В памяти потомков часто остаются совсем не те произведения писателей, которые сами они считают лучшими. Лазарь Лагин, известный большинству читателей как автор "Старика Хоттабыча", не считал сказку о джинне главным своим произведением.
Текст: Ирина Лукьянова, фото предоставлено М.Золоторовым
Он вообще считал себя в первую очередь сатириком, автором политических памфлетов.
ЛЕХОДОДИЛИКРАСКАЛО
Лазарь Гинзбург был старшим из пятерых детей в небогатой витебской семье. Отец, Иосиф Файвелевич, перегонял плоты на Западной Двине, мама, Хана Лазаревна, воспитывала детей. В семье говорили на идиш.
Дочь писателя, Наталья Лагина, рассказывала, что семья не роскошествовала: праздничным блюдом в ней считались драники. По воскресеньям Гинзбурги ходили к богатому соседу покушать квашеную капусту. Когда маленького Лазаря взяли с собой, хозяин предложил ему мандарин. Мальчик подумал и отказался, а хозяин не стал настаивать, и следующий мандарин случился в жизни Лазаря очень нескоро.
Отец, едва ему удалось скопить немного денег, открыл лавку скобяного товара в Минске, куда семья переехала из Витебска, когда Лазарю было 4 года. Они поселились в Раковском предместье напротив Холодной синагоги. До 13 лет мальчик учился в хедере — начальной религиозной школе.
В творчестве Лагина сохранились легкие следы этого образования. В первом издании "Старика Хоттабыча" джинн, вырывая волоски из бороды, приговаривал не "трах-тибидох-тох-тох" (это придумал актер Николай Литвинов для радиоспектакля), а "лехододиликраскало". Это начало еврейского субботнего гимна: "Лехододиликраскало" — "Иди, мой друг, встречай свою невесту". А в других его книгах слова на идиш встречаются в качестве имен собственных и географических названий. Впрочем, говорящие фамилии он придумывал и на русском, и на английском: чего стоят только Пивораки из "Хоттабыча" или "Юзлесс" из "Атавии Проксимы".
В 1916 году на русском языке вышла и попала в руки 13-летнего Лазаря книга английского писателя Ф. Энсти (под этим псевдонимом писал Томас Энсти Гатри) "Дьявольский джинн и медный кувшин". Речь в книге шла о молодом лондонском архитекторе, который покупает на аукционе старинный медный кувшин и выпускает из него джинна. Джинн, желая его отблагодарить, пытается помочь ему во всех его делах, финансовых и сердечных. Кстати, у Энсти джинна заточил в кувшин сам Сулейман ибн Дауд из-за происков некоего Джирджиса — впоследствии они, мир с ними обоими, перекочевали в "Старика Хоттабыча".
После хедера Лазарь поступил в минское Высшее начальное училище. Так назывались народные училища с двухлетним курсом обучения. Программа была проще гимназической, тем не менее подразумевала изучение математики, физики, географии, истории. Правда, не давала языков — ни древних, ни иностранных...
ТЕПЕРЬ, НАВЕРНОЕ, В НЕБЕСАХ ПОГРОМ
Привычный мир рушился. Сначала Минск был захвачен немецкими войсками, потом отошел Германии по результатам Брест-Литовского мира, а в январе 1919 года стал столицей провозглашенной Советской Социалистической Республики Белоруссии в составе РСФСР.
Лазарь Гинзбург довольно быстро определился с политическими симпатиями. В августе 1919 года в Минск вошли польские войска, в городе начались еврейские погромы. Революционно настроенная молодежь шла добровольцами в Красную армию. Лазарь к лету 1919 года окончил училище; в декабре ему должно было исполниться 16. Не дожидаясь этого, он ушел добровольцем на фронт, а в 1920-м вступил в ВКП(б).
На фронте у молодого бойца обнаружился туберкулез; Лазарю выдали путевку на лечение в подмосковный санаторий "Подсолнечное", бывшую клинику для нервнобольных, где теперь лечили красноармейцев. В санатории он провел зиму 1920/21 года. Именно тогда он ездил в Москву, где посещал студию при Литературно-издательском отделе Наркомпроса, созданную Брюсовым. Там он впервые увидел Маяковского и познакомился со Шкловским. Кстати, Шкловский предложил ему написать для ОПОЯЗа (Общество изучения поэтического языка, созданное в 1916 году группой историков литературы и лингвистов — представителей так называемой "формальной школы". — Прим. ред.) работу о системе повторов в "Тысяче и одной ночи". Лагин рассказывал, что взял в библиотеке эту книгу на арабском, и ее вынес востоковед Мустафа Османович, сам похожий на волшебника — с бородой, в цветной жилетке, в остроносых туфлях...
В начале 20-х, после окончания советско-польской войны, партия занялась созданием и укреплением сети комсомольских организаций на территории Белоруссии. Молодой коммунист Гинзбург вступил в комсомол и взялся за выполнение партийных задач: собирал первичные ячейки, агитировал, занимался хлебозаготовками. И продолжал писать стихи. Первые его публикации состоялись в белорусской прессе начала 20-х, а в 1922 году он стал рабкором комсомольской газеты "Чырвоная змена". О стихах своих позднее он коротко сказал: "Говоря откровенно, у меня имеется немалая заслуга перед отечественной литературой: я вовремя и навеки перестал писать стихи".
В 1923 году он поступил в Минскую консерваторию: у него был красивый баритон, он любил петь и надеялся стать певцом. Но через год консерваторию бросил. Тем не менее в музыке он хорошо разбирался и прекрасно пел романсы.
В 1924 году семья Гинзбург перебралась в Москву. Отец оставил частную торговлю и, окончив полиграфические курсы, стал наборщиком в газете "Известия". А Лазарь поступил в Институт народного хозяйства имени Карла Маркса (бывший Московский коммерческий институт, будущий Плехановский университет).
Осенью 1925-го граждан 1903 года рождения призвали в армию. Лазарь снова оказался в рядах РККА и был направлен в Ростов-на-Дону. Но самое его большое ростовское впечатление оказалось связано не с армией, а с приездом в город Маяковского. Осенью 1926 года Маяковский не только выступал с чтением своих стихов, но и слушал ростовских поэтов в подвале Дома печати. Среди поэтов оказался и красноармеец Гинзбург; позднее он писал в мемуарах "Жизнь тому назад": "Кстати, именно здесь и в том же году читал нам совсем еще молоденький Александр Фадеев свой еще не опубликованный "Разгром". Маяковский внимательно слушал, что-то записывал на папиросной коробке, а потом говорил о прочитанном. Лагин прочитал отрывок из поэмы "Песня об английском табаке" и небольшое стихотворение "Отделком", то есть "командир отделения"; Наталья Лагина называет его "Старшина". "Владим Владимыч все внимательно выслушал — так Лагин изложил эту историю журналисту Михаилу Лезинскому, — скептически посмотрел на меня и сказал: "Ваша поэма родилась не из сердца. Это, батенька, литературщина. Своими глазами надо смотреть на окружающий мир, а не через пенснэ классиков. А вот маленькое ваше стихотворение мне, как ни странно, понравилось...". Потом он даже заходил к Маяковскому в гости. Тот угощал его мандаринами, а Лазарь снова, как в детстве, стал деликатно отказываться. Впрочем, Маяковский быстро разгадал мучения "интеллигента с ружьем", и от мандаринов скоро ничего не осталось.
Демобилизовался Лазарь Гинзбург только в 1930 году; о своем последнем месте службы он пишет в воспоминаниях: "В качестве политработника запаса я отбывал повторный сбор в должности дублера комиссара отдельного батальона связи". Вместе с подопечными солдатами он задумал концерт к окончанию сборов, позвонил Маяковскому, чтобы позвать его. "Маяковский чуть помедлил с ответом. Потом сказал:
— Голубчик, я себя последние дни омерзительно чувствую. Позвоните мне денька через три-четыре...
Этот разговор происходил десятого апреля тысяча девятьсот тридцатого года, в одиннадцатом часу утра".
Маяковский застрелился в 10.15.
ЭКОНОМИСТ-САТИРИК
После армии Лазарь поступил в Институт красной профессуры. Пока учился — печатался в газете "За индустриализацию". В 1933 году защитил диссертацию, стал кандидатом экономических наук и доцентом, солидным ученым, как и его братья: рано погибший младший, Давид, был литературоведом, а Шевель и Файвель — инженерами. Однако его журналистский опыт оказался более востребованным, и молодого ученого направили в газету "Правда" — укреплять экономический отдел.
А в издательстве "Правды" выходил журнал "Крокодил", в котором работала веселая компания журналистов под руководством Михаила Кольцова — от старого сатириконовца Аркадия Бухова до бывших сотрудников "Гудка" Катаева, Ильфа и Петрова. Со временем "крокодильцы" выработали свой узнаваемый стиль, может быть, поэтому сатирические памфлеты Лагина напоминают то зощенковские рассказы, то "Двенадцать стульев", то какого-нибудь катаевского "Повелителя железа", то "Мастера и Маргариту" Булгакова. Там-то, в "Крокодиле", Лагин нашел свое место и понял, что призван быть не экономистом, а сатириком. Он даже о "Старике Хоттабыче" говорил, что книга задумана как памфлет, как сатира — и только вмешательство редакции сделало из нее волшебную сказку.
В 1934 году он стал заместителем главного редактора и выпустил свой первый сборник — "153 самоубийцы", подписав его псевдонимом Лагин, сложенным из первых слогов имени и фамилии. Через два года его приняли в Союз писателей.
В книгу вошло несколько сатирических рассказов, один из которых, "Эликсир сатаны", рассказывал о лекарстве, которое позволяло лечить лилипутов, заставляя их расти. Доктор-изобретатель решил подзаработать, выращивая козочек и коров сограждан, чтобы повысить надои, но недоброжелатели из числа христианских фундаменталистов отравили подопытную козу, объявили доктора дьяволом и призвали всех к покаянию. Со временем из этого рассказа выросла целая повесть: в 1947 году увидел свет "Патент АВ", где богатый негодяй намеревался вырастить из шестилетних детей личную армию; типичная для советской фантастики история о том, как мерзавцы пытаются присвоить достижения науки.
А в 1952 году писатель Порфирий Гаврутто в "Комсомольской правде" обвинил Лагина в плагиате: в самом деле, несколько первых страниц "Патента" напоминают начало опубликованного в 1940 году романа Беляева "Человек, нашедший свое лицо". Беляев к этому времени уже умер; дело о плагиате разбирал Союз писателей, и "Эликсир сатаны" помог решить дело в пользу Лагина. На самом деле все сложнее: роман Беляева тоже вырос из другого текста — опубликованного в 1929 году романа "Человек, потерявший лицо".
Трудно сказать, откуда вдруг вырос волшебный, озорной "Хоттабыч". Тут свою роль сыграл и прочитанный когда-то "Медный кувшин", и Шкловский, и "Тысяча и одна ночь". И летняя, знойная, переполненная безмятежным счастьем, коммунальными склоками и подспудным страхом Москва, в которой не может не завестись какая-то нечистая сила. На это обращает внимание чуть не каждый литературовед, пишущий о Лагине: здесь джинн — у Булгакова дьявол.
А еще, может быть, сказалось и знакомство с мальчишкой Воликом — Всеволодом, сыном доктора Алексея Замкова и скульптора Веры Мухиной. У Волика был костный туберкулез, и после тяжелой операции на ноге он учился ходить на костылях. Лагин, заходя к родителям мальчика, развлекал его арабскими сказками и выдумал смешное обращение — Волька ибн Алеша. Да и "Костыльков" придумалось, наверное, само собой. Об этом выросший Волька, ученый Всеволод Замков, рассказал композитору Виктору Копытько, а тот — минскому краеведу Михаилу Володину, который и опубликовал эту историю. Володин относит знакомство с Воликом к концу 20-х, но начало 30-х кажется более вероятным.
Может, и волшебная сказка вместо политического памфлета вышла потому, что в ней появился ребенок, смешной Волька ибн Алеша, и автор получил полное право не только язвить и ехидничать, но еще дурачиться и шалить. Он и вправду вел себя как ребенок. Наталья Лагина вспоминала: "Мама рассказывала: когда он начал писать "Хоттабыча", она, уходя на работу, запирала его на ключ, оставляя на столе тарелку с огромным количеством конфет. Он был сладкоежкой и патологическим лентяем, когда дело касалось его собственного творчества". К вечеру конфеты были доедены, несколько страниц написано. Впрочем, не очень ясно, о каком времени идет речь: женился он в 1940 году, когда "Хоттабыч" был уже написан, а переделкой сказки занимался после развода. Избранницей Лагина стала Татьяна Васильева, сотрудница "Крокодила", а потом фотограф и фоторедактор Агентства печати "Новости". Она была очень красива — вылитая Любовь Орлова, говорила Наталья Лагина.
ВМЕСТО СЛАВЫ
В 1938 году "Старика Хоттабыча" начал печатать журнал "Пионер". Начало сказки появилось в октябре—декабре, а окончание — в январе—феврале следующего года, но уже в газете "Пионерская правда". Лагин сразу стал очень знаменит. Однако вместо того, чтобы наслаждаться славой, ему пришлось бежать.
В декабре 1938 года арестовали Михаила Кольцова, и стало ясно, что следующим будет Лагин, его заместитель. Считается, что Лагина и карикатуриста Бориса Ефимова, брата Кольцова, спас Александр Фадеев, который своевременно услал обоих в командировку на Шпицберген. Пока Лагин был на Севере, за ним приходили с ордером на арест, но не застали. Когда он вернулся, его уже не искали.
А вернулся он в Москву в 1940-м — "Старик Хоттабыч" как раз вышел отдельной книгой. Женился. Потом родилась дочь.
И началась война.
Войну он прошел военным журналистом в составе Черноморского флота. Должность его в наградном листе (в конце 1944 года Лагин был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени) обозначена как "писатель при 2 отделе Политуправления ЧФ", военное звание — майор береговой службы. Там же указано, что Гинзбург—Лагин имеет медаль "За оборону Севастополя". Он участвовал в боях за Одессу, Николаев, Херсон, в обороне Севастополя. В газете "Красный черноморец" он вел юмористический раздел "Рында", где публиковал стихи, басни, подписывал карикатуры. Михаил Лезинский рассказывал, что в Балаклаве в последние дни перед сдачей города художник Леонид Сойфертис и Лазарь Лагин написали на стене крепости аршинными буквами: "С миру по нитке — Гитлеру петля".
Он писал военные сказки. Написал в стихах "Балладу об энском десанте". Но стихов своих по-прежнему стеснялся, говорил о них иронически — до тех пор, рассказывает дочь, пока однажды в нагрудном кармане у погибшего моряка не нашли газетный листок с его стихами. Написал повесть "Броненосец "Анюта".
Его младший брат Файвель погиб на Курской дуге в 1943 году. Другой брат, Шевель, воевал до 1944 года, когда был отозван с фронта восстанавливать донбасские шахты. Семью разбросало по стране, Лагин устраивал родным вызовы в Москву.
А свою семью он потерял сразу после войны: в 1946 году Татьяна забрала дочь и ушла к пресс-атташе югославского посольства, хотела уехать за границу с Наташей, но Лагин не выпускал дочь. Затем начались югославско-советские осложнения, муж ее был расстрелян, а сама она спаслась только следующим замужеством: вышла за советского писателя Николая Вирту. Лагин больше не женился: продолжал ее любить, заботиться о ней и дочери. Наташа в 16 лет ушла жить к отцу и взяла с собой бабушку, мамину маму.
Эта жизнь не всегда была безоблачной. По воспоминаниям дочери, отец мог и тяжелым предметом в нее запустить, когда сердился, и выпорол ремнем, когда она подала документы в ГИТИС на факультет музыкального театра: "Кокотки у меня дома не будет". "Лазарь с трубкой", как назвал его Олеша в крокодильские времена, превратился в "Лазаря с дочкой". В последние годы его жизни они даже сочиняли вдвоем роман "Филумена-Филимон" (так звали их домашнюю кошку).
НЕУБЕДИТЕЛЬНО
В годы холодной войны особенно расцвел его талант сатирика-памфлетиста. Теперь он страстно обличал империалистов и поджигателей войны — и в "Крокодиле", и в памфлетах.
Он решил переиздать "Хоттабыча", но и в волшебную сказку пришлось вносить изменения, соответствующие политической ситуации. В "Хоттабыче" вместо заведующего хозяйством кустарной артели "Красный пух" Феоктиста Хапугина появился американский капиталист Вандендаллес, помесь Вандербильта с Даллесом; в одной редакции Хоттабыч превратил его в собаку, и тот стал выступать по радио с еженедельным лаем, в другой — велел ему катиться, откуда приехал, и тот укатился колбаской в Америку через океан. А Волька превратился в неутомимого пропагандиста достижений Страны Советов.
Во время борьбы с космополитизмом Лагин, конечно, не чувствовал себя в безопасности. Мужа его сестры сослали в Киргизию, сестру с дочерью "уплотнили", оставив им в квартире одну комнату из трех. В газетах усердно разоблачали псевдонимы "безродных космополитов", их персональные дела разбирали на партийных собраниях. Когда из партии исключали театроведа Альтмана, обвиняемого в семейственности (когда работал во фронтовой газете, привел туда на работу жену и несовершеннолетнего сына), тот пытался защищаться: жена просилась на фронт, я взял ее в редакцию, сын несколько раз убегал на фронт, я взял его в редакцию, он все равно погиб... Писатель Бенедикт Сарнов вспоминал, что случилось дальше: "Мой сослуживец, который сейчас говорил о семейственности, вместе со мной стоял на могиле моего мальчика... вместе со мной..." — сказал Альтман и замолчал. "Зал, битком набитый озверевшими, жаждущими свежей крови линчевателями, тоже молчал. И в этой наступившей вдруг на мгновение растерянной тишине как-то особенно жутко прозвучало одно короткое слово — не выкрикнутое даже, а просто произнесенное вслух. Не слишком даже громко, но отчетливо, словно бы даже по слогам: — Не-у-бе-ди-тельно... Слово это скрипучим своим голосом выговорил Лазарь Лагин, автор любимой мною в детстве книги "Старик Хоттабыч". И оно, как говорится, разбило лед молчания. Суд Линча продолжился".
В 1949 году с Лагиным случился инсульт. Некоторые биографы связывают его с переделками "Хоттабыча", некоторые — с семейными неурядицами.
В 1953 году Лазарю Лагину должны были присудить Сталинскую премию второй степени — его даже успели отснять для парадного портрета. Но Сталин умер, и премии присуждать не стали: раньше они финансировались из сталинских книжных гонораров, но вождь не оставил завещания, и всю программу премий пришлось свернуть.
Оттепельные и постоттепельные произведения Лагина — по-прежнему идеологические памфлеты. Некоторые из них сейчас можно читать только из литературоведческого интереса. Такова, например, "Атавия Проксима" -— история о государстве-континенте Атавия, которое решило спровоцировать международный ядерный конфликт и свалить это на коммунистов. Один из исполнителей приказа забыл открыть шахты, и ракеты ушли вглубь земли, так что континент оказался оторван от земли и заброшен на околоземную орбиту. Дальше — чума, война, потерявшие человеческий облик хапуги и благородные рабочие — словом, типичный набор политагитки.
В "Белокурой бестии" находят юного маугли — сына знатной фамилии, потерянного и воспитанного волками; педагоги очеловечивают его и возвращают семье. Там из трогательно-глупого и честного ребенка окружающие воспитывают подлеца, сверхчеловека, политического лидера, белокурую бестию. Расчеловечивание человека — вообще любимая тема Лагина; ей посвящен его лучший, вероятно, роман — "Майор Велл Эндъю". Лагин отталкивается от побочного сюжетного ответвления "Войны миров" Уэллса — марсиане уносят с собой троих землян — и пытается додумать, что с этими землянами стало. Повествование ведет майор Велл Эндъю ("Ну а ты?" в переводе с английского), на первый взгляд добропорядочный христианин и верный служака. От испуга и сопротивления он постепенно переходит к самоидентификации с разумными марсианами — и обнаруживает, что они пьют человеческую кровь. Попытки спасти себя приводят его к тому, что в какой-то момент он и сам принимает предложение выпить крови — и окончательно рвет связь с человеческим в себе и человечеством.
Не будем задаваться вопросами о том, как это соотносится с процитированным выше "неубедительно". Лазарь Лагин был очень советский человек. Наверняка он придумал для себя ответ на этот вопрос — трудно только сказать, убедительный ли.
Последнее его крупное произведение — "Голубой человек", история о советском студенте, попавшем в 1894 год, где он встречается с Лениным. Интрига любопытная, историческая часть написана с явным увлечением... А вот современная... Особенно там, где нужно изобразить положительных современников... "Промакадемию она окончила в тысяча девятьсот тридцать пятом. В партию вступила восемнадцати лет. Она тогда пятый год работала швеей в "Модном заведении мадам Бычковой", что в Казенном переулке, и кроме хорошего вкуса вынесла из этого страшноватого храма дамского платья здоровый заряд классовой ненависти и великолепное презрение к дамочкам, у которых мозги забиты тряпками". Это главная героиня. А вот главный герой: "Он и теперь, работая контролером по печатным схемам транзисторного цеха большого московского завода, с удовольствием участвует в заводской самодеятельности. Если бы он не учился на заочном факультете Энергетического института, ему была бы прямая дорога в музыкальную школу для взрослых". Это тот самый негнущийся, халтурный соцреализм, который дождался к концу века своего гробовщика Сорокина.
Лучше уж помнить Лагина по "Старику Хоттабычу" и по "Обидным сказкам" — не то сказкам, не то басням, саркастическим и вполне безнадежным.
Он еще успел написать несколько сценариев к мультфильмам. Один из них, "Шпионские страсти", издевается над штампами шпионской литературы. Интересно, кстати, что Лагин, умея распознавать штампы и глумиться над ними, мог хладнокровно гнать почти автопародийные штамповки — грань между штампом и пародией в некоторых его памфлетах совершенно стерта.
Он успел благословить братьев Стругацких на издание "Страны багровых туч", которую, говорят, собственноручно извлек из редакционной корзины.
Он умер в 1979 году после пятого инсульта. Злой сатирик, ехидный афорист, ядовитый памфлетист, оставшийся во всенародной памяти добрым и чудаковатым волшебником, который заваливает футболистов разноцветными мячиками, выпускает на цирковую арену пирамиду веселых слонов и несет сказочную чушь на экзамене по географии...
Странно все-таки работает мироздание.
