Армия. Проверка на вшивость.
В армии воруют. Это абсолютная истина, которая не нуждается в доказательствах. Причем, делается это не в целях обогащения и даже не в целях присвоения чужой собственности – нет у солдата собственности, и минимум личных вещей. Минимум, стремящийся к нулю. Зависит от срока службы – у молодого только зубная щетка, если есть, и письма из дома, как правило от мамы. Все остальное, не крадется, а изымается старослужащими, и не присваивается ими, а как бы принимается на временное хранение. Порой, на самый краткий миг. И так дальше, дальше, дальше… Что касается военного имущества – это отдельная песня, те кто служил в армии, имеют собственные истории, а другие пересказывают легенды. Суть одна: потерял – добудь, и горе тому, кто останется последним в этой пищевой цепи. Собственно, почему я об этом вспомнил. На прошлой неделе я обрел, снова обрел, армейского товарища, которого помнил все эти годы. Мы были наводчиками в одном огневом взводе, сначала служили в Союзе, потом 18 месяцев боевых действий в Афгане, и увольнялись в один день, одним вертолетом. Дружок мой, уроженец Семипалатинска, обделенный, видимо, заботой семьи и школы, пошел по криминальному пути – подломили кондитерскую палатку. Но, советскую милицию трудно было поставить в тупик – с недоеденным тортом в зубах, мой приятель, вместе с подельниками, был принят, осужден, и, получив условный срок, уехал к тетке в Караганду отбывать ссылку. Оттуда его и призвали в ряды СА. Но, как выяснилось впоследствии, недаром, милицанеры проставили ему клеймо, клептомания была второй натурой моего друга. Он хватал все, что плохо лежит, да ладно бы, но, невзирая на личности – друг- не друг, у всех. У друзей реже конечно. С одной стороны это было полезно, когда касалось добычи ресурсов, еды или военного имущества. Мне и самому приходилось многое находить. Но тут – ничего святого. Вернулись как-то из рейда, в парке орудие поставили и пошли в лагерь. Проходим мимо колонны ДШБ, у них тоже почти все , лишь одну машину разобрали и ее экипаж ее обслуживал. Форма одежды – голый торс, а вещички сложили рядом. Видимо что-то пошло не так, сержант их построил и что-то вколачивал молодым. Надо сказать, у десантуры дисциплина была железная, и поддерживалась она вот такими суровыми методами. Причем, независимо от срока службы – управа на любого была. Офицеры не церемонились и с дембелями. Идем мы мимо, и тут мой корефан видит офигенный кожаный ремень. Тут же подходит, снимает с него фляжку и подсумок. Никто на него не обращает внимания! Мы быстро удаляемся. Я ведь его пытался остановить, если бы он попался, не успели бы мы убежать. Но, профессионалу видней. А когда отошли на безопасное расстояние, я говорю – Жан, отдай ремень мне, все равно сейчас кто-нибудь выпросит. Он без слов отдал, бескорыстнейший человек, ему интересен был сам процесс. Всю службу мы с ним прослужили в одном взводе. А хороший был ремешок, в нем один наш приятель с третьей батареи ездил в отпуск жениться, и даже вернул, чего я уж совсем не ждал. Нельзя, нельзя в армии терять бдительность ни на секунду. Мы служили в батарее, которую в порядке эксперимента сформировали из одного призыва. И солдаты и сержанты, в целом здорово. Но, это не значит, что всем надо доверять вот так сразу. Один сослуживец занял у меня рубль. Казалось бы, какая фигня, но, не отдает. Ни с оплеухами , никак. Но, деньги у него бывали, ходит парень в чипок – говорит, тоже занял. Ладно, гад, думаю, мы пойдем другим путем. Батарея расходится на занятия, а нас оставляют оформлять ленинскую комнату. Делали стенды, чеканили буквы, раскрашивал что-то. В бригаду чеканщиков попали мы с Жаном, еще один мой друг, третий наводчик из нашего взвода, этот нехороший сержантик, иванофранкивский житель с которым у меня тоже была уже вражда, и еще пара солдат, которых я помню смутно. Руководили работами старослужащие сержанты и замполит, работали мы в кубрике. Замполит поставил задачу и разу ушел. Работаем, и вдруг мы с приятелем моим замечаем, что наши оппоненты группируются и начинают суетиться, думая, что этого никто не замечает. Явно, собираются втайне от всех сбегать в чипок и налопаться разных вкусностей. Подобные действия расценивались старослужащими, как одно из самых чудовищных военных преступлений. Даже не представляю, какие кары могли обрушиться. Действительно, один из них, под благовидным предлогом убегает, закупается, и они прячут сверток со сладкими булками в нише за стеллажом. Не подозревая, что за ними уже следят. Товар надо было брать быстро, иначе мы могли не успеть, сожрут ведь в два счета. Нам помогало то, что они открыто не могли достать этот пакет - сержанты отняли бы сразу. План был разработан молниеносно - один отвлекает разговорами, это был я. Володька – третий наводчик побежал на улицу к маленькому окошку из сушилки, а Жан, наша ударная сила , должен был скрытно пройти за стеллажом, выкинуть сверток через это окно и быстро вернуться в кубрик. На все буквально несколько секунд. После, мы должны были очень быстро, но, не привлекая внимания, поодиночке выйти из казармы и встретиться сзади, под этим окошком. План был блестяще реализован! Я до сих пор хохочу, когда вспоминаю эту историю. Мы собрались позади казармы, стали жрать эти булки, часть была с повидлом, как сейчас помню. Это, друзья, было просто умопомрачительно вкусно, сдобное тесто с повидлом. Жрать надо было быстро и без остатка, мимо проходил наш приятель, из карантина, которого распределили в разведроту, позвали и его. С разведчиками не пропадешь! Тайный груз был мгновенно уничтожен и мы вернулись в казарму, предварительно стерев крошки и повидло с наглых и довольных физиономий. Через несколько минут мы услышали сдавленные вопли, обнаруживших пропажу лошков. Сдавленные, поскольку факт покупки жратвы был тайной. И предъявить было нельзя.
День прошел не зря.