Врачи констатировали смерть. Произошла остановка сердца. Его тело уже два часа валялось в лагерном морге. Самое удивительное во всей этой истории, что два дня назад пришёл приказ о досрочном освобождении заключённого Кондратьева Кирилла, — в связи с отсутствием состава преступления, верховный суд признал его невиновным. Мать обегала пороги всех инстанций. Всё напрасно… Так распорядилась судьба. А так как заключённых за людей здесь не считали, (они были лишь материалом для медицинских опытов, психологических исследований, энергетической разрядки), потому что люди в тех условиях выжить просто не смогли бы, то на приказ никто не обратил внимания…
В свои неполных двадцать лет Кирилл, который сейчас лежал бесчувственным трупом, был по-мужски прекрасным. При росте сто девяносто, крепкого телосложения (сказались занятия спортом: большим теннисом, каратэ, штангой) светловолосый и голубоглазый парень имел ( теперь уже в безвозвратном прошлом) огромный успех у девушек и женщин. Его любовные похождения можно было бы описать в каком-нибудь романе, что так любят читать женщины всех возрастов . О таких говорят: «Племенной жеребец». Сейчас же в кампании нескольких трупов, некогда бывших молодыми и здоровыми ребятами, он уже ничего не мог сделать, ни плохого, ни хорошего. Его просто не было. Хотя душа, конечно же, ещё жила, и что происходило тогда с тонкими субстанциями, одному Богу было известно.
Мать очень явственно представила бесчувственное тело сына… Что она могла? В тот самый момент, когда врачи боролись за жизнь, она мысленно рисовала огненный знак жития на теле своего ребёнка, читала все мыслимые и немыслимые молитвы. Но сейчас сама лежала, как труп: мыслей, чувств, казалось, самой жизни в ней уже не было. И вдруг какой-то огонёк, какая-то искорка надежды зажглась у неё внутри, а может быть, то сам дух, превратившись в маленькую звёздочку, искорку, оторвавшись от её существа или души, полетел туда, где были все её мысли. Искра стремительно влетела в тело сына, вначале металась, судорожно ища то, что ей было нужно, потом замерла, будто задумавшись, и началась обычная для неё работа. Она проверила лёгкие, старательно затягивая раны, как бы сваривая оборванные ткани, вытапливала гной и напоследок как будто тряпочкой протёрла всё до блеска, пролетев ещё раз по области лёгких. Убедившись, что не осталось ничего подозрительного, полетела дальше. Сердце. Оно не двигалось. Искра со всей силы ткнулась в него, будто ударив электрическим разрядом. Сердце вздохнуло, вначале сонно поёжилось, сжалось, потом расширилось, будто зевнув, и начало стучать. Искра спешила. Мозг! Скорее, надо успеть! Она металась внутри мозга, тормошила, казалось, кричала, стучала, хваталась за стенки и трясла. Наконец, мозг начал подавать какие-то сигналы. Он проснулся. Искра вылетела из тела, ещё раз покружилась над ним и тут же вернулась домой…
Когда наблюдаешь со стороны за событиями, происходящими в стране, то кажется, что мир сошёл с ума. Молодых, здоровых ребят посылают в мясорубки, в тюрьмы, спаивают, одурманивают наркотиками… Как будто разработана целая программа уничтожения генофонда России. Если бы государство заботилось о своём населении, о своём будущем, всё было бы иначе. Откуда идёт эта программа? Такое ощущение, что кто-то свыше диктует свои жёсткие правила игры на вымирание. Свыше ли? Одно не учтено в этой безжалостной игре — сущность материнства. Мать — это девятое чудо света. Трусливая зайчиха вдруг бросается на волка, защищая зайчонка, и свирепый зверь отступает… Сотни матерей бредут по опалённым войной чеченским селениям в поиске пропавших сыновей, рискуя собственными жизнями. Ради жизни, счастья своих детей они способны на всё, даже на то, что человеку, в принципе, не возможно. Так свершается чудо…
Кирилл открыл глаза. Тело его тряслось, зуб на зуб не попадал. «Ну и холодина, прямо как в морге!» — Он, покачиваясь, встал и пошёл к двери. Дверь сразу не поддалась, и он с силой толкнул её. На него уставилась медсестра. Всё её существо выражало ужас. Она вскочила и заорала, как резанная: «А-а-а!» Кирилл с опаской оглянулся, но ничего ужасного за собой не увидел. При этом подумал: «Чего орёт? Дура! Совсем спятила!»
На её крики прибежали врачи. Они тоже будто остолбенели, стояли, разинув рты. Кирилл выругался: «Дайте что-нибудь согреться, что же так людей морозите, изверги». Сестра, наконец, пришла в себя. Врачи зашевелились и обрели дар речи.
- К-к-кирилл, т-ты как с-себя чувствуешь?
- Чуть лучше покойника.
Врач подошёл и посмотрел ему в глаза. Эти глаза, которые два часа назад остекленели, и не было никаких сомнений, что пациент мёртв, те же самые глаза смотрели на него, как ему показалось, с искоркой иронии. Проверили пульс — пульс был в норме. Сестра набросила на Кирилла одеяло и дала выпить ему горячего чая. Тот немного согрелся: «Спасибо, милая сестричка, век тебя не забуду».
Мать получила телеграмму: «Меня освободили. Приезжай». Сам Кирилл ещё не в состоянии был перемещаться самостоятельно на дальние расстояния. На «скорой» их довезли до поезда. От поезда мать вызвала такси. И вот он дома! Дома! Если есть рай на земле, так он называется родным домом. Он лежал в постели, мать бегала вокруг, суетилась. Кирилл то и дело отплёвывался кровью. Туберкулёз слишком коварен, чтобы дать себя победить даже молодому и крепкому организму… Лагерные врачи как можно тактичнее старались объяснить матери, что дни сына сочтены, он обречён. Нужно готовиться к худшему, но тогда она, казалось, ничего не слышала, улыбалась и плакала, обнимая Кирилла, она была счастлива, видя его живым.
Уже месяц прошёл, как он дома. Больной всем на удивление быстро поправлялся. Снимок показал, что лёгкие зарубцевались. Лечащий врач ничего не мог понять, он только пожимал плечами, написав своё заключение: «Здоров».
Нет он, конечно же, не знал, да и откуда было ему знать, что совершить чудо способна только великая сила любви, сила материнской любви…