Найти тему
Журнал не о платьях

«При слове «любовь» у меня возникает ощущение вранья и соплей». Александр Ширвиндт

* В районе восьми утра — мне около 30 лет. А в 9.30 вечера — уже за 80... Да! Еще все зависит от времени года…

* Юмор - это способ выживания. Потому что если ко всему вокруг, начиная от гвоздя и заканчивая мировыми катаклизмами, относиться глобально-серьезно, с выпученными глазами, то не хватит духу. И тогда – хана.

* С раннего детства меня мучили смычковым инструментом, но, к счастью для тысяч поклонников скрипичного искусства, мечта моего папы не осуществилась… Отец был скрипачом в Большом театре, потом преподавал в той школе, куда отправили учиться и меня. Мое музыкальное воспитание происходило следующим образом. В комнате появлялся папа со скрипкой, умоляя меня встать за гаммы. Я якобы соглашался начать мучить население дома этими жуткими звуками, но перед этим святым актом просился в туалет и запирался там навсегда! А так как соседям по нашей коммуналке тоже иногда надо было посещать место моей отсидки, я волей-неволей вновь попадал в руки папы. В целом это были взаимные муки. Но в пятом классе меня из музыкальной школы все-таки выгнали.

* Всю войну отец прошел во фронтовых бригадах, играя на скрипке. Однажды бригада переезжала из одной части в другую, вдруг обстрел, осколок попал в скрипку. А концерт должен был быть в ставке маршала Конева. Хотели концерт отменять, но маршал дал приказ – найти другую скрипку. Нашли. Оказалась скрипкой Гобетти. Отец потом еще долго играл на ней, а потом отдал Янкелевичу – педагогу Володи Спивакова. После смерти Янкелевича эта скрипка Володе и досталась. И вот однажды, перед каким-то юбилеем «Виртуозов Москвы» в Большом зале консерватории, мне звонит Спиваков: «Будешь прилюдно отнимать у меня папину скрипку». Пришлось отнимать -- и под аккомпанемент «Виртуозов» сыграть несколько строк из Вивальди. Успех у меня как у скрипача был бешеный!

* Мир сейчас перевернулся. Многие бросились писать разоблачительные мемуары. Я в этом смысле чувствую себя старомодным. Скажем, режиссер такой-то пишет: в 1950 году я… И рассказывает полную ахинею. Хочется сказать: я там рядом был! И все было ровно наоборот. В общем, думают, что все очевидцы перемерли и можно сочинять что угодно. А когда речь идет о мешанине творческого и личного! Все оказались половыми маньяками, диссидентами, непризнанными гениями и обязательно работали дворниками или носили тару в винном магазине, пока не завязали с наркотиками и алкоголем... И чем гаже о себе вспоминают, тем больше это публикой приветствуется.

* Когда младшая моя правнучка была уже на подходе, думали, что родится мальчик. И мне внук и сын упорно начали твердить: «Ты должен еще пожить! Потому что правнука придется отмазывать от армии, так что погоди, ты еще нужен, лет 16 как минимум…» А взяли и родили мне правнучку. Перспектива долгожительства отпала. Но я-то уже вроде как настроился! Мотив нужности – это такой двигатель!

* Я считаю, что все разговоры о воспитании – туфта. Сколько ни воспитывай ребенка, гены все равно возьмут свое. Что заложено в ночь любви, или случая, то в конце концов и проявится. Я был шпаной, родители со мной мучились. Потом мы также мучились с сыном Мишкой, его два раза выгоняли из школы. А потом он случайно в сундуке нашел мой школьный дневник за 7—8-й класс, и тут воспитание закончилось раз и навсегда. Он понял, что хулиганство и разгильдяйство – наследственный порок. Вышло, что сына мы вообще ни к чему не принуждали. И как ни уговаривали не поступать в театральный – поступил. Гены взяли свое! Но в конце-то концов он стал телеведущим, телевизионным продюсером, в общем, занимается профессией, которую выбрал сам. И из непредсказуемого ребенка превратился в большого солидного мужчину. Он трудоголик – пожалуй, самый очевидный ген в моем организме – остальные можно только подозревать, поскольку, в отличие от меня, он выдержан, спокоен, мудр и доброжелателен.

* А внук защитил диссертацию по римскому праву. Он у нас в семье выродок. Знает четыре языка, преподает в МГУ. Вся семья – клоуны и балаболы, а тут такое родилось.. Я был у него на защите диссертации. Два часа он говорил, а я не понял ни одного слова! И только в силу того, что у меня профессия соответствующая, я еще делал вид: мол, все ясно. Для него счастье – заниматься своим делом. Про себя могу сказать то же самое…

* Вот мы рванули в мировую цивилизацию -- а что вышло? На 90 процентов все стало вторичным. Мы взяли их лекала, которые к нам неприменимы. Чужеродны потому что. Я уверен, что у этих дебилов-нуворишей все – понты. Понты – особняки. Они же не знают, что делать на четвертом этаже?! У меня один знакомый, чуть младше меня, но уже с четырьмя инфарктами, одышкой, построил дом, шесть лет там живет -- и никогда не был на втором этаже. Он туда не может подняться. А их четыре у него. Почему? Потому что рядом стоит трехэтажный особняк – значит, ему нужно было выше строить... Это психология абсолютной неподготовленности к богатству.

* С годами многим кажется, что раньше все было лучше. Но лично я не люблю криков – «а вот в наше время!..» Да, время было другое. А животное – человечек -- осталось абсолютно таким же: ноги, руки да глазья.

* Тогда все было соткано из дефицита – дефицит свободы, дефицит еды, дефицит жилья, дефицит тряпок… Оказалось – ценнейшая штука эта, дефицит. Потому что все хотели это побороть, мечтая когда-нибудь обязательно заиметь велосипед, машину, квартиру, садовый участок – по пунктам… То же самое было в профессии – мечтали служить в хорошем театре, попасть в кино -- потому что фильмов снималось немного, театров в Москве было тоже немного, сейчас их – не сосчитать... Помню, покойный композитор Никита Богословский, когда начал выезжать за границу, привозил то жвачку, то шариковые ручки со стриптизом, но быстро вошел во вкус и стал привозить уже джинсы и даже магнитофоны. А он же был шутник и сам по этому поводу как-то сострил: «Композитор N совершенно обнаглел: стал привозить предметы не только первой, но и второй, и третьей необходимости». Сейчас у нас в стране есть все, но когда все доступно, начинается: а может, это, или лучше -- то… Мне кажется, так и пропадает острота, страсть в желаниях.

-2

* В моем представлении, женщине необходимо иметь длинные ноги, красивые пальцы рук, и еще хотелось бы, чтобы у нее был курносый нос. Все остальное -- не важно.

* Мне столько приходилось и приходится играть любовь на сцене или в кино -- изображать, прикидываться. Наигрался. Наверное, поэтому, когда в жизни говорят – любовь, у меня сразу возникает ощущение вранья и соплей. Либо подразумевается суровый быт: дети, внуки, тещи, невестки, обязательства, ответственность… Любовь есть, и в то же время столько вокруг всего этого придумок…

* Все начиналось тепло и уютно – на сеновале дачи моей будущей жены. Так что истоком нашего союза явился банальный дачный роман. Но знаете, очень часто как раз банальное и жизненно. И вот де-юре – по законам супружества, нового-то ничего не придумали – мы существуем 53 года, а де-факто – и того больше. Я оказался однолюбом. Кто-то может сомневаться, но это действительно так. Секрета сохранения семьи нет, то есть вся наша жизнь – один большой секрет. А если серьезно, рецепт успешного брака таков: вторая половина не должна знать, чем занимается первая. Моя жена до сих пор «не очень знает», в каком театре я работаю. Я утрирую, но тем не менее. И еще. В семейной жизни нужно быть относительно терпимым к недостаткам друг друга. И не работать в одной профессии.

* Абсолютно не боюсь смерти. Боюсь постепенного умирания. Что придется хвататься за что-то и за кого-то, стать обузой. Не финансово… В общем, старости боюсь. Старость – это же в основном трусость. Я очень боюсь за своих близких. Боюсь случайностей для друзей, детей, внуков, собак. Боюсь выглядеть старым. «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…» Раньше, когда я был молодой, я считал, что это преамбула, и все. Сейчас я понимаю, что это самое главное, что есть в этом произведении.

* Есть же люди – не пьют, не курят, ведут правильный образ жизни и рано умирают. А другие круглые сутки крутятся, пьют, курят, и -- долгожители. Тонкие миры, мы никогда до конца этого не поймем. Вот недавно разбился самолет, а один человек, бортинженер, выжил. И я вспомнил, как в 50-м случилась такая же трагедия, но там – тоже один -- человек опоздал на самолет – и выжил…

* У меня сплошные недостатки! Я не злопамятный – и это самое страшное, потому что благодаря злопамятности можно делать выводы, а так – вечно наступаешь на одни и те же грабли. Я добренький – что форменное безобразие, этим же все пользуются. Но бороться с этим, согласись, поздновато. Я вот патологически дисциплинированный – никогда никуда не опаздываю. Ко всему прочему я ленивый. По-хорошему – если бы я избавился от дисциплинированности, начал всюду опаздывать на два часа – сколько бы времени освободилось! Но это нужно было делать по крайней мере лет пятьдесят назад.

Беседовала Майя Чаплыгина

(с) "Лилит"