Северное лето закончилось холодной ветреной слякотью. Я ворочался у ночлежного костра на берегу озера, просыпался от мечущихся струй удушливого дыма, прокашливался, вытирал выступившие слёзы и невольно вспоминал уютные зимовья с жаркими печками из прошлых экспедиций.
Под утро сквозь недосып и раздражение в череде мыслей вдруг вспыхнул в памяти чей-то сказ про кордон, располагающийся у этого же озера. Я едва дождался рассвета, упаковал ночлежное хозяйство в рюкзак, свернул надувную лодку, и, часто оскальзываясь на камнях, покрытых мокрым илом и оттого будто намыленных, двинулся в путь.
После полутора десятка километров напряжённой ходьбы, промокший насквозь от непрерывной мороси, когда я засомневался в существовании кордона, из-за очередного мыса показались крыши изб.
Первым увидел меня молодой парень, внешне напоминавший доброго молодца из русской сказки: стройный, светловолосый и с приветливой улыбкой.
- О! Ты кто? – удивлённо воскликнул он и, не дожидаясь ответа, представился: – А я Димка.
На улицу один за другим высыпали другие обитатели кордона: пожилой инспектор с молодой худосочной женой, внешне выглядевшей почти школьницей, и ещё долговязый парень со стройной девушкой. Среди молодёжи инспектор выглядел замшелым пеньком. Однако скроен был крепко, и сразу чувствовалось, что он здесь определяет жизненный уклад.
- Турист что ли? – протянул он руку, здороваясь.
- Можно и так сказать.
- А где остальные, и чего пешком? В нашем околотке туристы только сплавом идут.
- Так встречный ветер не даёт, поэтому остальные на мне едут, – сказал я, сбрасывая ружьё и рюкзак с привязанной свёрнутой лодкой.
- Хм… Однако барометр сильно упал, похоже, затянуло надолго… Ну раз ты один, приютим, места хватит. Так что заходи, погрейся, чайку хлебни, заодно познакомимся и отобедаем, Юлька, вон, как раз гольцов и щук нажарила, – показал инспектор на девушку.
Трапеза под крышей летней кухни вперемежку с неспешными вопросами и ответами растянулась на пару часов. Необычное это свойство тайги: в короткие промежутки времени сближать незнакомых людей и делать их будто бы своими. За два часа я узнал обо всех радостях и заботах обитателей кордона и согласился с предложением егеря переждать у них непогодь, и заодно помочь ему в заготовке дров на предстоящую зиму.
- Что-то людно у вас, – удивился я.
- Это летом народу понаехало, даже, вон, мелюзгу привезли из города воздухом подышать, – упомянул егерь свою полуторагодовалую дочь, – а в полярную ночь Димон один здесь хозяйничал, – добавил он, кивнув на доброго молодца.
- На такую бригаду еды не напасёшься, магазины-то далеко.
- Летом тут и без магазинов всего хватает. Сети в озере – это вместо рыбного магазина; с карабином, если надо, в мясной сходить можно; лук дикий, ягоды, грибы – это вроде овощной лавки. Ну а соль да сахар имеются в запасе. Так что не переживай, – инспектор усмехнулся, – голодать не придётся.
Доброжелательная обстановка, сытная еда и особенно ночлег в тепле и сухости радовали меня. Неудобств или усталости я не чувствовал. Поэтому когда улёгся вечером на дощатые нары в гостевой избушке, спать не хотел и с интересом слушал, как с соседней лежанки Дмитрий рассказывал о своём коротании зимы с октября по май.
- И не скучно было молодому парню куковать одному? Даже словом перекинуться не с кем, – поинтересовался я у рассказчика.
- Временами, конечно, допекало. Бывало, специально уходил из избы развеяться, несмотря на темень. Забирался на лыжах на плато, чтобы лучше видеть сполохи полярного сияния. Правда, однажды услышал вблизи волчий вой, и далеко уходить перестал.
- Что, ружья не было?
- Было. Только толку от него в темноте мало, да и не охотник я. А волки здесь крупные. Когда находишься за пределами бревенчатых стен, жутковато.
- А чем же занимался, если не охотился?
- Здесь часто пуржит так, что никуда и не сунешься, так я при свете керосинки стихи сочинял.
- Во как! – удивился я. – И вслух изобразить можешь?
Рассказчик будто ждал этого момента, и коротко продекламировал:
Жизнь – странное творенье:
То ночи мрак, то света воплощенье,
То оттолкнёт она, то приголубит,
То даст надежду, то опять погубит…
Я молод вроде, но уже старик,
И не плешив ещё, и не ношу парик,
А между тем племянника рожденье
Перенесло меня в другое поколенье.
К чему сие переплетенье?
- Философский уклон, – нарушил я возникшую паузу, – но всё познаётся в сравнении. Не будет падения, не почувствуешь взлёта, не будет старения, не поймёшь прелестей молодости.
- У меня толстая тетрадь исписана, – поспешил заверить Дмитрий.
- Муза – дева капризная, не всякому улыбается. Когда выберешься из тайги, покажи профессионалам. Они подскажут, как быть. Главное для любого дела – желание его делать.
Я ещё с полчаса слушал творения Дмитрия и не заметил, как уснул…
Утром за стеной гостевой избушки раздалась громкая ругань. Спросонья я не разобрал слов, однако понял, что голос принадлежит симпатичной Юле. Вскоре скандал стих, но через час, когда обитатели кордона стали собираться к завтраку, и Юля увидела приближающегося к летней кухне Диму, то вдруг совсем не по-девичьи накинулась на него с кулаками. Сцепившись в короткой потасовке, они даже упали на землю, потом Дима вскочил и убежал к берегу озера. Всё произошло так быстро, что никто не успел вмешаться, а у подошедшей к кухне Юли постепенно набух под глазом небольшой кровоподтёк.
- Что за шум? – спросил у девушки рассерженный глава кордона.
- Да так. Ничего, – на секунду она замялась, пытаясь придумать объяснение, но потом вскинула взгляд и выпалила: – Хотел, чтоб я стала его подстилкой.
- Что-то я не слышал раньше базара на эту тему.
- Так предлагал без свидетелей, – вспыхнула девушка.
- Чего ж сразу меня не позвала?
- Да послала я его куда подальше, а сейчас вдруг обида взяла.
Ладно, разберусь. И не откладывая намерения в долгий ящик, инспектор проследовал к озеру, пробыл там минут пять и, вернувшись к летней кухне, объявил Юле:
- Остудил я твоего ухажёра. Сегодня потаскает дрова в поленницу, соберётся, а завтра увезу на заготовку в рыбацкое зимовье, так что всё будет в норме. – Спустя несколько секунд добавил: – И ты со мной вторую лодку поведёшь, надо разом и харч, и снаряжение к зиме завезти. Оба под присмотром побудете.
Всё это время я с недоуменьем следил за происходящим – так противоречиво оказалось оно вчерашнему благодушию – и когда инцидент затих, не выдержал:
- Странно, мне Димка показался культурным парнем. Стихи сочиняет. И вдруг…
Не дав мне договорить, взвилась молодая инспекторская жена.
- Ты не знаешь этого наркомана, потому и говоришь так. Задолбал он своим стихоплётством и глюками.
- Для наркомана нужны наркотики, откуда они здесь? – удивился я.
- Здесь-то нет, а в городе – сколь хошь, в вертолёт передачку сунуть с кем-нибудь запросто можно.
- Да уж, навязали его на мою голову, – поддакнул муж, и пояснил мне: – Его предки – мои друзья, извелись от пристрастия сынка к наркоте, и попросили помочь изолировать его от городских притонов, так как лечение ничего не давало. Из дома всё тащил на продажу ради того, чтоб уколоться. Вот я и пристроил его на зимовку. Грешным делом даже думал, что от ломок загнётся, избавит всех от проблем, но выдержал, и вроде даже перестал вспоминать о зелье.
- От него одни убытки: корми, пои, а отдачи никакой, – опять возмутилась молодуха, намереваясь развить затронутую тему.
- Ладно, хватит, – оборвал муж, выходя из-за стола и приглашая женщин за собой. – Пойдёмте-ка в дом, царапину смажем.
Оставшись наедине со мной, долговязый Анатолий, молчавший до этого, вдруг посоветовал:
- Не суйся ты в эти дела. Никогда не знаешь, с какого бока вылезет.
- А что, уже вылезало?
- Я здесь почти месяц, и всё это время Люська на него наезжает.
- Ладно, приму к сведению…
Вскоре вся мужская половина кордона убыла на заготовку дров. В течение дня никто не вспоминал об утреннем происшествии. Дмитрий замкнулся, и уже не напоминал доброго молодца из сказки. Да и неловко было разговаривать, сбивать дыхание лесоповального ритма. И лишь во время короткого обеда инспектор сказал ему чего и сколько надо будет сделать во время ссылки.
- Так у вас тут не один кордон? – поинтересовался я.
- База одна, а зимовьюх несколько, надо же рыбу и мясо добывать, – пояснил инспектор, – на те копейки, что платит государство, не проживёшь.
- И хорошо добывается?
- Не жалуюсь. Я ж никого не пускаю в свой огород, так что хватает и пожрать, и одеться, и обуться.
- А как продукцию сбываешь?
Инспектор с ухмылкой глянул на меня.
- Такие вопросы задают следователи или прокуроры. Ладно, ты турист – лицо не заинтересованное… Большие начальники ко мне летают отдохнуть, так что проблем у меня нет…
К вечеру из сырых лиственничных чурок сложили многорядную поленницу, а после ужина, перед сном, Дмитрия прорвало. Оказавшись наедине со мной, он начал жаловаться на бытие, на придирки окружающих, стал расспрашивать, как выбраться из тайги и добраться до города. Я хмыкнул, сказал, что сутки назад слышал совсем другие речи, и молча достал из рюкзака карту.
- Вот смотри, от нас до города напрямую километров триста, а с учётом гор, рек, озёр, болот и буреломов это выльется в четыреста с гаком. Пешком по бездорожью на такой километраж уйдёт в лучшем случае полмесяца, даже если погода не помешает. А если будут дожди, подъём рек, то уйдет около месяца. Но у тебя нет карты, чтобы не заблудиться, нет лодки, чтобы переплывать водные преграды, нет продовольствия, нет снаряжения для ночёвок, нет рыбацких и охотничьих снастей, чтобы добыть пищу. Через три-четыре дня ты будешь едва волочить ноги от голода и бессонницы, а через неделю – упадёшь от слабости и ночью застынешь у потухшего костра, потому что не хватит сил на заготовку дров до утра. Потом твоё лицо испоганит вороньё, а ещё через недельку-другую труп сожрёт медведь. Так что оставь затею, если не хочешь превратиться в кучу медвежьего дерьма.
Мой монолог вышел образным и оттого убедительным. Дмитрий страдальчески скривился и сказал:
- Не хочу больше быть один.
- Поэтому полез к Юле?
- Да не лез я, а просто предложил перепихнуться.
- Ничего себе! А я-то думал, что ты дружишь с культурой. Выходит, утром инспекторша права была насчёт наркотиков? Уж не принял ли ты на грудь какую-нибудь заначку?
- Какие наркотики? Дело не в них. Люська меня не терпит после того, как я отказался заводить с ней шашни, а сейчас ещё бесится, что предпочёл Юльку, такую же вольную от брачных уз, как и я.
- Может, у неё в городе кто-то есть?
- Был авторитет какой-то. Убили года три назад… Вообще все мы здесь не подарки, живём не по закону… и незачем кочевряжиться.
- По себе обо всех судишь?
- А чего тут судить? Ну да, я – бывший наркоша. Иваныч, до того как стать инспектором, отсидел срок за браконьерский промысел осетра в особо крупных размерах, Люська обслуживала клиентов по вызову, пока её Иваныч не подобрал, Толяна оклематься после четырёхлетней отсидки за гоп-стоп привёз на вертолёте старший брат-олигарх, Юлька и та подруга бывшего уголовника. Одна пока ещё чистая душа – мелюзга… Только если к ней с малолетства прилепили такое прозвище, она соответственно ему и вырастет.
- Понятно. Ты поступил по принципу «с волками жить – по-волчьи выть». А как же ты в наркоманы-то попал?
Дмитрий молча пожал плечами, дескать, попал и попал, чего тут обсуждать. Но потом всё же равнодушно вымолвил:
- Чтоб не терзаться в мыслях от окружающего беспредела. – И, немного подумав, добавил: – В озере есть щука, чтоб карась не дремал, в лесу есть волк, чтоб олень не захирел, а любая шишка двуногая никого не боится, и потому превращается в наглое существо. Благ хочется от пуза, ради них эта тварь всех обкладывает данью и держится за власть, чтобы быть неподсудной. Смотреть тошно.
- Не все ж такие.
- Я не знаю: все или не все. Но когда холёные хари говорят одно, а делают другое, или парчёвый святоша врёт, что тыщу лет назад мои предки прыгали по веткам аки мартышки – лучшее средство – забыться.
- Наркотик – это ж иллюзия. Кончилось его действие, пропала иллюзия, а безысходность усиливается, – шаблонно произнёс я.
- Зато на час счастья хоть отбавляй.
- А остальное время что?
- Знаешь, когда примешь дозу, об остальном как-то не думается.
- То-то и оно. Голова отключается и человек превращается в безумца.
- Я ж не превратился, и давай замнём тему, – нервно отреагировал Дмитрий.
- Ладно. – Но пораскинь мозгами, тем более что ты склонен к творчеству и есть к чему стремиться. Так что одиночество для тебя сейчас даже полезно: чем дольше продержишься, тем больше шансов расстаться с пагубной страстью раз и навсегда.
Унылое выражение на лице Дмитрия показывало его отношение к совету, а потухший взгляд говорил об отсутствии уверенности в собственных силах и смирении с предстоящей ссылкой…
Продолжение следует.
Благодарю за прочтение.