Интервью с координатором"Четвёртого сектора" Анастасией Сечиной проводится в рамках проекта "Кто делает контент?" для телеграм-канала Mestame
Расскажи, как правильно называть “Четвёртый сектор”? Это творческое объединение? Коллектив авторов? Медиаресурс?
Творческое объединение, инициативная группа, продюсерский центр – нас по-разному называют. Я нас зову “фриланс-команда” и иногда, в зависимости от обстоятельств, “фриланс-банда”. Это четыре человека, которые постоянно работают вместе. Мы вместе обсуждаем темы, над которыми работаем. Пишет текст, как правило, кто-то один, но другой может собирать для него материал. Потом мы все читаем, комментируем, обсуждаем, правим, придумываем заголовки. При этом у нас есть и зарегистрированное средство массовой информации.
“Четвёртый сектор” давно работает в таком формате?
Два года. Когда мы начинали, мы понимали, что не потянем сразу своё СМИ. У нас было своё представление о том, как оно должно выглядеть, как часто должно обновляться, как мы должны поддерживать контакт с аудиторией – и понимали, что это совсем другая история, совсем другая экономика, из который мы когда-то ушли. Собственно, что нас объединяло на старте этого союза? Нас всех очень напрягали существующие в СМИ нормативы выдачи, когда ты не имеешь возможности погрузиться в тему так глубоко, как тебе хочется. Тебе нужно сделать текст и выдать его максимально быстро. Даже в интернет-журнале “Звезда”, где я на тот момент была координатором, и мы все работали, мы добились только того, чтобы журналистам снизили норматив до двух текстов в неделю: один серьёзный, один лайтовый. Но это всё равно та же самая гонка.
Тогда мы решили, что будем работать над большими текстами и куда-нибудь их пристраивать – так и жили два года. Но этой осенью я съездила в Восточную Европу – специально, чтобы познакомиться с опытом работы маленьких медиа-проектов из Болгарии и Румынии. У них работают по 3-6 человек, они могут выпускать по две публикации в месяц и собирать при этом пожертвования на свою жизнь, и стало понятно, что совсем не обязательно выдавать 20 новостей в день, чтобы формировать вокруг себя лояльную аудиторию. Поэтому мы сейчас думаем, останемся мы в формате фриланс-банды, или мы преобразуемся во что-то.
Расскажи, всё-таки, об экономике проекта? В какую сумму ежемесячно обходится существование “Четвёртого сектора”?
Ни в какую. Никто из нас четверых не получает зарплату в “Четвёртом секторе”. Это творческое объединение на добровольных началах. Мы не снимаем офис, мы платим за интернет и телефон из собственных денег, оплачиваем Tilda, когда появляется возможность, обновляем технический парк – тоже из собственных заработков: вот столько денег смогли заработать – на эти деньги купим монтажный комп. У каждого из нас, так или иначе, есть какой-то ещё источник заработка. И получается, что наша журналистика - это некоммерческая деятельность, потому что нормальные гонорары за журналистские материалы можно получать, наверное, только в иностранных СМИ, но мы с ними не работаем. А в российских - и локальных, и федеральных – небольшие гонорары для внештатников, жить на них невозможно. Реклама – вообще не наша история. Можно заявляться на гранты, но с этим тоже всё стало непросто – привет закону об иностранных агентах. Остаётся краудфандинг – но пока для нас это очень спонтанная история, и я не понимаю, как к ней подступиться.
Как возникают темы, над которыми вы работаете? Они рождаются внутри коллектива или приходят откуда-то извне?
Как в любой редакции – темы появляются откуда угодно. Из собственной головы, или кто-то рассказал что-то интересное, или просто решили разобраться в какой-то теме. Мы сошлись на том, что я – “редактор первого взгляда”. Тексты кого-то из авторов сначала читаю я, потом другой журналист из команды: Михаил Данилович или Владимир Соколов. Сама пишу редко, если пишу – они оба меня читают. А ещё у нас есть фотограф-верстальщик-СММщик Ярослав Чернов, который тоже читает материалы до публикации свежим взглядом – как человек, который не так сильно погружён в повестку.
На каком этапе здесь появляется площадка для публикации? Насколько важно в самом начале работы понимать, где материал будет опубликован?
У нас бывают ситуации, когда мы делаем текст и понятия не имеем, где он в итоге выйдет. Мы делаем текст – и потом можем его предложить какой-то редакции. Бывает, что кто-то просит у нас что-то конкретное. Например, был для “Медузы” материал об удмуртском учёном – но это была личная история Миши Даниловича. Может быть так: ещё в начале осени я собралась заниматься темой трансгендерных детей – спросила у “Медузы”, интересно ли им это. Первичен наш интерес к теме, а не к изданию.
А бывали такие ситуации, когда материал готов, но опубликовать его негде?
Нет. Были ситуации, когда пишешь материал и думаешь: чёрт его знает, интересно ли это федералам? Кидаешь федералам – они отвечают: “Нет, не наша история”. Тогда просто находишь другого партнёра.
Сколько материало может находиться в производстве у вас одновременно? Или за один раз – один материал?
На самом деле, было бы хорошо, если бы за один раз – один материал. Но не получается. Сейчас у всей команды в активной стадии производства три материала.
У вас не возникает проблем при общении с источниками? Вас не просят: “А покажите ваш сайт, а покажите ваше журналистское удостоверение?”
В конечном итоге, мы поэтому и решили сохранить зарегистрированное СМИ. Есть примеры, когда журналисты выезжают на старых связях, но мы решили пойти по другому пути – потому что действительно спрашивают: “А кто вы такой? Покажите удостоверение?” И в официальных запросах должны указываться выходные данные. И вообще в некоторых ситуациях проще действовать, когда за тобой стоит официальная структура СМИ. Понятно, что, например, можно попросить коллег отправить за тебя этот запрос, или действовать от имени другого СМИ – но это всё как-то не по феншую. Не хочется носить на себе бейджик того СМИ, сотрудником которого ты не являешься - для нас это принципиальный момент.
А другие СМИ насколько вообще идут навстречу пожеланию сохранить бренд “Четвёртого сектора”? Чтобы официально было указано, что текст подготовлен “Четвёртым сектором”, а не Анастасией Сечиной, Михаилом Даниловичем или Владимиром Соколовым?
С того момента, как мы стали об этом просить – не было никаких проблем ни с кем. Все всегда ссылаются. Даже когда Данилович писал для “Медузы” тексты, к которым команда не имела отношения в целом, всё равно его подписывали: “Михаил Данилович, журналист “Четвёртого сектора”.
Это знак качества какой-то?
Не мне судить.
Смотри, географически вся ваша команда базируется в Перми – и большая часть текстов тоже посвящена Перми. Вы писали что-то не про Пермь?
У нас были материалы, основанные на пермских историях и с пермскими экспертами, но в целом про всю страну – про трудных подростков. Там были не только пермские истории и эксперты, я по скайпу связывалась с ними. Миша Данилович делал историю про то, как государство экономит деньги на выплатах семьям погибших военнослужащих – он анализировал судебную статистику, и там тоже была пермская история, но в целом весь материал был общероссийским. Потом у него был материал про убийства геев без признания мотива гомофобии – он тоже на российском материале. Была история про ЛГБТ-беженцев из разных частей страны, в том числе, с Кавказа. Вова Соколов писал материал домогательствах педагогов - этот материал одинаково мог быть основан и на пермских примерах, и на петрозаводских, и на хабаровских, и на омских.
Я правильно понимаю, что вы все вчетвером работали вместе в “Звезде”?
Да, а до этого на “Эхе”...
А если журналисты из другого региона и другого СМИ, которые не сотрудничали с вами до этого, понимают, что тематически, идеологически, стилистически они подходят “Четвёртому сектору”, как они могут к вашей команде присоединиться?
У нас вышла на днях первая часть материала, созданного в коллаборации с тремя другими изданиями – о том, как устроен в Перми похоронный бизнес. Ещё один проект мы сейчас делаем в коллаборации с журналистами “7х7” – про обвинительный уклон наших судов. И мы туда подключали, в том числе, журналистов из других изданий – на сбор экспертных интервью, на сбор уже опубликованных историй из их регионов, в частности, Тимофея Бутенко из “Версии-Саратов” и Машу Кольцову, она работала в МБХ-Медиа. Это вот такой – вполне себе успешный опыт межрегиональной коллаборации.
А что насчет сотрудничества с отдельными журналистами из других регионов – на постоянной основе?
Если появится человек, который захочет войти в “Четвёртый сектор” и работать с нами постоянно на удалённой основе, я не знаю, что ему отвечу, потому что сейчас специально мы никого не ищем. Потому что это будет означать, что ты готов взять ответственность за этого человека, платить ему зарплату, обеспечить его жизнедеятельность, а я пока такую ответственность взять на себя не могу. Пока так сложилось, что у нас есть четыре человека, которые готовы к такому уровню хаоса и волатильности, который у нас существует. А кто-то ещё так хочет существовать? Буйных мало.
У нас есть два направления. Кроме журналистики, мы делаем “помогающую платформу” “Грибница” – которую мы планируем запустить в декабре. Изначально она задумывалась как платформа для региональных расследователей, но в результате мы её решили расширить на региональных журналистов, которые занимаются глубокой журналистикой. Расследованиями, исследованиями, спецпроектами. Одна из целей проекта – развитие межрегиональной коллаборации. Я пока не знаю, что из этого выйдет.
Ты сейчас чувствуешь, что вам уже не нужны другие площадки для публикации материалов? Что вы готовы создать какое-то своё медиа - вроде того же “Холода”, которому ничего не мешает выпускать тексты раз в месяц?
После того, как я в октябре приехала из Европы, мы с ребятами договорились, как только мы закроем все гештальты, в середине декабря сядем и поговорим о том, как будем жить дальше. И тема этого разговора как раз – не пора ли нам идти в полностью автономное плавание. Нам страшно, потому что мы останемся без тех ресурсов, которые есть сейчас у партнёрских СМИ – в том числе, продвижения, их аудитории. Сможем ли мы собрать аудиторию на наши материалы с нуля? Но желание автономизироваться у нас есть.
А откуда такое желание возникло? У вас есть проблемы во взаимоотношениях с вашими коллегами?
Нет, они замечательные ребята. Но у них есть свои ограничения и рамки, в которые ты должен входить. Например, технические: ты должен верстать свои материалы на их движке и никак иначе. Например, временные, когда ты передаешь текст редактору, а редактор настолько зашивается в своей текучке на основном ресурсе, что твой текст посмотрит через неделю. Возникают моменты, после которых ты думаешь: “Хочу что-то своё, где никто, кроме меня, не устанавливает правила”. Пока страшновато, но мы будем думать в эту сторону.
Я не знаю аналогов “Четвёртого сектора” в России, а в Европе есть что-то похожее?
Чтобы работали вместе как фриланс-команда и при этом публиковали свои материалы в других СМИ – нет, я таких примеров не знаю. Но маленькие команды, в которых всего 3-6 журналистов – есть. Но у всех есть свой собственный, автономный ресурс. Разве что румынский «Дом журналистов» время от времени сотрудничает с другими медиа, но он не живёт только этим, своя платформа у него тоже есть. Когда мы разговаривали с ребятами из другой румынской команды “Recorder”, которая занимается видео-расследованиями, меня спросили: “Вы, наверное, получаете большие деньги от сотрудничества с другими СМИ?” – “Нет” – “А зачем вы тогда с ними сотрудничаете?” Понятно, что мы работаем со СМИ не ради денег, а ради того, чтобы получить доступ к аудитории этих СМИ. Но такой формат делает невозможным формирование лояльного сообщества вокруг самого “Четвёртого сектора”. Читатель прочитал текст, он ассоциирует его со СМИ, в котором этот текст вышел, и вряд ли будет обращать внимание на то, что где-то есть ещё подпись “Четвёртый сектор”. Это проблема. В том числе поэтому мы думаем о том, чтобы двигаться самостоятельно, как отдельный проект, а не только как команда.
По-твоему, насколько реально в России сегодня делать интернет-издание, которое будет зарабатывать только подпиской?
Если говорить отстранённо: насколько человек сегодня готов покупать контент? Всё более и более готов. Насколько человек готов жертвовать деньги на хорошие СМИ? Всё более и более готов. Насколько человек будет готов заплатить за контент, который закрыт paywall’ом? Наверное, тоже будет готов. Распространяется модель, когда люди что-то начинают делать, у них круто получается, и они говорят: “Поддержите нас, если хотите, чтобы мы и дальше делали такие вещи”. Надо задаться вопросом: ОК, мы соберем вокруг себя “пузырик” из подписчиков – и что, работать ради этого “пузырика”? Нам этого совершенно не хочется, нам хочется, чтобы наши тексты читало как можно больше людей. Если ты производишь специфический контент для узкой группы людей – ты можешь закрыть свой контент на подписку. Но если ты производишь хороший контент широкого потребления, грешно прятать его за paywall.
В России есть пример медиа, которое закрывает под paywall тексты общего интереса – Republic. Если к тебе сейчас придут из “Репаблика” и скажут: “”Четвёртый сектор”, а сделайте-ка нам проект “под замок”, вот вам 300 тысяч… Или 500 тысяч”. Ты откажешься?
Эм…
Ты сейчас над суммой задумалась? Или над принципом?
Над суммой. Я вот думаю: если мы для “Репаблика” сделаем проект за какую-нибудь большую сумму денег, то на эту сумму мы сможем сделать ещё кучу всего полезного и хорошего для “непэйволльного” распространения. Может быть, из этих соображений я бы согласилась.
Телеграм-канала Mestame. Самые интересные лонгриды, репортажи, истории и интервью, опубликованные в региональных медиа
