…Упс! Вот это пощечина. Ты тут расфантазировалась, а он все это время мучился и думал: "Как долго!".
- Прости, Костя. Я увлеклась. Я постараюсь быстрее.
- Но час-то еще есть, Елена Сергеевна.
- Блин. Но это же так мало. Ты мне просто по рукам ударил. Мы же красили, чтобы фотографировать, а не просто так. - Лицо у Лели побледнело от обиды, - Ладно, пойдем попробуем.
Леля еще раз цепким внимательным взглядом оглядела выполненную работу и похвалила себя за объем: вся спина, меньше грудь и левый бок, и поручи от запястий до локтя. Но вот качества она от себя лучшего ожидала. Но что есть, то есть.
Солнце остановилось недалеко от земли и паутина железных конструкций тонула сперва в золотом, затем в огненно-апельсиновом и наконец в ярчайше-алом и в пурпурном свете. Тени четкие, длинные, бирюзовые, чернильно-фиолетовые, сжирали все, попадавшие в них, и мир приобретал нездешний вид. А Родионов казался представителем какой-то иной расы. Очень красивым представителем, нельзя не заметить. Абориген металлических джунглей. Мир умер, воскрес вновь, и среди непонятных новым поколениям заросших пышной ало-фиолетовой зеленью исполинских железных реалий исчезнувшего прошлого движется юный охотник или воин или следопыт с золотой лоснящейся кожей, перекатывающимися под ней мышцами и умным взглядом больших раскосых глаз.
Леля будто попала в какой-то фильм, или роман, или комикс. Попала прямо в центр, не зная ни героев, ни места, ни сюжета. Просто ее зацепил окружающий ландшафт, атмосфера и герой. Неизвестно хороший или плохой, неизвестно, что он здесь ищет, среди чугунных колес, выше человеческого роста, вросших в землю, внутри холодных совсем уже синих цехов, полных непонятных, огромных, с выпирающими крюками, штырями, цепями приспособлений. Что он здесь делает, это дитя природы? Он на разведке в чуждом ему месте? Его подстерегает опасность? Здесь есть его враги? Во рту у Лели пересохло от азарта. Совершенно сумасшедшие идеи скакали в ее голове, и она, сперва боялась и сдерживала их, но времени было слишком мало, чтобы противиться этому потоку. Вдохновение несло шумной, грязной, мощной рекой. В голове от него шумело. И, да, ей не было все равно, что подумает об ее фантазиях тот, кто увидит снимки, и еще более не все равно, что подумает по этому поводу Родионов. Но по опыту прошлых лет Леля знала, что творчество должно быть бесстрашным, оно должно быть дерзким. Ничто не должно вставать на пути этого мутного, все сметающего на своем пути потока, и только так получится что-то стоящее, свежее. Только так проложится нехоженная дорожка. Только так придет катарсис. И к ней, и к зрителю через нее.
Леля чувствовала себя электрическим проводом, когда его наконец после долгих лет бездействия подключили к источнику тока. И ток хлынул, начал биться в ее жилах. И она повиновалась его горячему течению, и повиновала этому модель.