Старшая сестра, Анна, сидела за столом, глядя на портрет отца. Он лежал на столе без рамки, слегка поцарапанный разбившимся стеклом. Что думала мать, снимая его со стены, прижимая его к себе? Или, может, хотела разбить его, так он был ненавистен ей даже мертвый? Думать об этом не хотелось. Наверное, все-таки она пред смертью поняла, что была несправедлива к нему.
Глядя на этот парадный портрет отца, Анна вспомнила, как приехала в деревню с внуками. Зять закончил военно-морскую академию, Анна приехала побыть с внуками, пока они с дочкой будут отмечать выпуск, а потом хотели все вместе поехать на юг. Но зять получил назначение и должен был ехать немедленно принимать корабль. Вместе с женой они поехали обратно на Север, а Анна с внуками отправилась на юг.
Мальчишки гоняли по двору, за двором играли в футбол, с удовольствием сгребали скошенную траву, одним словом, в деревне им нравилось.
Однажды они увидели, как Анна доставала из шкафа вещи для просушки. На вешалке висел парадный пиджак прадеда. Тот самый, в котором он был на портрете.
- Бабушка, можно померять дедушкин пиджак с наградами? - внуки-близнецы подошли к Анне и стараясь сказать тихо, чтобы не услышал старый прадед, шептали ей на ухо.
- Так подойдите к нему сами и спросите.
Старший из близнецов подошел к дивану, где лежал их прадед, и спросил:
-Дедушка, можно примерить ваш пиджак с наградами?
Старик поднялся. Ему было приятно, что правнукам интересно все, что связано с его участием в войне.
- Конечно, примерьте.
- Бабушка, он разрешил! – мальчишки прибежали к ней в другую комнату, где Анна уже снимала с вешалки тяжелый пиджак отца. Она набросила его на плечи одного из внуков.
-Ого, какой тяжелый! А какие это награды?
Анна стала перебирать ордена и медали, прикрепленные к пиджаку:
- Это орден Славы, его дедушка получил за взятие Кенигсберга, теперь это Калининград, ваш отец в этом городе учился в военном училище. А это орден Красной звезды – его дедушка получил за то, что освободил от блокады Ленинград.
- А это какой орден? – перебирали мальчишки награда прадеда.
- Это орден Отечественной войны 1 степени.
- А это за что?
- Спросите его сами.
Мальчики несмело подошли к деду. Их смущали его глаза. Дед был совсем слепым, сидел на диване, и глаза его не были обращены ни на кого.
- Дедушка, расскажите, пожалуйста, как вы получали награды, за что?
- Да много было чего на войне.
- Дедушка, а вам было не страшно на войне?
- По-всякому было. Мне ведь всего двадцать лет было, когда война закончилась.
Мальчишки посмотрели на него. Неужели он был моложе их матери? И уже был солдатом, героем?
- Расскажите, дедушка!
Старик помолчал. О чем рассказывать? Как ехал на фронт вместе с такими же, как он, почти мальчишками? Или о первом бое, когда их осталась почти половина?
- Я расскажу вам, как я с моим другом, Колей Королевым - он потом стал героем Советского Союза – пошли в разведку.
Были мы уже в Восточной Пруссии. Вошли мы в деревушку небольшую. Чистенькая такая, домики беленькие, под черепичными крышами. Заборчики невысокие, в палисадничках чисто, хоть и осень уже была близко, лист начал падать. Нигде ни души, тихо так, даже жутко. Заходим в один дворик. А на траве яблоки лежат, красные, красивые.
- Как у нас в Белоруссии, - сказал Коля. – У деда моего в саду такие яблоки были. А теперь... – Он вдруг замолчал и, пройдя по дорожке, выложенной плиткой, ударил прикладом по дереву.
- Нет теперь ни деда, ни сада.
Мы знали, что всю его семью немцы сожгли в доме. Мать, деда, сестренку младшую. Отец на фронте погиб. А сам Коля был в это время в соседней деревне – ходил к тетке картошки взять. У них всю немцы забрали. Вернулся, а деревни нет. Немцы, уходя, сожгли ее всю, с жителями, кто не успел уйти. Коля прибился к части, которая первой вошла в деревню. Солдаты скрипели зубами, слушая его рассказ о судьбе деревни, думали о том, какова судьба их родных. О Коле заботились, любили его. Мы подружились с ним, может, потому, что по возрасту были рядом – мне было тогда девятнадцать.
Правнуки смотрели на девяностолетнего слепого старика, пытаясь представить его девятнадцатилетним.
- Так вот, - продолжал дед, - осторожно входим в дом, смотрим, нет ли гранаты или мины. На столе стоит кринка с кислым молоком, на полке у стены – сахарница с кусками сахара.
- О, кислячок! – Коля повесил автомат на стул, взял кринку с простоквашей. - Я всегда любил его.
- Не трогай! – остановил я его. – Ты помнишь, что еда может быть отравлена? Возьми лучше сахар – он, похоже, чистый.
На стенах висели фотографии, на которых были разные люди – молодые, старые, среди них – фотография молодого офицера в немецкой форме.
- Глянь, Ванек, кто на карточке! – Коля прикладом ударил по рамке, она разлетелась. - Вот в какой дом мы попали. - Он стал бить посуду, аккуратно расставленную на полке, в шкафу.
Я остановил его.
- Коля, не забывай, мы в разведке. Давай-ка посмотрим во дворе.
Мы вышли во двор, зашли за угол дома. Коля вдруг вспомнил, что оставил автомат в домике.
- Я счас! – он вернулся в дом. А я случайно повернул голову влево и увидел, как из-за сарайчика выходят, оглядываясь, два немца. Они смотрели в другую сторону от меня. Я быстро отскочил к стенке, прижался к ней. Сейчас из домика выбежит Коля, и нам конец – одна очередь из автомата! Немцы, все так же оглядываясь, зашли за стожок сена, и в это время Коля вышел из двери. Я только успел махнуть ему и прижать палец к губам. Показал на стожок, он все понял. Осторожно обошли его, а они стоят, нужду справляют, а автоматы за спиной. Ну мы их и скрутили, они не успели и штаны застегнуть.
Мальчишки засмеялись. Все было как в кино, но самое интересное было в том, что это было по-настоящему, взаправду!