку – она так крепко запечатлелась в памяти! Стоит только закрыть глаза и произнести: «Брюссель», как из темноты проявляется белая фигурка и кроткий детский взгляд заставляет опять сжиматься сердце…
А в другом городе, забыла, в каком именно… Что не в Брюгге – точно. И не в Антверпене. И не в Брюсселе… Методом исключения остаются Гент и Лёвен (или Лувен). Скорее всего – Лёвен! Я нагулялась по городку – прелестный, кстати сказать! Число разных памятников и городских скульптур на один квадратный метр площади там превосходит всякое вероятие – есть даже памятник Морковке.
Так что я насладилась, несмотря на дождь, периодически переходящий в снег – фотографируя, я проявляла чудеса эквилибристики, жонглируя зонтиком, фотоаппаратом, очками, сумкой и перчатками.
Ну и решила перекусить. Зашла в кафе – практически без стен, окна до полу. Долго выбирала, что бы такое съесть, потому что есть ничего было нельзя – после операции. Выбрала овощной плов как самое безобидное блюдо, потом долго выковыривала из него перец – дама за соседним столиком с любопытством следила за моими манипуляциями. Наелась, встала, пошла к выходу – думаю: чего этот молодой человек так уселся, что выход загородил, да еще рюкзак у самой двери поставил! Отодвинула рюкзак, открыла стеклянную дверь, шагнула на улицу – пара ступенек тут бы не помешала…
Оглядываюсь и вижу, что пара ступенек находится, где им и положено – у двери, а я-то вышла в окно! И все посетители кафе таращится на меня в изумлении, замерев с вилками-ложками и открытыми ртами! Ну, я быстро-быстро побежала на вокзал – благо он через дорогу, быстро-быстро села в поезд и быстро-быстро поехала в Брюссель, по дороге время от времени принимаясь хохотать и пугая соседей по вагону – вспоминала, какие лица были у народа в кафе!
Подписывайтесь на мой канал и читайте заметки о книгах, фильмах, живописи, реставрации и просто о жизни!
