Где я ее видел раньше?
Черкасову не хотелось слушать болтливого незнакомца. Его мучила мысль, внезапно возникшая, неотвязчивая и важная: «Кто эта женщина там, в коридоре? Где я ее видел раньше? И так посмотрела на меня, будто хотела что-то сказать».
«Зачем я сказал им про ресторан? — упрекнул себя Черкасов, пытаясь читать газету и не видя букв.— Это прозвучало как мальчишеское хвастовство. Очкарик, разумеется, не поверил, стреляный воробей.
А эти попутчицы, что им до меня? Был я в ресторане или не был, им все равно. Я сказал просто так, как есть, а вышло пошлым бахвальством. Нехорошо, дьявол его дери. Ну и шут с ними, плюнуть на все. Однако, что там за женщина? Где я видел ее лицо? Особенно глаза, такие редкие и знакомые, взлянуть бы еще раз.
Может, случайное сходство? А может, мне просто покатилось, бывает же такое помутнение, своего рода галлюцинации. Видно, и в самом деле я устал очень, на все реагирую, постоянно возбужден, к тому же этот ресторан вывел меня из равновесия.
В жизни все в мою пользу складывается. Все идет как нельзя лучше, но все почему-то усиленно хлопочут обо мне, желают повышения по службе, счастья в личных делах.
Мне и так хорошо. Зачем-то еду в Петербург, когда в клинике дел невпроворот».
— Извините, пожалуйста,— услышал он голос старой женщины.— Пора спать. Целую ночь ехать.
Обе спутницы принялись стелить постель. Старшая устраивалась напротив Черкасова, а остроносая — на верхней полке.
— Располагайтесь здесь, а я поднимусь на ваше верхнее место,— предложил Черкасов и вышел в коридор.
Он стоял у окна и ждал чего-то. Ждал долго, терпеливо. Его попутчики уже улеглись, и ему тоже пора ложиться, чтобы утром встать со свежей головой. Завтра предстоит серьезный, очень важный разговор с академиком Поповым.
Друзья уверяют, что от мнения академика о работах Черкасова будет зависеть его дальнейшее повышение. Да разве в повышении дело? Если бы только ради этого нужно было беспокоить знаменитого академика, Черкасов ни за что не поехал бы в Петербург.
Черкасов возлагал совсем другие надежды на эту встречу. Ему действительно было крайне важно услышать мнение такого авторитетного ученого, как академик Попов, о своей рукописи, над которой он работал более трех лет.
Если академик одобрит его поиски новых методов лечения раковых опухолей, значит, он на верном пути, недаром бился столько дней и ночей...
— Позвольте, гражданин,— сказал кто-то рядом и, оттесняя Черкасова, прошел мимо по коридору.
Черкасов посторонился, пропустил толстого высокого бородача с полотенцем на плече. Потом мимо него прошла женщина в пестром халате. Проходили и другие пассажиры, хлопали двери купе.
Оглядывался, надеясь, что выйдет и она
Он оглядывался, надеясь, что выйдет и она. Но она не выходила.
«Ладно, шут с этой женщиной,— подумал он.— Пойду спать».
Однако он не двинулся с места, стал прислушиваться к разговору, который не прекращался в соседнем купе, где была та самая черноглазая женщина. Через тонкую дверь доносились голоса, смех.
Он невольно улавливал отдельные слова, из которых можно было понять, что эти не знакомые ему люди говорят об искусстве, о театре и кино. И теперь он вспомнил того длинноволосого брюнета, который накануне рассказывал что-то смешное в коридоре.
Это был известный артист. Он видел его в кинофильмах, только не мог вспомнить фамилию. Конечно же этот артист играл роль главного инженера в одной недавно вышедшей картине, от которого, кажется, ушла жена, а потом вернулась.
«Вот откуда я знаю высокого брюнета. Возможно, и эту женщину с черными глазами видел в каком-то фильме? Мелькнуло лицо на экране и запомнилось? Не так ли? Да нет же, не так. Я видел это лицо живым, слышал голос этой женщины. Но где и когда? Как вспомнить?».
Черкасов теперь уже точно знал, что не уйдет из коридора, пока не взглянет еще раз на женщину с поразительными, редкими глазами. Должна же угомониться наконец эта компания? Начнут укладываться, и, может, хоть на минутку выйдет и она?
Он смотрел в густо-сизую глубь летней ночи. Там ничего не было видно, все застилала темная полоска леса да плотно-серое облачное небо над ней. Вдруг какая-то сверкающая огнями стена с диким шумом пронеслась за окном, вмиг отсекла, отрезала Черкасова от непроглядной ночи.
Это промчался встречный поезд. Пока за окном со свистом летели вагоны, он подумал о Москве, и его мысли вслед за огненным составом понеслись туда, откуда с такой же скоростью мчал его другой поезд.