Свой первый полет мы совершили с ней по маршруту Каир — Москва. Решение о срочной командировке принималось на высшем уровне — в посольстве СССР в Арабской Республике Египет. По официальной версии, причиной тому стала эпидемия гриппа, охватившая всю Северную Африку. Спустя месяц после прилета, 24 ноября 1960 года, я увидел свет божий в Филях, в роддоме № 2. Всего на три недельки познакомиться со мной прилетел папа, Сергей Григорян. А еще через 10 месяцев моя мама Аида Григорян отправилась к нему обратно в Каир, оставив меня под опеку ласковых и заботливых бабушек и тетушек, родных и двоюродных: Елизавета, Вера, Анна, Марго, Ашхен, Варвара...
Уже в отсутствие родных дедушек мужскую долю воспитания взял на себя большой и благородный муж моей тети Веры, Арташес. В те времена в служебные путешествия супружеская пара должна была отправляться без детей и никак иначе. В следующий раз я увижусь с родителями только через пять лет! Все это время, проведенное в разлуке, никоим образом не повлияло на мою бесконечную любовь к ним!
Папа был выпускником арабского отделения факультета восточных языков МГУ и факультета самолетостроения МАИ. Впоследствии я не раз слышал от его друзей подробности той судьбоносной защиты. Председателем госкомиссии был сам Андрей Николаевич Туполев — генеральный конструктор самолетов Ту. О его жестком и непреклонном характере ходили леденящие душу слухи! Получить высший балл у самого Туполева считалось задачей почти невыполнимой! После официального доклада папа ответил на несколько вопросов членов комиссии, и последний задал председатель. Выслушав ответ, Туполев положил ладонь на лоб и, глядя в стол, задумчиво застыл, будто производил в уме какие-то сложные математические вычисления. Все присутствующие в аудитории — студенты, преподаватели и члены госкомиссии — в полной тишине и неловком ожидании уставились на председателя комиссии.
«Поставьте ему отлично!» — не поднимая головы, тихо приказал Туполев. Это была самая громкая пятерка, о которой только мог мечтать студент факультета самолетостроения. Личная рекомендация одного из величайших советских авиаконструкторов определила молодого специалиста в длительную командировку. Все арабские страны, куда поставлялась наша военная авиационная техника, стали местом пребывания молодой четы вплоть до конца 1966 года: Египет, Алжир, Марокко, Ирак...
Я проснулся в конце декабря, солнечным утром, окруженный невероятным количеством разноцветных игрушек. Рядом сидела мама Лиза! Так я звал бабушку (по папиной линии), с которой мы проживали в нашей уютной однушке на Большой Филевской!
Но на этот раз на меня смотрели еще два человека, которых я видел до этого только на фотографиях! Это были тетя Аида и дядя Сережа! Мамой и папой я стал называть их не сразу...
Хулиган Скориков
Он слыл грозой Речного! Пока его сверстники начинали восхождение к вершинам просвещения, живописи, литературы и всячески тянулись к музыкальному творчеству, хулиган Скориков их бил, калечил и подвергал террору.
В бетонную новостройку на севере Москвы мы переехали из добротного кирпичного сталинского дома. Первое впечатление от нового места — печально-паническое! По сравнению с благоустроенными родными и близкими сердцу Филями, тогдашний Речной выглядел примером неудачного воплощения одного из заветов Ильича по скрещиванию города и деревни! Заваленные строительным мусором пустыри, однообразные «хрущобы», темные дорожки и озлобленные аборигены.
Собственно, весь этот кусок Ленинградского района Москвы был внедрен в большую деревню Аксиньино, остатки которой лежали по ту сторону от нашего нового дома на улице Смольной. Вдоль дороги тянулись болота с мелкой рыбешкой и тритонами, ловлей которых забавлялась местная детвора и взрослые. Наши окна выходили аккурат на общедоступную полянку с ветвистой березкой и колодцем с кривым ведром на ржавой цепи. Чуть поодаль торчали унылые ветхие домишки с небольшими садовыми участками, обнесенными невысокими и покосившимися заборами. Однажды за обедом мы с бабушкой услышали душераздирающие вопли и, выглянув в окно, увидели, как некто увесистым колом дубасит лежащую у того самого колодца женщину! По ее волосам и спине уже обильно текла кровь, но изверг продолжал безжалостное истязание и, возможно, убил бы несчастную, если бы на подмогу ей не пришла моя бабушка Лиза. Приоткрыв окно, она крикнула: «Как вам не стыдно? — и еще что-то вроде: — Как так можно с женщиной?!»
Изверг приостановил экзекуцию и несколько секунд пристально сканировал окна нависшего над ним бетонного чемодана. Благодаря чистому небу и яркому весеннему солнцу, придавшему стеклам зеркальный эффект, точных координат источника протеста он, к счастью, не обнаружил! После чего злодей поднял над головой кол и на предельно возможной громкости открыл рот!
Так я познакомился с внушительным количеством новых слов, доселе мне не известных. Бабушка спешно захлопнула окно, а следом — и мои уши, но все равно мой детский словарный запас продолжил пополняться естественными эпитетами и яркими оборотами великого и могучего. Длительности вещания вполне хватило для бегства дамы с пробитой головой в глубь болот и для кандидатской, а может, даже докторской, будь с нами прозорливый лингвист или филолог!
Закончив послание, аксиньинский Цицерон отшвырнул кол и заковылял прочь! Мы с мамой Лизой продолжили обед, но уже, как вы понимаете, безо всякого аппетита и с моими бесконечными и безответными вопросами о смысле и значении только что услышанных междометий, существительных, прилагательных и глаголов! Откушав в конце трапезы калорийной булочки и кефира, я был отправлен на диван читать Шарля Перро!
Помимо аксиньинских, на соседних территориях обитали и другие агрессоры, недовольные стремительным ростом градостроения! У Ленинградского шоссе располагались портовые! Их зона контроля простиралась от станции метро Речной вокзал до Северного речного порта. У рукотворного Химкинского водохранилища, дно которого, как нам рассказывали, было усеяно останками его строителей, возвышалось известное здание вокзала с колонами и шпилем, похожее на буддийский храмовый комплекс или даже дворец правителей Тибета! Особенно эта схожесть проявлялась вечером на закате, когда в сквозные арочные проемы проникали косые лучи солнца и
«храм» начинал светиться золотом сказочно и волшебно! Не верите? Можете сходить и убедиться!
Впоследствии эта ассоциация и стала главным стимулом для объединения мной всех враждующих и разрозненных кварталов Речного в одно единое и неделимое «Катманду!».
В противоположной стороне от портовых, по обе стороны улицы Фестивальной, наводили страх чикагские! Почему эту часть Речного прозвали Чикаго? Да бог его знает! Видимо, по количеству преступных синдикатов, бандитских семей и уличных разбоев с принудительным изъятием личных вещей у понаехавших граждан! «Чикаго» было вне конкуренции и заслуженно несло криминальное знамя, высоко поднятое Аль Капоне в одноименном заокеанском топониме! Поочередные набеги противоборствующих кланов с цепями, деревянными и железными предметами для нанесения увечий происходили периодически! Злыми были все, но все-таки самыми злющими были наши, местные, аксиньинские. Скориков был наш!
Пока своих мелких чад на занятия в школу и обратно сопровождали родители с бабушками и дедушками, жизнь потомства была относительно спокойной, но по мере восхождения по учебной лесенке и отмены эскорта начиналось личное и отнюдь не желанное знакомство с представителями вышеописанных кланов! Моих провожатых упразднили на четвертом уровне обучения. В теплый и светлый сентябрьский день 1971 года при возвращении домой после уроков нас с одноклассником успел выловить крепкий верзила со сломанным носом и заметно косящим глазом! Он был копией артиста Савелия Краморова, но только в его свирепом воплощении!