//мы сним себе самих себя
и в снах своих беспечны...//
21 век. Лос-Анджелес, наши дни.
Теплый уютный сентябрьский день клонился к закату. В последних лучах заходящего солнца, игриво отражавшихся в мягких, ласкающих слух волнах тихого океана, резвились оголтелые шумные чайки, носясь стайками над пляжем в поисках чего-нибудь съестного. Ныряя в воду или важно расхаживая по всему берегу они пытались таскать у ленивых пляжных зевак остатки пищи. Бархатный сезон в туристической мекке - одного из самых оживлённых прибрежных районов Лос-Анджелеса был в самом разгаре. Великолепные пейзажи, многочисленные отели, магазины, улочки, рестораны, ночные развлекательные и питейные заведения, словно живописной акварелью раскинутые по полотну кистью гениального художника развернулись вдоль обширного побережья, готовясь принять в свои ночные объятия любителей праздной и беспечной жизни, маня их взоры и души разноцветными неоновыми огнями словно ночных мотыльков. Вечер благоухал ароматами калифорнийской флоры и фауны. В прохладном, пропитанном солоноватым ароматом воздухе, царила атмосфера свободы и праздника. Самая разношерстная публика из всевозможных фриков, уличных клоунов, мастеров-ремесленников, музыкантов, художников, продавцов сувениров, семейных пар и просто влюбленных парочек стекались на улицы вечернего Venice Beach. Амбициозная молодежь, слетевшаяся со всех уголков мира, вдохновленная своими "киношными" и музыкальными идолами, мечтала влиться в местную богему небожителей или хотя бы издалека погреться в лучах ее славы. Ожидая часа икс, вооруженные камерами и телефонами, в зыбкой надежде встретить своих любимцев фабрики грез вживую, выходящими из какого-нибудь элитного клуба или пивных баров, небольшие молодежные стайки толпились у входа заведений вместе с вездесущими папарацци. Город был готов забыться от дневных мирских забот в покровах ночной жизни, приглашая к себе местных жителей и многочисленных туристов, приехавших в поисках удачи, личного счастья и острых ощущений.
Вдоль одной из самых оживленных улиц Venice Beach по бульвару Эббота Кинни (Abbot Kinney Boulevard) неспешной уверенной походкой шел человек, одетый в классический парадный сюртучный костюм-тройку черного цвета начала двадцатого столетия. Брюки с идеально выглаженными спереди по центру стрелками, кипельно-белая рубашка с накрахмаленными манжетами, надетая под жилет, сюртук из дорогой ткани сидевший как литой на великолепной подтянутой фигуре, изящные остроносые кожаные туфли, шляпа-цилиндр и трость ручной работы с набалдашником, выполненным под заказ со слепка руки хозяина, дополняли изысканный ансамбль этого импозантного господина лет сорока пяти-пятидесяти. Впрочем никому до странно одетого господина не было никакого дела, в городе вечного праздника и карнавала видали разное. Минуя магазины, кафе и улочки он шел спокойным шагом опираясь на трость, задумчиво всматриваясь в лица встречных прохожих. Взгляд серых стальных глаз не выражал ничего, на губах блуждала едва заметная философская улыбка мудреца, и лишь поравнявшись с уличными музыкантами, игравшими какую-то современную нелепицу, мужчина остановился на минуту, вслушиваясь в странные громкие звуки, затем презрительно скривив губы и пробормотав про себя "O tempora.. O mores.." решительным шагом двинулся прочь.. (продолжение следует)