В гостях у Пьяного Мастера Алексей Синяков — автор пронзительных поэтических текстов про самое дно алкогольной вселенной. Наш Чарльз Буковски и Венедикт Ерофеев в одном бездонном флаконе «Боярышника».
Перед тем, как приступить к нашим вопросами и ответам Алексея, настоятельно рекомендуем ознакомиться хотя бы с одним из его легендарных текстов:
- Перезалив очерка «Как я работал в газете «Вечерняя, блядь, Москва» (оригинал, к сожалению, не дожил до наших дней);
— Ты много пишешь про бухло, сочно, со знанием дела. Как у тебя обстоят дела с этим делом?
— Могу сказать, что очень плохо. Изначально это началось из-за взаимной любви, а потом, это превращается в то, что бухло всё больше и больше тебя захватывает и ты становишься некоторым таким курьером, слугой, торговым представителем бухла.
— То есть водка твоя Госпожа?
— Ну если брать БДСМ-термины, то да.
— Сразу определимся с предпочтениями. Your favourite drink?
— САМЫЙ ЛЮБИМЫЙ НАПИТОК ЭТО ВОДКА И Я ЕГО ПОЛЮБИЛ ЕЩЁ С ШЕСТОГО КЛАССА, КОГДА Я ВПЕРВЫЕ ЕЁ ПОПРОБОВАЛ.
— Расскажи про это. То есть шестой класс — это небанально.
— Это была «Столичная», она стоила 22 рубля. Около школы был небольшой ларёк, вагончик, который привозили и там продавали какие-то пряники, презервативы, сникерс, жвачки и водку. Мама давала деньги на обеды, это примерно выходило 25 рублей.
И из них 22 рубля я брал и вот так вот снизу протягивал наверх. Было видно только мою руку. Я кидал ей 22 рубля и говорил: Водки! И она давала бутылку. Потом мы с ребятами шли за гаражи её пить.
— Когда чувак в возрасте 12 лет пьет водку, то какие ощущения и вообще сколько надо?
— С самого начала мне хватало три рюмки. И это стабильно продолжалось до класса восьмого: я выпивал три рюмки, закуривал сигаретой и я возвращался домой пьяный.
— А ты в одно лицо это делал или у тебя были сообщники?
— Нет, нет, всегда с кем-то… Периодически я с седьмого класса, честно говоря, уже начал один. Дома лежала водка, я прятал её от родителей, отрезал докторской колбасы и наливал водку в крышку. И тогда понял, что чем меньше дозы, тем больше тебя вштыривает.
А ГДЕ-ТО КЛАССА С ВОСЬМОГО Я УЖЕ МОГ ВЫПИТЬ ПОЛБУТЫЛКИ И БЫТЬ ПЬЯНЫМ.
Потом дозы увеличивались, увеличивались, увеличивались до какого-то определенного пика, а рекорд у меня был где-то два с половиной литра примерно за 40 минут, но потом уже ничего не соображал, а потом дозы начали уменьшаться, ну старость организма.
— Слушай, а как ты выжил? Считается, что если юный пацан или девчонка начинают бухать в таком раннем возрасте, то это кривая дорожка: либо тюрьма, либо героин, вот либо акции Навального.
— Мне кажется, что мы все понимаем, что… мне кажется, что люди, которые выросли в девяностые годы, они все через это прошли. Я столкнулся с такой вещью, что меня выгнали из школы, потом я учился в вечерней школе и мне нужно было поступать в институт. Я понимал, что если я буду продолжать бухать, то я не поступлю в институт и я ровно на год завязал, чтобы готовиться к экзаменам, возможно, это меня спасло. Я работал курьером и год трезвости, он помог мне восстановить силы и потом я бухал как и раньше и всё было в порядке.
— То есть по бухаре курьером нереально?
— Нет, наоборот, я когда работал курьером, мне было 16 лет, и там бухали почти все. То есть нам давали заказы, мы возили какие-то журналы и мы только отходили, там мужики были пятидесятилетние, и они сразу: Ну давай! То есть мы выпивали, скажем, бутылку и ехали по заказам.
— Что ты думаешь по поводу многочисленных водочных ритуалов, типичных русских: застолье, тост. Когда некоторые тосты превращались в огромные истории с каким-то смыслом, закуска специальная готовилась, кажется, это всё как-то подушло. Как ты думаешь?
— Мне кажется, чокаться нужно, потому что, во-первых, если не чокаться, то — это очень скучно. Просто так сидеть и пить, можно с ума сойти. Во-вторых, если говорить более пафосно, у русского человека есть некоторое стремление к художественности. В России всё связано с изображениями, с музыкой колоколов, с большим количеством символов, одеждой священников.
РУССКАЯ ДУША ТРЕБУЕТ КАКОЙ-ТО ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ, А ТОСТ – ЭТО И ЕСТЬ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРИХОЖДЕНИЕ В ПОЛНОЕ ГОВНО.
Вот у меня есть знакомый, он археолог, все закусывают хлебом, а он, например, один раз закусывал коровьим говном.
— Да ладно!
— Они копали тогда в Крыму и сидели, пили самогон на берегу моря, а закуски нет вообще никакой, а уже там сентябрь или октябрь и травы отцвели. Он говорит: я смотрю, а сухая коровья лепешка валяется. Говорит, ну я выпил самогон, закусил ей. Сказал, как земля, ничего плохого, ничего особенного, но по факту вдвоём с приятелем они под бутылку эту лепёшку вдвоём и уговорили.
— Люди, которые не работали журналистами, но допустим читали Давлатова какого-нибудь, они считают, что журналисты адски бухают.
— Почти все, кого…все журналисты адски бухают, которых я видел. Более того, все мои начальники — все адски бухали. Я не знаю, с чем это может быть связано. Я, когда пришёл в эту профессию, удивился, что все адски бухают, я думал, что всё-таки там люди интеллигентные, но я насмотрелся очень многого. Первая газета — это газета Юго-Западного округа, префектуры, и я своему начальнику вызывал наркологичку, чтобы сделали ему укол перед утренней летучкой, потому что его трясло. Он говорит: мне ничё не помогает, вызывай наркологичку. Я звонил, говорил, что вас беспокоят из газеты, а они говорят: мы комментарии не даём. А я не за комментариями звоню, у меня трясёт редактора.
— Это всегда кстати удивительно, что иной раз как бы, приходя в какую-нибудь редакцию, ты видишь какой-то полный ад вообще алкогольный и чад кутежа и ты думаешь как это всё может производить какой-то контент?
— Это очень странно выглядит.
ДВЕ РЕДАКЦИИ, САМЫЕ ПЬЮЩИЕ, ЧТО Я ВИДЕЛ В ЖИЗНИ – ЭТО «МОСКОВСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ» И «ВЕЧЕРНЯЯ МОСКВА».
В «Вечерней Москве» пили прикрыто, то есть это была оппозиция внутренняя, поэтому там был белый чай — это такая форма заказа в редакционной столовке. Когда просишь буфетчицу дать белый чай, она подаёт тебе чайничек, только там налита водка.
В «Московском Комсомольце» было неприкрытое пьянство, там работал бар, он открывался с 10-ти утра. Там было два журналиста, политический обозреватель и редактор отдела экономики. Дошло до того, что Павел Гусев запретил им после 2-х дня находиться в редакции. Это было связано с тем, что обычно к двум дня они ужирались просто в такое говно, что они уже всем мешали работать.
— По моим ощущениям всегда самым пьющим был отдел спорта.
— Я со спортсменами мало общался, да, но я всегда видел, что отдел спорта пьёт, но… я не могу сделать каких-либо выводов. В «МК» у фотографов на двери висел плакат, стилизованный под Стопхам, там было написано: «Мне плевать на всех, выпиваю, где хочу». И в любое время дня и ночи ты к ним заходишь, там обязательно пахло водкой. Фотографы все были пьющими.
— Расскажи историю, о том как тебя отсылали на опасные задания, описать быт московской чебуречной. И невинное занятие (это не командировка в горячую точку), становилось опаснее, чем съездить в Сирию под пули.
— Я бы не стал так сравнивать, но в любом случае, если ты выполняешь редакционное задание в чебуречной «Дружба» на Сухаревской, то с тобой просто почти никто не будет разговаривать, если ты не будешь пить. Либо как минимум, если ты не будешь пьяный. Дело в том, что там такое место, где люди понимают других людей, если они тоже пьют водку, либо пьяных — с остальными просто они не хотели разговаривать. В целом, это опасно. Всегда, когда я работал в чебуречной, я не помню, как оттуда возвращался.
— Ты делал сравнительную дегустацию аптечных настоек. Расскажи об этом опыте.
— Я начал с настойки «Боярышник», потому что ее пьют бомжи. Настойка чем-то напоминает коньяк или виски, только крепче — она 70 градусов. Если е разбавить водой, то можно пить. На вкус — как дешевый бренди, но штырит она чуть сильнее, видимо за счет трав. Я долго не хотел пробовать настойку валерианы — думал — ужас. Но выпил два флакона и получил особый приход: сильное опьянение и сильное спокойствие, легкую эйфорию и желание всем помочь.
— Есть алкоголь, от которого бы ты отказался?
— Из того, что я пил мне не понравился на вкус стеклоочиститель, очищенный то ли ватой, то ли горячим ломом. По вкусу он ужасный.
НИКОГДА БЫ НЕ СТАЛ ВНОВЬ ПИТЬ ОДЕКОЛОН. ЕСЛИ ЕГО ВЫПИТЬ — ТО НАЧИНАЕТСЯ УДУШЬЕ.
Это можно побороть, если опустить в него раскаленный гвоздь. Химические вещества, вызывающие удушье — пропадают. И самое неприятно — надолго сохраняется парфюрмная отрыжка.
— Давай в финале поговорим о похмелье. Есть у тебя как-то классификатор похмелья?
— У каждого есть приятное похмелье — когда ты выпил, а тебе хочется что-то делать. Более серьезное похмелье — когда у тебя нет никакой деятельности и ты не хочешь ничего делать и особенно не хочется идти на работу. И надо обязательно похмелиться, иначе будет тяжело. Еще более жесткий вариант — похмелье Степы Лиходеева из «Мастер и Маргариты». Он говорил, вы можете меня к стенке поставить и расстрелять, но я сейчас не встану с кровати. И самое страшное похмелье описано у Ерофеева. Он пишет, что у человека есть три страны: физическая, духовная и мистическая. И когда начинает тошнить со всех трех сторон — это самый край. При таком похмелье лучше вызывать врача.