«Пусть будет неудачником, нищим, бродягой, кем угодно, но только не проклятым киевским обывателем!..» Константин Паустовский «Повесть о жизни. Далекие годы».
Советские школьники не могли не знать Паустовского. Но, знали мы его по каким-то детским рассказам о животных и сказкам. Таким он надолго, по крайней мере, для меня и остался. Настоящее открытие его произошло лет шесть назад. Я попал на вечер, организованный Александром Гордоном и посвященный Дню Победы. Вечер проходил в Театре современной пьесы на Трубной. Надо отдать должное Александру Гариевичу, вечер был удивительным по своей правильности и пронзительности. Ни одного лишнего слова или выступающего. Там пели песни, читали стихи… И вот среди прочих великая наша Инна Макарова прочитала (не правильно… «представила») рассказ Паустовского из военного цикла. Это было настоящее потрясение. Это была удивительная литература, это был удивительный сторителлинг. При этом простой, понятный и по-человечески теплый.
Я был уверен, что с Константином Георгиевичем мы встречаемся не в последний раз. И вот прошло шесть лет. Я зашел в «Молодую гвардию» за новой книжкой для чтения. И тут же при входе наткнулся на полку с уцененкой. Пробежав в пол глаза лежащие на ней книги, я вдруг наткнулся на довольно увесистый том Паустовского. На нем было написано «Повесть о жизни». Открыл предисловие автора. Читаю: «Недавно я перелистывал собрание сочинения Томаса Манна и в одной из его статей о писательском труде прочел такие замечательные слова: «Нам кажется, что мы выражаем только себя, говорим только о себе, и вот оказывается, что из глубокой связи, из инстинктивной общности с окружающим, мы создаем нечто сверхличное… Вот это сверхличное и есть лучшее, что содержится в нашем творчестве»…»
Мне этого было достаточно. Я понял – моя книга. И заплатив за нее 67 рублей, довольный отправился домой. Вообще в «Повести о жизни» шесть «книг». Пока мне достались только три. С одной я успел ознакомиться. «Далекие годы» посвящены детству и ранней юности. Но начинается книга со смерти отца, которая по хронологии происходит ближе к концу описываемых событий.
То, что я начал читать, это мед для сторителлера. Я как в теплую ванну погрузился в текст Паустовского. Мною не было пропущено ни одного слова (чем я часто грешу, читая книги). Я смаковал каждое предложение. Каждое описание, каждый сюжет, каждую историю. При этом это очень глубокое исследование себя и своего окружения, своего прожитого времени, которое очень легко вытекало из простого описания того, что с автором происходило. Простого, но очень внимательного. И поэтому все важное для автора, все важное для читателя не было потеряно или забыто. Детские переживания. Отношения с родителями, «документы эпохи», «истории преодоления». Все это так естественно входит в читателя с авторским текстом, абсолютно легким для чтения. Легким и увлекательным, вовлекающим.
Я, пожалуй, на этом остановлюсь. Удержав себя от цитирования (пока достаточно эпиграфа). Абсолютно точно, эта статья только разогрев меня, как теперь уже исследователя того, что я прочитал. Тем более, что впереди у меня, по крайней мере, еще две книги, а то, глядишь (скорее всего, так и будет), и пять.
