Андрей Городецкий,
Руководитель научного направления «Институты современной экономики и инновационного развития» Института экономики РАН, заслуженный деятель науки РФ, д.э.н., профессор
Я не так давно слушал выступление президента Академии наук на научном совете Совета Безопасности – ощущение стагнации и какой-то ее нескончаемости присутствует. Складывается гипотеза о стагнационной модели развития. И возникает вопрос о том, является ли сегодняшняя стагнация красной линией в экономической и национальной безопасности?
Если оглянутся назад, к концу 80-х – началу 90-х годов и одновременно заглядывать в будущее с его императивами форсированного развития, гонки за лидерами сегодняшнего мира, то можно констатировать, что в масштабах длинных циклов мы недалеко ушли от рубежных показателей 1990 года (последнего года, хоть и затухающего, но все-таки роста советской экономики). Это по критериям наших сегодняшних национальных задач, стратегических целей и приоритетов, и приоритетов развития может рассматриваться как длинная устойчивая волна стагнации, вызванная избранной, не меняющейся уже почти 30 лет, моделью догоняющей модернизации и реформами по принципу «Вашингтонского консенсуса». И здесь 1990 год и сопоставление с ним выглядит часто так же, как роль 1913 года в качестве точки отсчета в сопоставлении к советской статистике. Только там для демонстрации триумфа плановой экономики, а здесь, наоборот.
Большая стагнация, как мне представляется (по крайней мере, гипотеза о ней), наступает, к сожалению, как главный вызов и наибольшая угроза национальной и экономической безопасности, как неспособность вырваться из узких рамок цикла «застой, посильный рост, опять застой» на путях экономики, основанной на знаниях, на новых витках технологических революций и так далее. Она и есть красная линия развития и безопасности, у черты которой мы находимся и которую переходить нельзя.
Второй момент. Очевидно, что есть фундаментальная причина такого положения. Это священная и фанатичная война против социального государства, против любых моделей развивающегося государства, против любого активного и регулирующего государства. Это очень большая тема. Вся история институциональных реформ, начиная с начала 2000-х годов, это подтверждает.
Хочу отметить, что эта идеология священной войны против социального государства пролезает и в национальные проекты. И, кстати говоря, туда же пролезает и то, что в этих национальных проектах вообще нет механизмов стратегического планирования. Это тоже само по себе может рассматриваться, как паллиатив, который изобрели: пускай будут стратегические проекты, но пусть не будет плана.
Май 2012 года и май 2018 года – отвратительный образец безответственности и неисполнительности. Это заставляет ставить вопрос о взаимосвязи проектов, необходимости увязки вопросов стратегического развития и реализации стратегических национальных проектов со стратегиями национальной и экономической безопасности.
Здесь отмечу 5 моментов.
Новый майский указ – это еще один исторический шанс на выход из этой большой стагнации и успешный ответ на глобальные вызовы к современной переходной эпохе, но при определенных условиях.
Майские указы 2012 года и 2018 года необходимо видеть в преемственности и содержательном единстве.
Это нужно рассматривать как долгоиграющую политическую программу лидера страны, рассчитанную не на один срок, и свободную от привязки к конъюнктуре избирательных циклов.
На что нужно ориентироваться? Есть цели устойчивого развития и показатели. Они либо не разрабатываются, либо в разработке, либо их просто нет. Здесь же отвратительная ситуация и с разработкой и показателей, и с контролем и учетом. И параметры - индикаторы экономической безопасности - есть в составе показателей Роскомстата, но такая же история – либо разрабатываются, либо не контролируются и так далее.
И последнее. Конечно, национальные проекты могут быть важнейшим элементом или ядром реализации стратегического государственного планирования, но никак не заменой государственному строительству, и это надо иметь в виду.