Мне было плохо… Я унывала и грустила, что живу неправильно, и вообще я — хуже других, тех, которые смелые и активные, идут к своим целям, не боятся действовать. А я — трусиха.
Где-то в глубине души я так себя ощущаю и сильно стыжусь. А должна быть смелой и активной. Хм, интересно, откуда это «должна»? Где и как я узнала, что так правильно?
Иду в детство, погружаюсь в воспоминания — когда раньше я переживала похожее сочетание страха, стыда и долженствования? В памяти возник деревенский дом — каждое лето я проводила там с бабушкой и дедушкой, они меня очень любили.
Помню, как радовались моим детским стараниям повеселить их сценками и танцами. Они тоже очень старались дать мне самое лучшее, вырастить меня «счастливой», с «правильными» установками на жизнь, отсечь ненужное и привить полезное. Сами они выросли в сложные военные времена, о голоде, дефиците знали не понаслышке, и жить для них во многом означало выживать. Конечно, они поощряли активность и решительность, как качества, без которых в жизни не обойтись.
И я очень старалась их порадовать своими «успехами» — нужно быть веселой и активной? Пожалуйста! … я очень старалась быть и смелой тоже … ну, хотя бы выглядеть такой. Внутри же часто чувствовала себя совсем наоборот, стыдилась своей нерешительности, тщательно ее скрывала. Жалко себя маленькую. Вспомнилась ситуация — мне 6 лет, мы ссоримся с Ленкой, в пылу детской ссоры она толкает и, кажется, бьет меня. Я замираю, чувствую обиду, злость и страх и … убегаю домой. Я так хочу поддержки от близких, но то ли бабушка сильно была занята, то ли это была уже не первая ситуация, и она, желая научить меня раз и навсегда, как действовать в таких случаях, сухо ответила: «нечего плакать и жаловаться, надо пойти и ответить, чтоб в будущем неповадно было так с тобой поступать». Помню, как стало совсем одиноко, стыдно и страшно. Хотелось, чтобы обняли, успокоили и защитили. Но… мне четко объяснили, что я не должна бояться, я должна пойти и дать сдачи, научиться защищать себя. Помню, как плетусь к Ленкиному дому в смешанных чувствах — буквально тащу себя, мне плохо, и я совсем без сил. Вроде я дошла таки до нее и то ли толкнула, то ли стукнула, и это было так гадко и отвратительно мне самой, что вспоминать не хочется.
Я решила сделать небольшую технику, поработать с этим воспоминанием.
Вкратце техника заключается в том, что я из настоящего момента, то есть я-нынешняя, взрослая, со всем своим жизненным опытом обращаюсь к себе той, маленькой 6-летней растерянной Свете и нахожу слова утешения, которые мне так были важны в тот момент.
Я представила, как подхожу к себе маленькой, идущей «бить Ленку», и предлагаю посидеть у пруда на окраине деревни. Мне нравился тот пруд, летом вся деревенская детвора весело в нем купалась, ныряя или сталкивая друг друга с деревянного мостика. Мы сидели на траве, смотрели на воду, и я-взрослая обратилась к себе маленькой:
— что с тобой сейчас?
— мне плохо, я и хочу, и боюсь ударить Ленку … ссора уже позади, и сейчас драться уже вроде как поздно. Ее родители рядом, обвинят меня еще, что это я первая напала
— когда она тебя толкнула, ты испугалась, растерялась и поэтому не смогла ответить сразу …
— да
— ты ждала, что бабушка тебя поймет, утешит и заступится, но бабушка не сказала того, что тебе важно было услышать, а велела пойти и ударить в ответ…
— да (до меня вдруг дошло, что в тот момент я совершала над собой насилие) я себя заставляю сейчас, теперь я как будто «должна» ответить, а мне страшно — хочется убежать и плакать. Если я не отвечу, я буду чувствовать, что струсила, и от этого тяжелее вдвойне
— ты чувствуешь себя одинокой и растерянной… обижена и боишься защитить себя… и стыдишься этого… Я хочу тебе сказать одну вещь — ты больше не одна, я буду с тобой. Знай, что ты можешь всегда ко мне обратиться за помощью. Ты винишь себя, что растерялась и сразу не ответила. Так бывает, это естественная реакция, и это не значит, что ты трусиха. Тебе не нужно пойти и ударить только чтобы доказать, что ты это можешь — ты можешь выбирать, как отреагировать. Сейчас ты действительно хочешь ударить в ответ?
— я обижаюсь, но уже не настолько, чтобы ударить
— что хочешь сейчас сделать?
— я хочу пойти к Ленке и сказать: Ленка, ну ты и коза. Сейчас бить не буду, но знай, еще раз полезешь, я дам сдачи.
— хорошо, идешь?
— да, иду… а я правда не слабая, если не бью в ответ?
— ты не слабая, растеряться вполне естественно, особенно когда сталкиваешься с чем-то впервые
— точно, спасибо, пойду поговорю с Ленкой. А ты всегда-всегда со мной будешь?
— да, можешь на меня рассчитывать
— (с облегчением) ага, хорошо… ну, я пошла
Я представила разговор с Ленкой. В моей фантазии она в ответ похлопала глазами и сказала: «ладно, поняла, мир». А я почувствовала себя «достаточно отомщенной». Помимо этого внутри появилось теплое ощущение, что есть кто-то, кто меня понимает и поддерживает, и с кем я всегда могу поговорить и услышать слова, которые меня поддержат именно так, как мне нужно.
Да, это работа фантазии. Конечно же, в реальности все было так, как было. Но для психики это не столь важно, поскольку воспоминания в ней хранятся в виде образов.
С помощью этой нехитрой техники я фактически «перепрописала» воспоминание с негативного на позитивное, представив положительное разрешение той далекой детской ситуации.
Можно сказать, закрыла гештальт.
На «выходе» я получила тройной результат: разобралась в своем нынешнем состоянии, связала актуальную ситуацию с похожим событием в детстве, и «подлечив» себя «там и тогда», почувствовала, будто что-то достроилось, завершилось «здесь и сейчас».
>> Не забудьте подписаться на наш канал!
Автор статьи: Светлана Столярова, гештальт-терапевт, специалист Студии Полины Гавердовской