Было это давно. В далеком-предалеком одна тысяча девятьсот девяносто пятом году. Мне тогда лет пять было. Но я до сих пор это помню. Помню, словно это было вчера.
Решили мы, а это я и два моих закадычных товарища, узнать, что такое сигареты. Стащили у моего отца целую пачку этого изделия табачной промышленности. И самое главное что? Конечно спички.
Устроились, значит, в тени деревьев. Так, что бы никто не увидел. И начали пробовать курить. Пробовали, значит, пробовали, но ни черта не поняли. А посему, выкопав небольшую яму, спрятали орудия преступления.
Дома пропажу нашли. И сразу поняли кто и куда спер сигареты. А я поняла, что товарищей своих закадычных в разведку брать нельзя. Сдали они нас со всеми потрохами. Как их наказали дома я не знаю. А вот мне пригрозили широким отцовским ремнем.
Я затаила обиду. Обиду великую. И взяла ножницы. Обычные не нашла, пришлось взять те, которыми баранов стригли. И порезала все ремни у отца. Порезала знатно. Со знанием дела. На кусочки сантиметров по десять. Что бы грозить было нечем.
А что бы отомстить до конца, я взяла стеклянную банку и отправилась в сад. Восьминогое животное был изловлено и посажено в шкаф на чистое, белое постельное белье.
Моя мама ужасный арахнофоб. И я это прекрасно знала. Тем же вечером, готовя постели ко сну она столкнулась с проблемой. Большой и полосатой. Ибо моя детская душа не поскупилась на поиски. А маленький желтый паучок, сидевший и дрожавший от страха в незнакомом месте, увидел свет и пополз к нему.
Кричала и ругалась тогда мама сильно, много и витиевато. Цветистые обороты использовала со знанием дела. Но это уже было гораздо позже, когда папа паука из недр шкафа убрал.
Месть удалась. Думала тогда довольная я. Сейчас, вспоминая все это, мне стыдно лишь за паука. Бедный малыш был выдернут мной из мест обитания. Над ним так жестоко поглумились.
