- Я больше так не могу, я схожу с ума. Или уже сошла. Да, наверное, я уже – псих. Я вообще себя боюсь. Мне кажется я опасна для детей.
Я молчу и слушаю. Смотрю на неё. Она закрывает лицо руками и мотает головой.
- Это вообще дикость. Со мной реально что-то творится. Вчера младшая дико орала час. Я не могла вообще успокоить нечем. Меня уже под конец тошнить начало от её крика. В прямом смысле. Я думала меня вырвет. Подошла к окну и была мысль, что это был бы выход. Вот так с ней на руках и больше не слышать всего этого. Потом старшая позвала: «Мама!», и я как опомнилась, как будто вынырнула. Думаю: «Какой ужас! О чём я думаю! Как же Мила? Это же на её глазах будет!». Отпрянула от окна. Положила мелкую в кроватку и пошла, закрылась в ванной. В итоге, Мила, как-то её успокоила. Я в ванной просидела, наверное, полчаса. А она всё это время орала. Не знаю, может и не Мила её успокоила. Может она просто устала орать.
Я всё знаю, можешь ничего не говорить. Это всё временно, это пройдёт, миллионы людей живут хуже, чем я, я должна взять себя в руки и так нельзя… Я ВСЁ ЭТО ЗНАЮ, НО МНЕ НЕ ЛЕГЧЕ!!! Я это знала и тогда, когда меня тошнило от её крика, но от этих знаний мне не стало легче.
А ещё я знаю, что думать об окне, как о решении всех проблем, это не норма. Это край.
Я хотела купить успокоительные, но при кормлении ничего нельзя.
Встаёт из-за стола. Подошла к окну. Смотрит вдаль. Слёз нет, значит, не истерика. Понимает, что надо что-то делать. Лучше бы плакала.
- Я так устала. У старшей тоже кризис этот. Ревность. Тянет одеяло на себя. Эти тренировки ежедневные. Она занимается, а я с Никой на улице хожу: дождь, ветер, снег, всё хожу. И на самом деле, всё терпимо, но иногда, когда она вот так кричит, а я не могу её успокоить, меня страшные мысли посещают.
-А вы к неврологу ходили?
-С Никой? Да, сказала, что всё в норме, что просто такой ребёнок, лезут зубы, посоветовала гели, но они помогают минут на 15, а иногда и вообще не помогают. Сказала, что у всех болевой порог разный, у неё, наверное, низкий, поэтому она так плачет, а мне её надо пожалеть. Надо пожалеть. Надо. Но мне не жаль. Жаль точнее, первые 15 минут, а потом всё. Уже не жаль. Просто хочу, чтобы не орала. Потом стыдно. Ужасно стыдно. Мне и сейчас стыдно.
Молчим. Наливает нам чай. Я делаю глоток:
-Ты думаешь, что ты – ужасная мать?
-Думаю.
-Зря. И ты не сумасшедшая, кстати. Ты же всё-таки понимаешь, что это не норма. Купи успокоительные. Спроси у педиатра, что можно. Точно есть разрешённые. Всё лучше, чем быть дёрганной и нервной. И беруши купи.
-Чего?
-Ну беруши, когда орать будет, вставишь. Ты будешь видеть, что она плачет, но не так сильно будешь слышать.
-Ты серьёзно, что ли?!
-Вполне. Ты же сама сказала, что, когда она долго кричит, тебе физически плохо становится. Тебя тошнит. Может ты так звук остро воспринимаешь?! Если невролог говорит, что всё нормально, значит, о здоровье Ники беспокоится не стоит, надо о себе побеспокоится.
У нас в роддоме барышня одна была – храпела по ночам, яки конь. Мы две ночи не спали, тихо её уже ненавидеть начали, но на третий день мама привезла мне и соседке беруши. И всё стало отлично. Барышня сразу превратилась из монстра в прекрасного собеседника!
Улыбается. Смотрит на меня. Я тоже улыбаюсь.
-Это правда?
-Я серьёзно тебе говорю. До этого мы её убить уже готовы были!
Делаем глоток чая. И разражаемся хохотом.
Отчего сходят с ума мамы? От ежедневного дня сурка? От бессонных ночей? От вырванности из привычного ритма жизни? Да, но еще от беспощности, от ответственности, от обязанностей и от крика.