Бездорожье.
Докатив под ветерок до деревни "Большая Грязнуха", я сперва удивился её названию. Потом закончился асфальт.
За речкой "Грязнуха" шла большая грязная улица. Нет, дома и палисадники там были вполне опрятные. Грязной была сама проезжая часть улицы. Подсохшая глина расчерчена колеями и коровьими копытами. Последним маячком чистоты был большой кирпичный дом с красивым палисадником, где за легкой сеточкой располагались забавные разноцветные фигурки гномов.
Недавний дождик хорошо размесил глину, ехать приходилось на нижних передачах. Деревня закончилась,а улица превратилась в саму дорогу. Эта было добротно отсыпанное, хотя уже изрядно разбитое колесами тракторов и грузовых внедорожников, полотно. Все бы ничего, но отсыпано она было глиной. Худо – бедно, по чуть подсушенной солнцем насыпи, где пешком, где верхом, по обочине и стерне кювета я миновал двухкилометровую низину с образным названием "Урочище... "
"Скоро лес,- думал я,- урочище закончится, велосипед покатится скорее". Уже сейчас чувствовалось неизбежное отставание от графика.
Лес не принес удачи. Грязь так забила тормоза и крылья, что пришлось их вообще снять. Но вскоре перестало помогать и это. Глина налипала на шины слой за слоем, и моя техника просто встала. Сам я давно уже не ехал на своем коне, но теперь даже пешком вести его стало невозможно.
Тучи висели низко, проплывая большими сизыми лохмотьями на фоне и без того пасмурного неба, однако иногда серый купол разрывался, для того чтобы осветить ненадолго веселыми просветами березовые колки и поляны. За то не капало.
И, что немало, оставались пока в зимней спячке мошка, комары и гнус. Справа от моей "улучшенной" дороги шел след по стерне вдоль новой линии ЛЭП. След остался от строителей. Зато по нему хотя бы катились колеса.
Провода тянулись попутно насыпи, но совсем без поправки на рельеф.
Вскоре, стоя выше колена в ледяной воде, посреди большущей лужи, встретившей меня брачным лягушачьим концертом, я понял, что вращение колес -далеко не единственное условие для продвижения.
В воде мерзли ноги , подобрались усталость и уныние. Лучшим лекарством от этого стал старинный дедовский метод.
Лекарство от уныния.
Поделюсь им с читателем, если все же кто - то когда то позарится на этот бред. Вкратце опишу этот чудо - метод. На маленькой газовой плитке, которую всегда беру с собой в разные авантюры, я сперва вскипятил с поллитра воды, затем на этом же пламени разогрел предварительно продырявленную банку говяжей тушенки высшего сорта. Залил кипятком специальную сухую лапшу из пакета "Роллтон.", сдобрив её сушеными луком, морковкой и укропом. Вывалил туда содержимое банки порезав его с остатками специальной чесночной колбасы, кинул щепоть соли . Пока происходил процесс гидрофилизации, отжал мокрые носки и раскатал специальный пенополеуретановый спальный коврик. Затем специальной ложко - вилкой особыми движениями я употребил это внутрь небольшими порциями , запивая сладким настоем чайного пакетика типа "Липтон" . после этого принял горизонтальное положение, выровнял дыхание и пульс и ненадолго отключил сознание...
Ладно. Я сожрал бичпакет с тушенкой, запил дешевым чаем отдохнул и подремал. Жизнь наладилась. Смахнув щелбаном первого клеща, возрадовался жизни и покатил до первой развилки. Новый след пошел хотя и в попутном направлении, зато верно уходил от горе - трассы. Выбор был невелик, в график я однозначно не укладывался, поэтому, имея компас и зная по карте расположение близлежащих полевых дорог, повернул палку руля в неведомое.
Олени.
Вскоре этот мой душевный порыв был вознагражден. Небо прояснилось на минут сорок, а за первым березовым колком я наткнулся на четверку пасущихся оленей. У песочно - жёлтых косуль были белые пятна на задницах. Один из них был самцом с небольшими рожками. Ветер был в мою сторону, так что мой чесночно - колбасный запах животные не чувствовали. До них было около ста двадцати метров. Из подходящей оптики я имел лишь телевик среднего диапазона(SMC PENTAX 50-135 мм/ 2.8*, для тех, кому интересно). Он прекрасен на средних дистанциях, но для фотоохоты пригоден мало. Чтобы снять небольшую косулю почти в полный кадр, нужно приблизится к ней метров на 25. Пожухлая трава была низкой, одежда - контрастной и яркой, я был как на ладони. Но я пополз.
По сути, на одних локтях, примерно за полчаса я прополз метров восемьдесят. Метров за сорок поочередно олешки стали поочередно смотреть на меня. Приходилось замирать. когда я прополз еще метров десять, то был однозначно рассекречен на меня уставились четыре уставились четыре пары глаз. Петь что "...я тучка - тучка - тучка, а вовсе не медведь" было бесполезно. Прежде, чем косули сорвались и убежали, я успел сделать несколько удачных кадров.
Мои тяготы и лишения были вознаграждены. По этой полевой дорожке среди березовых островов за этот день я проехал еще километров пятнадцать. Оленьи группы видел еще четыре раза. Дважды безуспешно пытался подобраться к ним, однажды поднял пару журавлей. Лес был наполнен звуками. Некоторые еще я не понимал, а некоторые были уже знакомы. Тут и беспокойные крики журавлей, и свадебное чуфыкание косача и весенние дроби дятла и бестолковая стрекотня сороки. Животные переговаривались между собой. Вот раздался сварливый крик журавля , а через секунд десять совсем с другой стороны отзывалась еще пара его сородичей.
- Эй, соседи, как там у вас, двуногое чудо -юдо на дороге видели?
- Да, вон оно, мимо нас трясется. До чего же уродливо. Ни крыльев ни копыт нет и блестит чем -то и громыхает, что аж за три поляны слыхать!
Примерно так они про меня судачили.
Немного смутил редкий перелай собак, который тем не менее не разрушал лесного концерта , а вписывался в него. Лес извещал себя о незваном госте - велосипедисте, но звуки были не тревожные , а скорей - недовольно ворчливые.
Темнело, нужно было вставать на ночлег. Здесь, возле прошлогодней пахоты, слегка подернутой сорняками, дорога и закончилась.
Охотничий стан.
С одной стороны, на краю пашни возвышалась охотничья вышка, закрепленная на стволах трех больших тополей, С другой стороны, метрах в трехстах виднелась другая, а так же еще пара сооружений. Все это было выполнено из добрых досок и обшито полупрозрачным поликарбонатом. на самой пахоте которая представляла собой полосу метров ста шириной и метров четыреста длиной, паслись четыре косули. Они заметили меня почти сразу и пружинисто подпрыгивая, словно кузнечики , дали стрекача. Пока еще было светло, на малых передачах , я подъехал к сооружениям. Это была кормушка - стог сена, под крышей.
За зиму олени съели большую его часть, под другой крышей находилась кормушка с поваренной солью. Минерал был зализан до состояния монолитного кристалла.
Немного в сторонке была вышка на трех березах с пластиковыми перилами и крышей.
рядом с ней, на земле, стояло длинное кормовое корыто. Когда я туда приближался, от корыта с испуганными криками, тяжело лавируя среди берез , поднялись два журавля.
Прошло уже прилично времени, я обойдя пашню продвигался уже дальше, когда эта пара вновь попыталась подлететь к корыту. Это заинтересовало. Стало понятно, что они вернутся сюда еще. Я вернулся к корыту. Вся земля вокруг была затоптана копытами.
Скрадок - вышка находился всего метрах в двадцати. Сперва я забрался туда на разведку. В скрадке была добротная скамья, небольшой стул. Перила были обиты пенополиреутановыми ковриками и оборудованы тремя рогатками - подставками для ружей. Если честно сказать, мне бы было стыдно стрелять со столь короткой дистанции. Со скрадка свисала толстая веревка. Я спустился вниз, взял с собой необходимые вещи - спальник, воду, фотоаппарат, часть продуктов, газовую плитку. Часть поднял на себе, а часть в небольшом рюкзаке веревкой и начал обустраивать свой уют. Пока закипала вода, оделся потеплее, разложил спальник на полу. В стенках проковырял две дырки, чтобы наблюдать за кормушкой и дорогой не вставая. Не успел еще свариться ужин, как я уже изогнувшись в неудобной позе снимал первого гостя.
Серый журавль совсем не обращал внимания на мою персону. Фотоаппарат Пентакс К 5, которым я был вооружен имеет замечательное качество - у него чрезвычайно тихий затвор. Хотелось сделать снимки разные и я ждал свою пару. Журавль ходил возле корыта разыскивая в луже какой то корм и периодически поднимал голову чтобы осмотреться. Было даже не интересно, как будто это не лесная глухомань, а какой-то скотный двор, в котором кормится домашняя птица.
Журавль исчез так же незаметно, как и появился. Точнее, я занятый ужином и удобствами не заметил как он ушел по дороге, прежде, чем улететь. Наступила ночь , я заснул. Сны снились тревожные. А однажды, я очень отчетливо услышал, как подъехала легковая машина, заглох двигатель и хлопнула дверь. Я открыл глаза и затаенно стал ждать, что произойдет дальше. Лежал с полчаса. Было тихо. Потом заснул снова. Утром на влажной земле кроме своих следов ничего не нашел. Видимо тяжелая аура у места, где постоянно убивают животных. Утро выдалось ясным и радостным. Сперва я проснулся на заре и был поражен красотой и обилием звуков весеннего леса. Заснул незаметно для себя снова и проснулся уже часу в десятом. Время поджимало, нужно было ехать дальше. На пашне, отделенной от меня окраиной леса отчетливо маячили фигуры косуль. Там же была пара моих журавлей, которые ковыряясь клювами в почве понемногу приближались к кормушке. Прикинув время, через которое они должны подойти на съемочную дистанцию я занялся завтраком.
Сублиматы.
Знания и накопленный опыт, полученный мною от друзей туристов и охотников, привел меня к некоторым убеждениям и полученным навыкам. Один из них - это быстрая пища. В первые с такой пришлось столкнуться в лыжном походе по Полярному Уралу. Смысл ее в том, что она должна быть малого веса, питательной и по возможности вкусной и безвредной. Одним из важнейших её качеств является быстрота приготовления. В основном это сублиматы. В их основе лежит отваренное, перемолотое и высушенное мясо. В качестве гарнира -крахмальная лапша фрунчоза или картофельное пюре в хлопьях. так же ингредиентами могут являться натуральное сухое молоко, яичный порошок, чесночный порошок. сушеные петрушка, укроп, панировочные сухари, соль. Топленый жир или сливочное масло в пластиковой бутылочке. Есть чудесная поджарка. В подсолнечном масле обжариваются до максимального обезвоживания мелкопорезанный репчатый лук и морковка. Но обычно такие вещи уже для зимних походов. В этот раз я приготовил себе смесь, состоящую из сублимата куриного мяса, картофельных хлопьев, панировочных сухарей, сухого молока и яичного порошка, сдобренную чесноком, и укропом. Это все было предварительно перемешано. На плитке кипятишь воды меньше литра. Этого хватает , чтобы развести смесь, заварить себе чай и помыть за собой посуду. Смесь размокает минуты за три, начинают благоухать приправы и мясо. Пока вода закипает и еда настаивается есть время собрать свой нехитрый лагерь или ночлег. Сдабриваешь готовую пищу маслом или жиром и пожалуйста- калорийный вкусный завтрак или ужин готов! Конечно, если все время сидеть на сублиматах - скоро затоскуешь, но когда нужно быстро и качественно поесть - такой продукт выручает. Менее желательным, но все же иногда применяемым продуктом является лапша быстрого приготовления типа Доширак или Роллтон. Как правило в них напичкано куча канцерогенов. Особенно в их наполнителях и приправах. Компромиссом может служить использование только собственно самой лапши а мясо и все остальное добавляется из собственно изготовленных запасов. Обычно же, во время движения на велосипеде производишь закупку продуктов в магазинах населенных пунктов, которые проезжаешь. Вечером покупая еду на ужин и завтрак. Обычно это кисломолочное, хлеб или выпечка, кусок колбасы или сыра. в дороге это дополняется бананами, томатами или яблоками. Если есть время, возможность и желание заниматься костром - то это супы, вермишели, картошка с тушенкой. Обедать я предпочитаю в дорожных кафе. Благо, это вполне недорого вкусно и полноценно. Содержатели таких заведений борются за клиента, что сказывается на цене и качестве еды.
Не смотря на мои старания вести себя тихо, случайный кашель все же привел к испуганному крику и громкому хлопанью крыльев взлетающих журавлей. Оказывается, птицы подошли значительно раньше, чем я их ожидал. Дальше засиживаться в своем "скворечнике" не было смысла. Наскоро закончив завтрак и собравшись, я тронулся в путь... Этот путь закончился спустя метров пятьдесят, когда за пригорком на той же пахоте вновь появились пасущиеся олени. Обреченно вздохнув, я завалил своего коня набок и, собирая пузом влажную пашню, пополз к косулям. На локтях предстояло преодолеть метров сто пятьдесят.
Олени часто поднимали головы, и я затаивался. Чтобы поймать самый выразительный момент , когда испуганные звери стартуют с места и еще не успели повернуться ко мне своими белыми попками, я держал перед глазами аппарат наготове, прикрывая им, кроме того, свое лицо. На спуске с пригорка я был как на ладони. Замирать приходилось надолго. Иногда на несколько минут в неудобной позе. Рогатый самец уже давно что- то заподозрил и периодически, вытянув шею и вскинув уши, подолгу пристально смотрел на меня. Для себя я поставил задачу подобраться на съемочную дистанцию. чтобы получить выразительный полноценный кадр. С имеющейся у меня оптикой для этого требовалось приблизиться к животному метров на 25. Теперь же было около пятидесяти. Периодически вскидывали голову и замирали его подруги, но ненадолго. Затем снова принимались щипать редкую растительность прошлогодней пахоты. Когда оставалось метров сорок, олень окончательно убедился, что я не желтая кочка в черной шляпе, а приближающийся к нему охотник. Вооруженный даже двухствольным дробовиком, с такой дистанции любой плохонький стрелок не ушел бы без добычи и заслуженно ею гордился. Можно было бы сделать два выстрела, перезарядить ружье и вдогонку попасть еще в двоих положив всю четверку. Мне же очень не хватало дистанции для кадра. Кроме того, нужны были подходящие позы и эмоции, если можно вообще так сказать о животных. В общем надо было, чтоб зверушка "улыбалась". Воистину, справедлива поговорка, что застрелить медведя легче, чем сфотографировать! В конце концов, вожак не выдержал и гортанно закричал. Крик его поразительно был похож на собачий лай. За ним следом начали мня облаивать и его подруги. Это было забавно. Как будто базарная свара. Так вот кого накануне я принимал за собак! Как только я пошевелился, оправдавшиеся в своих опасениях зверушки, высоко подпрыгивая кузнечиками, помчались по пахоте, быстро превращаясь в маленькие мелькающие белые пятнышки. Я посмотрел на часы. Сорок минут потратил на эту компанию. Черная грязь пластами висела на моей ветровке и штанах. Она была такая холодная! Как я раньше этого не заметил? Выполнив серию снимков, мне все же не удалось получить кадр с желаемой композицией и приближением. Тем не менее, положительные эмоции зашкаливали. Я думаю, что позволив этим красивым животным просто убежать, я получил несоизмеримо большее наслаждение, чем охотник, получив в награду всего лишь трофей убитых животных.
Про охоту.
Переболев этим увлечением и сполна прочувствовав накал страстей, я не могу осуждать охотников. Добыча пищи, путь воина всегда волнуют мужчин, пробуждая в нем древние инстинкты. Охота будоражит кровь и собирает мужчин в группы, как в древние времена. В годы ранней молодости я беззаветно отдавался этому делу, забывая порой о работе и текущих обязанностях. До сих пор эпизоды охотничьих приключений являются ярчайшими воспоминаниями жизни. Как будто все происходило вчера, а не двадцать лет назад. И теперь меня порадует наваристый шулюм из глухаря, особенно из того, что добуду я сам. Но все же многое изменилось. С тех пор как я стал фотографом. Изменилось отношение к животным. Изменилось отношение к самой охоте. Конечно, пища из добытого лично зверя является заслуженным трофеем. Но пусть охотник скажет, что больше ему запомнилось - съеденный шашлык из лосятины или процесс поиска, выслеживания зверя, момент встречи с исполином, самого выстрела и запах пороха. Пожалуй, только последнего лишен фотограф. Зато куда труднее не только выйти на верный выстрел, но и выбрать нужный ракурс, выстроить композицию навести резкость и поймать момент съёмки. И потом любоваться на грацию уходящего красавца. Если охотник удовлетворен лишь крупной , съедобной или ценной промысловой дичью, то фотографа радуют в такой же степени и удачный кадр дятла, бурундука, а кого-то и бабочки -козявочки. Кроме того, относительная доступность нарезного оружия с различной оптикой и даже ночных прицелов, а так же обилие снегоходов и внедорожников привело к поголовному истреблению животного мира. Охота стала больше похоже на тир, в котором у зверя почти нет шансов. Насколько же фотоохота удовлетворяет древние инстинкты! Фотограф должен преодолеть все те же трудности, стоящие перед охотником, причем подобраться гораздо ближе, учитывать, свет, фон, композицию, момент съемки. Спуск затвора аппарата полностью компенсирует звук выстрела, оставляя к тому же окружающий ланшафт в первозданном виде. Не распугивая и не разгоняя всех и вся.
Как в мультике про Простоквашино Шарик говорил, что без охоты ему жизни нет.
...Однажды, гонимый азартом и тщеславием, я бродил по лесу с ружьем . Вдруг, по сосне вверх метнулась белка и спряталась в её кроне. Совсем незадолго до этого охотник - промысловик учил меня, что значит "стрелять белку в глаз". Дело обычно не в какой-то сверхточности выстрела, а небольшой хитрости. Просто нужно встать так, чтобы ствол дерева закрывал тело белки от выстрела. А когда любопытный зверек высунет голову, чтобы посмотреть на охотника, что тот делает. В такой момент и нужно стрелять мелкой дробью. В результате под выстрел попадает голова, а шкурка остается целой. Так я и поступил. выстрел был точен. а радости не было предела...
Держа в руках еще тепленькое тельце, я думал, что же я теперь буду делать со своим трофеем. Для какой-то шапки нужно их штук пятнадцать, о еде речи вообще не было. Получилось, что я убил ее только забавы ради. Никакой практической надобности в этом не было. Радость моя была омрачена. А спустя время этот эпизод и еще некоторые другие, о которых упоминать не буду, все чаще всплывали в памяти и приводили к мысли о том, что убийство для забавы - это плохо.
Сейчас я не касаюсь егерей или профессионалов охотничьего промысла. Они зарабатывают этим себе на жизнь. Хорошо это или плохо, но необходимость в промысловиках есть. Как и любой труд, их работа почетна. Но если смотреть вообще, в целом, - охота превратилась из трудного и опасного дела - в забаву. У людей в большом числе появились снегоходы, болотоходы, нарезное оружие с оптикой и ночными прицелами. Использование автомобилей, позволяет подъехать к жертве на верный выстрел. Один мой коллега из мелкашки пострелял как в тире весь выводок коосачей. Двоих птиц он взял себе , а остальных, сам не зная, что с ними делать раздаривал друзьям и знакомым.
Развал леспромхозов и безработица в деревне привела к тому, что многие жители избрали охотничий и рыболовный промысел, как основное средство пропитания и дохода. По сути, они стали браконьерами. Тайгу накрыло сетью нефтепромысловых дорог. Шансов выжить у зверья все меньше. Ареалы сокращаются, поголовья редеют. Так, Кондинская разновидность Северного оленя (кстати, он самый крупный изэтой породы) сократилась за сорок лет с семисот тысяч - до семисот. То есть в тысячу раз! Ко всему прочему ущерб приносит и коррупция среди чиновников охоты. Насколько я осведомлен, ориентировочная численность лося в некотором районе примерно - сто голов. Лимиты охоты позволяют за сезон взять десять. Тогда чиновники завышают поголовье до тысячи и продают сто лицензий! А если взять в расчет, что некоторые молодцы умудряются по одной лицензии взять двух - трех особей, то можно сказать, что зверь не защищен вообще ничем!
По болоту.
Близился полдень. Теперь, немного раздраженный потерянным временем, я на низших передачах катил по мягкому дерну березового леса. Подобие дороги давно закончилось, двигаться приходилось по азимуту. Уже настроенный на движение, я даже рассердился на очередного оленя. Он стоял на опушке леса, наклонив голову. Нас разделяло где -то сто пятьдесят метров и три крупных березы. Решив не терять времени на ползание, осторожно ступая по траве и старым веточкам, я пошел к нему стоя во весь рост, двигаясь так, чтобы всегда между его глазами и мной находился ствол дерева. В итоге снимать начал, находясь в каких- то тридцати метрах. Когда я вышел из - за дерева , олень даже не понял в чем дело он посмотрел на меня и вновь продолжил пастись.
Затем еще раз поднял голову, посмотрел и дал деру. Но отбежал не по прямой а в сторону, оставаясь почти на том же расстоянии. Остановился, все еще не веря, что я - есть опасность.
Пару раз щипнул траву, посмотрел на меня. Я крикнул, после чего он и драпанул.
В итоге так и вышли самые удачные кадры этого путешествия.
Сразу за этой поляной через березняк, протекал ручей, который образовал небольшое кочковое болотце. сперва я, прыгая по кочкам, провел разведку, а затем раздельно перетащил через него баул, а затем и велосипед. начиналась вытянутая поляна, окруженная кустарником и лесом. Она обрадовала, потому что можно было по ней проехать верхом еще метров триста. Но этого не случилось.
Опасность.
Прямо по курсу, возле кустарника маячило что - то большое, буро-коричневое и лохматое. Оно шевелилось .
Нас разделяла сотня метров. Сперва показалось, что это медведь. но затем тонкие ноги выдали в нем кабана. Ветер был на меня, так что пока я оставался незамеченным. Самое интересное - это те чувства, которые пришлось испытать. Конечно, же я его опасался. На мягком грунте, вооруженный лишь небольшим ножом, противопоставлять себя вепрю было бы крайне неразумно. близлежащие деревца были тоненькие, забраться было бы не реально. Появилась мысль проехать по другой, левой, стороне поляны, в полусотне метров от него, в надежде, что все обойдется. Гарантий конечно же не было. Сделал издали дежурный кадр. немного унял этим зуд фотографа. Скрепя сердце принял решение обойти кабана справа, отгородившись от него заросшим кустарником болотцем. Немного поборовшись с кустами и кочками, вышел на другую поляну, которая протянулась параллельно первой. Той, которая с кабаном. Немного проехав по ней, добрался до трехствольной раскидистой березы. Она находилась как раз напротив того места, где я видел зверя. Вокруг было все разрыто свиными рылами. Тут, в кустарнике , в сорока метрах за буреломом, я снова заметил бурую шерсть.
Это был уже другой зверь, потому что кустарник просматривался, а тот, первый хряк, был подальше. Не знаю, каких размеров достигает матерый вепрь, но эти оба показались мне довольно крупными. Думаю, что в холке они достигали сантиметров 70-80. Кабан скрывался от меня за буреломом, я пока видел лишь его спину. Наверное, последние запасы здравого смысла я израсходовал на прошлом животном, поэтому решил подобраться на съемочную дистанцию и сделать хороший кадр. Нет, я не был совсем безумным. Велосипед положил в стороне, чтоб он не попал во внимание моей фотомодели. Внимательно осмотрел березу, представляя, как на неё заберусь, и где там припаркуюсь. положил в нагрудный карман бутылку с водой, на тот случай, если сидеть придется долго. Начал подбираться. План был такой: Скрываясь за буреломом подкрадусь на тридцать метров, затем выгляну с аппаратом, сделаю серию кадров, а там по ситуации: либо галопом на березу, либо чинно и важно на лисапед...
Не успел я сделать и нескольких шагов, как в пяти метрах от меня с громким хрюканьем поднялась бурая хавронья, за ней еще одна, Они под коряги рванули в сторону кабанов, а за ними, рассыпанным горохом бесшумно покатились десятка два поросят. Навскидку кадр ничего не дал. Ближний кабан громко хрюкнул. Звук примерно означал: "Так, что, где? Кого валим?!" Я, тем временем, бойко пятился к своей намеченной парковке. Один из хряков вышел на атакующую дистанцию и сбоку, из - за густой прошлогодней травы, пристально смотрел на меня. Почти не видя кабана , я очень хорошо чувствовал этот взгляд. Потом , спустя полминуты, убедившись, что я безопасен, он подался в сторону стада. Зуд фотографа почему - то уже не беспокоил и я, забравшись на свой Стелс оч-чень бодро покатил в нужную сторону. До грязной дороги оставалось совсем немного. Это особенно удивляло. Очевидно было, что у свиней здесь место постоянного обитания.
Вновь дорога.
Глиняная насыпь лучше не стала, я брел параллельно полотну а велосипед катил рядом. Вокруг слышался перелай оленей. Еще раз на пригорке появился сам, пару раз гавкнул и дал стрекача. Я уже не стал заниматься ползанием, а шел открыто, толком не представляя, где именно нахожусь.
Напоследок удивило сваленное бобром дерево. Странным показалось то, что тут не было водоема.
Волшебной музыкой прозвучал звук тяжелого мотора. Через пару километров моя дорога примкнула к другой, сухой и укатанной . По ней ходили груженные самосвалы. С этого момента проблема бездорожья была закрыта. Через пять километров, показались Суворы. Возле самого поселка показалась обратная сторона таблички.
На табличке была надпись крупными буквами: "На Каменск -Уральский дороги НЕТ" . Слово "Нет" было написано жирными заглавными буквами и выделено белым фоном. То есть это про тот путь, который я только что совершил.