Опыт поиска ответа на главные вопросы «самостоятельной мамы»
Один раз и на всю жизнь. Как же я этого хотела! Точнее, для меня не существовало других опций. Но через пять лет совместной жизни опция возникла, постепенно став единственно возможным вариантом.
Даже воцерковление не смогло вернуть мой брак из комы…а может, помогло отпустить этого страдальца, отключить искусственную вентиляцию и спокойно похоронить. С тех пор прошло почти два года. Эти два года были намного счастливее, чем два, предшествующие разводу. Ни в коем случае не хочу, чтобы это звучало как пропаганда: развод — это действительно катастрофа, на которую можно пойти только тогда, когда брак становится несовместим с жизнью.
И хотя сейчас я на порядок счастливее, это не отменяет ряда задач, связанных с ответственностью за воспитание сына. Ему сейчас пять лет, и совсем недавно он из малыша превратился в мальчика. И я до сих пор, зная все доводы против, все же испытываю чувство вины перед этим милым мальчиком за то, что не смогла быть семьей с его отцом.
Не кто виноват, а что делать
Как бы там ни было, мне бы хотелось в этой статье поговорить не о том, почему и зачем я развелась, а о том, что делать дальше. Почему я считаю, что об этом нужно говорить? Дело в том, что чем больше времени проходит, тем чаще я с содроганием обнаруживаю, сколько вокруг таких же семей. Которые не справились, не сумели, ошиблись. И сколько таких же деток, как и мой сын, которым пришлось позабыть то счастье, когда видишь любовь между папой и мамой.
При этом вокруг много не только мальчиков, растущих без отцов, но и мужчин, выросших без отцов. Я противник ярлыков, но встречала множество мнений психологов и не только о том, почему современные мужчины, зачастую, столь инфантильны, эгоистичны и т.д. (уверена, что женщин это тоже касается, просто нам инфантилизм чаще прощается). Так вот одной из причин очень часто называется женское воспитание.
Соответственно, у мам, самостоятельно воспитывающих сыновей, возникает вопрос: а что такого мне нужно сделать, чтобы мой сын вырос не эдаким «царьком», а мужчиной, мужем, отцом? Чтобы он вырос счастливым, чтобы он умел любить и быть любимым? Чтобы он не повторил ошибок своих родителей?
С папой или без: так ли велика разница?
В вопросе воспитания мальчика в неполной семье есть два аспекта:
Во-первых, полезно принять тот факт, что далеко не все трудности воспитания обусловлены отсутствием отца. Как говорила Фрекен Бок, «какая это мука — воспитывать детей». Допустим, не мука, но попотеть придется.
Вот что об этом думает известный социолог А. Кон: «Не верьте психологам, утверждающим, что в неполных семьях вырастают неполноценные мальчики. Это утверждение фактически неверно, но действует как самореализующийся прогноз. «Неполные семьи» – не те, в которых нет отца или матери, а те, где недостает родительской любви. Материнская семья имеет свои дополнительные проблемы и трудности, но она лучше, чем семья с отцом-алкоголиком или где родители живут как кошка с собакой».
Подобную мысль со ссылкой на чешского психолога З. Матейчека приводит в журнале «Виноград» Н.Н. Ерошенко, кандидат психологических наук: «Воспитание в неполной семье — это такое же обычное, нормальное воспитание, только оно осуществляется в более трудных условиях. Важное значение имеет личность того человека, который остался с ребенком один на один. Качества самого воспитателя сыграют в формировании ребенка гораздо большую роль, чем факт неполной семьи»[1].
Так что для родителей как в браке, так и по одиночке, главная задача неизменна — воспитывать себя. А это уже совсем другая история.
Психологи З. Матейчек, В. Сатир, А.И. Захаров определяют самый острый вопрос неполной семьитак: «как сформировать для ребенка здоровую половую идентификацию?» Ерошенко Н.Н конкретизирует эту проблему так: «Модели для такой <половой> идентификации он <ребенок >вынужден искать вне семьи, и сложность в том, есть ли она поблизости, а если есть, то какого качества?»
Подобные советы на тему поиска нужной модели вне семьи я встречала не раз. Они сложились в задачу найти для сына некоего наставника, авторитетного мужчину, который будет задавать заветную модель мужественности. То есть запрос сформировался.
Получите, распишитесь
Ответ, удивительным образом, тоже. Прошлой зимой в храме святителя Луки Войно-Ясенецкого, прихожанкой которого я являюсь, появилось странное объявление. Честно говоря, я даже не особо вчитывалась, что там было написано, потому что речь шла о скаутах. «Что-то подозрительное, родом из американских комедий», — подумала я и забыла.
Но через некоторое время пришлось вспомнить: ко мне обратился руководитель скаутского отряда, обосновавшегося в нашем храме. Обратился с просьбой помочь в его деятельности и заняться вербальной стороной дела.
И я начала разбираться. Стереотипы ломались, как лед по весне. Оказалось, скауты у нас в стране появились благодаря Царской семье, а в основе идеологии — православные ценности. Оказалось, что это целая воспитательная система, с уставами, законами, иерархией и атрибутикой.
В общем, все это привело к тому, что летом я отправилась с сыном в палаточный скаутский лагерь. К тому моменту я и так уже была довольно лояльна к скаутам, но смотрела на деятельность отряда примерно так: это все, конечно, здорово, но не для меня. Скажу честно, походная романтика и все такое — это действительно не мое, так что наша поездка в лагерь продлилась всего (ну или целых) два дня. Но это был рубеж, после которого я стала смотреть на скаутинг не как наблюдатель, а как на реальную перспективу для моего сына. И вот почему.
Мама в шоке: топор, костер и другие детские радости
Мы приехали в лагерь, раскинувшийся в ста метрах от полузаброшенной деревни близ Переславля. Сын верещал на заднем сиденье из-за слепней, залетавших в окна, а я покрывалась холодным потом, сдавая назад по колее в горку (не нужно ездить по навигатору по деревням).
Прибыв не место, я первым делом начала допрашивать 7-8 летних обитателей лагеря на предмет наличия земляники в местных полях. На что получила несколько ответов, не блещущих разнообразием, — с офисным снобизмом дети твердили, что им…некогда.
Потом они повели нас на обзорную экскурсию по лагерю, в ходе которой обнаружилось, что их творение — недавно построенный тент — накренилось. И что вы думаете? Мальчишки быстро распределились и взялись исправлять постройку: перетягивать веревки, рассуждать, как лучше закрепить клеенку…
Но самым ярким впечатлением лагеря были топоры. Ну ладно, топорики. Когда я впервые увидела, как мальчик немногим старше моего сына взялся рубить щепки для вечернего костра, я начала в панике озираться по сторонам, и из меня уже готов был вырваться крик, сообщающий о надвигающейся вселенской катастрофе. Оказалось, что ему — можно. Потому что он сдал специальный «зачет».
Для меня этот топорик стал своеобразным символом. Я припомнила, что мои младшие братья тоже в этом возрасте орудовали и топорами, и ножами. Тогда мы на все лето уезжали в деревню, папа строил дом и учил братьев обращаться с инструментом. А еще я поняла, что если я целенаправленно ничего для этого не сделаю — моего сына никто не научит обращаться с топором. И, конечно, он от этого не станет хуже. Просто мне и в голову не придет ни топор, ни молоток, ни узлы, ни множество других сугубо мужских категорий, о существовании которых я даже не подозреваю.
И, конечно, очень здорово, что в лагере все дружно молятся перед едой, что на сборах узнают основы Православия и историю России, что детям действительно некогда — потому что надо то сдавать «на разряд», то готовить сценку к костру, то сражаться с Берендеем, а еще же веревочный городок с тарзанкой (не до земляники тут). Все это здорово. Но лично для меня не это оказалось главным, потому что есть хотя бы вероятность, что все это я сыну дать смогу сама.
А вот что касается той самой качественной модели для самоидентификации мальчика как мужчины, о которой пишут психологи… То, пожалуй, я ее нашла. Мне нравится эта модель, где мальчик растет мужчиной, ответственным, инициативным, любящим Родину, ближнего и Бога.