Татьяна привычно припарковала свою машину недалеко от своего подъезда и, взяв продукты из машины, направилась домой. Она прошла мимо одинокой старушки, которая сидела на лавочке, даже не взглянув на нее. Но та ее негромко окликнула:
-Таня, здравствуй.
Татьяна вздрогнула. Это был голос матери. Забытый голос. Как и все, что было связано с ней и годами ее детства и юности. Она резко обернулась.
- Как ты меня нашла? - Голос прозвучал резко и сухо.
- Прости, дочь. Я давно знала, где ты скрываешься. Только никому не говорила. Зачем? После такого. Но сейчас мне надо поговорить с тобой. Очень сильно нужна твоя помощь.
- Если ты о помощи той твари, то никогда и ни за что. – Резко ответила Татьяна.
-Нет, нет, - пролепетала старушка. – Речь не о ней. А о ее старшей дочери. И дочери Игната.
- Пойдем ко мне. – Приказала Татьяна. – Что здесь молоть из пустого в порожнее.
Старушка с трудом поднялась и Татьяна поразилась, как постарела мать. Она еле двигалась.
Она помогла ей дойти до лифта и они молча поднимались на ее этаж. С таким же трудом мать дошла до квартиры Татьяны.
- Что с тобой. Ты заболела?
Еле отдышавшись, мать тихо сказала:
- Заболела. Рак у меня. Но речь не обо мне. Мне уж недолго осталось. Боюсь я за Олимпиаду. Не выжить ей в том аду.
- То есть. Ты о чем?
- Издевается она над девчонкой. Всю жизнь ей мстит, что ее отец хотел сбежать от нее к тебе.
- Не сбежать, а вернуться, - почти выкрикнула Татьяна. И осеклась, увидев побледневшее лицо матери.
- Да, конечно, вернуться, – почти шепотом ответила мать. И вдруг стала перед ней на колени.
- Забери ее, Танечка. Виновата я перед тобой. И что детей у тебя нет, тоже виновата. – Слёзы потекли по ее иссушенному лицу. Она протянула к ней руки и стала теребить полу ее плаща. – Забери ее. Погибнет она.
- Встань, встань, - испугалась Татьяна. – Что за бред? В честь чего она погибнет? Она что, избивает ее?
- Всё бывало. Но больше всего ей достается от той оравы, которую твоя сестра нарожала. Они ее каждый день унижают, смеются на дней. А от матери за это конфетки получают.
- О нет, - пробормотала Татьяна. – Только не это. - И замолчала. Вспомнила свое детство. Ведь все было именно так, а не иначе. Только вот конфетки от матери она не получала, а очередной нагоняй. Но ее это не останавливало. Но особенно сестра злобствовала, когда Татьяна побеждала на каких-либо олимпиадах. После ее побед Люська превращалась в настоящую дьяволицу. Сама она училась, перебиваясь с двойки на тройку. И лишь по русскому у нее иногда проскакивали четвёрки, а иногда даже пятёрки.
-Зачем мне твои олимпиады, - однажды насмешливо сказала Люська. - Я их другим местом заработаю, - и рассмеялась, довольная своим каламбуром.
- А тут какая – то учительница сказала, какие у Олимпиады красивые волосы, так мать ее обкорнала как попало и они потом все дружно ржали, какая она уродина. Липка ко мне прибежала, вся в слезах. Я её еле успокоила. Она хотела руки на себя наложить или из дома сбежать. Вот, смотри, - мать протянула ей какую – то измусоленную фотографию. Татьяна глянула на нее и обомлела. Это было лицо Игната, один в один. Его глаза. И даже прическа его. Непослушные кудри, которые открывали его слегла оттопыренные уши.
Татьяна молчала, не в силах оторвать взгляд от фотографии и едва переваривая услышанное.
- И что делать? – Оторвав взгляд от фотографии, растерянно спросила она.
- Я все продумала. Мне недолго осталось. Врачи сказали, месяца два – три от силы. У Олимпиады иногда бывают приступы аллергии. На шалфей. Вся крапивницей покрывается. Ты приедешь на мои похороны. Привезешь шалфей. Как только она начнется покрываться пятнами, ты вызовешь скорую. Скажешь, что отёк Квинке. И увезешь ее оттуда.
- А потом? – Со страхом глядя на мать, спросила Татьяна.
- А потом ей исполнится четырнадцать лет и она будет вправе выбирать, где и с кем ей жить.
Татьяна с трудом села на банкетку в прихожей.
- Это невозможно. – Прошептала она. – У меня ничего не получится. А вдруг она не захочет.
- Я ей всё расскажу. Всё, как есть.
- Она не поверит.
- Поверит. Когда я расскажу, что это именно ее мать перерезала шланг на его машине и поэтому он погиб, когда решил вернуться к тебе.
- Нет, нет. Ты же давала показания в полиции, что Люськи дома не было.
- Дома она была. И я видела, как она отходила от машины с ножиком в руках.
- Мама, мама. Как ты могла? Ты мне жизнь искалечила. – Татьяна непроизвольно всхлипнула и закрыла лицо руками.
Старуха снова встала перед ней на колени и прижалась к ней.
- Виновата я. Виновата перед тобой. И Олимпиадой. Ведь она должна быть твоей дочкой. Если б ты не сделала аборт, у тебя была бы именно такая дочка, как Олимпиада. Откуда ж я знала, что ты беременная от Игната. Грызла себя потом, грызла поедом. Вот и догрызла до рака. Бог меня покарал. За всё. Я ведь помогала Люське соблазнить твоего Игната. Думала, что ты с образованием своим высшим и краше и лучше найдёшь, а Люське твой Игнат был, что джек – пот в лотерее. – Шептала она исступлённо и Татьяна невольно оттолкнула её, не желая слушать эти её признания.
- Я подумаю, что можно сделать, - бесстрастно сказала она, встав с банкетки. Сняла плащ и повесила его на вешалку.
- Пойду я, - мать с трудом встала с колен и Татьяна в этот раз не помогла ей. Она добрела до двери и повернулась на прощанье: - Прощай, дочь. Не увидимся уж боле. Я знаю. Прости ты меня. За всё прости.
Татьяна молчала.
Ночь она провела в слезах. И с бутылкой коньяка. Слава Богу, завтра выходной. Годовая гонка отчетов миновала и она решила на всю следующую неделю взять отгулы. Татьяна не представляла себе, что будет делать и как, но уже знала, что будет.
Продолжение В "Суккубихе 2" и "3".