Горный мастер Сергей Мишин подошел к телефону, установленному в вентиляционном штреке, и снял трубку. На исходе был пятый час утра. Смена заканчивалась. Еще каких-нибудь полтора часа, и можно шабашить. Надо вот только дозвониться в механический цех, узнать, как дела у слесаря, которого он посылал помочь собрать электромотор.
-Это Мишин?-спросила телефонистка.
-Он самый,-весело откликнулся Мишин, хотя за ночь ему порядком пришлось помотаться от забоя к забою. Он устал, но был доволен. Смена проходит удачно. Наберется, пожалуй, поболь- ше тех пятисот тонн угля, которые надо было выдать на-гора по наряду.
Он выведет людей на поверхность, хорошенько вымоется под душем. После ласковых струй воды усталость слегка отступит. А там, глядишь, подойдет электричка. Мишин сядет в нее и, пока доберется домой, вздремнет в вагоне. Он так любил эти тридцать минут в электричке, плавно несущейся по рельсам, проложенным от шахты к поселку! Телефонистка, откликнувшись на его вызов, вдруг куда-то исчезла. Потом ее голос снова донесся из трубки, и она сказала, что соединяет его с дежурным по шахте.
Мишин даже не успел ответить, что дежурный ему ни к чему, что ему нужен механический цех.
-Мишин.-хрипло прокричал дежурный,-ты знаешь-Баранкина убило?!
-Что-о-о!-только и смог произнести Мишин. Fгo обдало жаром. Левая рука, которой он держал трубку, задрожала. Он крепче придавил ее к уху, стараясь унять дрожь.
-Как это...
-Как-это должен ответить мне ты,-резко прервал его дежурный.- Пока известно, что Баранкин попал под фрезу. Иди к комбайну, пощли кого-нибудь за носилками на бремсберг.
Мишин торопливо повесил трубку, бросился во мглу штрека, освещая себе дорогу лампой. В его ушах все еще звучал хриплый голос дежурного: «Убило, убило..» Что там могло произойти? Может, дежурный ошибся, может, обыкновенная травма. мало ли чего случается в шахте!
Мишин и хотел верить в то, что дежурный, сидящий в большом кабинете на поверхности шахты, не ра- зобрался, напутал, и в то же время... такими словами не разбрасываются-убило! Дежурного он знал как человека серьезного. На мгновенье встало перед ним лицо- с глубокими, частыми морщинками, худое и болезненное. Не переводя духа, Мишин миновал короткую ходовую печь и очутился в забое. Возле замершего комбайна молча стояли люди. Лампочки на их касках освещали пространство между правой гусеницей и бортом выработки. Мишин отодвинул кого- то и тоже не всилах отвести взгляда от этого пространства. Там лежал на спине Баранкин. Мишин, как ни старался, не мог разглядеть его лица. Надо было подойти поближе, но ноги словно приросли к месту, словно резиновые сапоги вдруг превратились -свицовые.
Мишина поразило не то, как лежит Баранкин и что он вообще лежит. Он даже не сразу сообразил, что его так поразило. Лишь мгновенье спустя он понял, в чем дело. Левая нога Баранкина лежала в стороне от него. Лучи ламп отчетливо освещали ногу и то место, где она должна была быть. Эти лучи, казалось, упрямо уставились в обнаженную рану, почерневшую от угольной пыли. Мишин ощутил тошноту, поступившую к горлу, с усилием отвернулся, отрывисто выдавил из себя:
- Сходите... кто-нибудь.. за носилками.
«Согласно судебно-медицинскому исследованию трупа установлено, что смерть Баранкина наступила от острой кровопотери и шока, вызванных размятием мышц поясницы с повреждением крупных сосудов и отрывом конечности. Указанные выше повреждения могли образоваться при попадании Баранкина во вращающийся механизм, каковым мог быть рабочий орган комбайна». (Из заключения судебно-медицинского эксперта). Пока тело Баранкина укладывали на носилки, Мишин си дел на второй гусенице, не на той, воз- ле которой лежал Баранкин, а с другой стороны комбайна. Опершись локтями о колени расставленных ног, он тупо уставился в ломкий от неровностей на стенке забоя круг, высвеченный укрепленной на каске лампой. Тошнота не проходила, Порой горло сжимали спазмы, и тогда горбился еще больше, судорожно открывая и закрывая рот. Он понимал, что смерт Баранкина ничуть не могла задеть его физически. Не могла смять, уничтожить, опрокинуть в небытие. Но в его сознание, во все его существо немедленно ворвалась леденящая волна страха. Ее не отогнать, не отодвинуться от нее самому.
Он, конечно, не раз видел похороны на улицах. Медленно, в скорбном молчании шли люди, несли гроб. От всего этого можно было отвернуть- сл, уйти, наконец, в сторону, Тот, кто лежит в гробу, - ни сват ни брат, и лишь какое-то время в памяти будут отдаваться печальные ритмы тра- урного марша, Потом и это пройдет. Здесь другое.
Мишин помнил, как умер отец. Он долгое время не жил с ними, разойдясь с матерью, потом вернулся откуда-то с Дальнего Востока больной и постаревший...