Перед нападением на Советский Союз немцы знали о нем большей частью из кинофильмов и печати. Однако то, с чем столкнулись германские части в первые дни войны на советской территории если не шокировало их, то заставило в корне изменить представление, как о стране, так и о людях.
«Не профессионалы»
Оккупировавшие накануне вторжения в СССР почти всю Европу немцы были уверены в молниеносной победе над Красной Армией. Кто-то говорил о трех неделях, более осторожные о трех месяцах. Тех же, кто считал, что война может затянуться на год, поднимали на смех — первые дни боевых действий вселяли в руководство рейха оптимизм.
Так, генерал-полковник Франц Гальдер с удивлением отмечал, что все мосты захватываются немецкими войсками без всякого сопротивления. Это, с его слов, явилось следствием неожиданности нападения, которое застало русских врасплох: «самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать».
Но очень скоро немцам пришлось столкнуться с настоящим отпором. Для начальника штаба 4-й армии Гюнтера Блюментритта стало откровением, что русские в отличие от поляков и французов способны стойко обороняться, даже оказавшись в окружении. В этом смысле показательной является выдержка из стенограммы совещания штаба группы армий «Центр»: «Из-за стойкости русских их тактика непредсказуема. Они оказывают сопротивление даже в окружении... Это происходит оттого, что имеешь дело с непрофессиональным противником».
Качественный уровень военной подготовки солдат Красной Армии заметно разнился с первоначальными ожиданиями генералов вермахта. Особенно впечатлили немецких военачальников советские летчики. Один из полковников люфтваффе, обескураженный частотой воздушных таранов, бросил такую фразу: «Советские пилоты — фаталисты, они сражаются до конца без какой-либо надежды на победу и даже на выживание». Нужно добавить, что за один только день 22 июня 1941 года люфтваффе потеряли самолетов больше, чем за всю французскую кампанию.[С-BLOCK]
В письмах германских солдат домой неоднократно отмечался беспримерный героизм советских воинов, которые не желали уступать и пяди своей земли. Танкист группы армий «Центр» пишет, что русские всегда сражаются до последнего бойца, и по этой причине солдатам вермахта редко удается брать пленных.
Немецкому артиллеристу надолго врезалась в память картина, как из подбитого Т-26 по ним вел пистолетный огонь советский танкист, которому только что взрывом оторвало ноги. Офицер 7-й танковой дивизии отмечал, что даже заживо сгорая советские солдаты продолжали оказывать сопротивление: «В такое просто невозможно поверить, пока не увидишь своими глазами!».
Уже после первых дней войны безудержная бравада немецких командиров стала иссякать, сменяясь пессимизмом, за которым пришло полное непонимание происходящего. Один из офицеров с досадой отмечал, что еще недавно они ночевали в благоустроенных казармах, а сейчас приходится спать в «какой-то собачей конуре».
Особенно немцев пугали русские просторы, ориентироваться в которых было все равно, что в пустыне. «Если потерял горизонт – считай, что заблудился, – пишет один из бойцов вермахта, – Огромные расстояния пугают и деморализуют солдат. Равнины, равнины, конца им нет и не будет. Именно это и сводит с ума».
Любопытно, что Геббельс запретил немецкой прессе публиковать полную карту Советского Союза, печатались лишь отдельные участки необъятной территории. «Огромные расстояния могут напугать общественность», — объяснял свое решение министр пропаганды.[С-BLOCK]
Попавшие на Украину немцы были поражены, насколько там плодородна земля. Оберстгруппенфюрер СС Зеп Дитрих даже распорядился возродить советские колхозы, чтобы иметь под боком дополнительный источник снабжения войск. А вот условия жизни украинского крестьянства оккупационные власти сочли удручающими.
Лейтенант Отто Диссенрот, описывая село, находившееся в 40 км от Киева, использовал такие эпитеты, как «бедность, нищета и грязь». «Все, что нам было известно раньше, меркнет перед лицом шокирующей действительности», — отмечал Диссенрот. С его слов, в личной собственности крестьян ничего не было: на словах все принадлежало людям, на деле – государству.
Другой офицер отмечал пустые и холодные дома украинских селян, которые были гораздо скромнее, чем польские жилища. Но больше всего его поразил их скудный рацион: хлеб, молоко, немного меда и несколько картофелин. Также с удивлением немцы отмечали большое число босоногих крестьян. А для сержанта Курта Хуммеля откровением стало почти полное отсутствие электричества в украинских деревнях. «И это называется советским раем?» – задавался он вопросом.
Впрочем, немцы, побывавшие в других регионах СССР, были, напротив, удивлены царящими там порядком и достатком. Так, воевавший под Тверью Гельмут Пабст описывает местные деревушки, как просторные, чистые и с большими избами, что напомнило ему немецкие крестьянские дома.
Чем ближе к Москве, тем более оживленными и цивилизованными становились населенные пункты. Немцы поражались обилию кирпичных двухэтажных зданий и маленьких заводиков. С удовлетворением они отмечали множество добротно обставленных домов с голландскими печками, медной утварью и коврами ручной работы.
В отношении населения Советского Союза немцы также не были единодушны. Кто-то сравнивал советских людей со стадными животными, которыми легко манипулировать. Танкист Карл Фукс, к примеру, не встретил среди них ни одного «мало-мальски привлекательного, умного лица». Другие отмечали опрятный внешний вид и смекалистость даже тех, кто живет в глубинке.
Чего немцы точно не ожидали, так это увидеть в Советском Союзе большое число верующих людей. Они были настроены встретить толпы воинствующих атеистов, но вместо этого почти каждый сельский житель на вопрос об отношении к богу демонстрировал небольшой нательный крест.