Ближе к вечеру в Борисов вошел корпус генерала от инфантерии графа А.Ф. Ланжерона, 22 ноября в город прибыл сам Чичагов. Еще накануне к графу Ланжерону явился какой-то еврей «платья очень грязного» и принес пакет от Витгенштейна, где тот сообщал о своем положении и о столкновениях с корпусами Удино и Виктора. Ланжерон написал ответ Витгенштейну о взятии Борисова и моста, сообщил об обнаруженных в Борисове бумагах, сообщавших о прибытии 24-25 ноября главных сил Наполеона, попросил Витгенштейна как можно быстрей выдвинуться на соединение, и по утру отправил еврея обратно. Чичагов по прибытии в Борисов, с его слов, жестко отчитал Ланжерона за то, что тот не удосужился направить разъезды для преследования и разведки неприятеля. Пришлось адмиралу самому отправлять разведывательные партии «сколь возможно дальше, чтоб иметь верные сведения о расположении неприятеля». То есть, согласно версии адмирала, уже 22-го вечером была команда «По коням!», и разведка ускакала.
Вместо раненого Ламберта командование авангардом поручается генералу П.П. Палену, который по приказу адмирала около 6 утра 23 ноября уже выдвигается в сторону Бобра. За ним вскоре должны были последовать основные силы. Это решение Чичагова вызвало неодобрение всего его штаба, так как о противнике ничего на тот момент известно не было. А как же разведка? Здесь что-то не рифмуется. Дойдя до Лошницы, передовой отряд из авангарда Палена захватывает там французских дозорных. «Языки» сообщили, что к Лошнице приближается десятитысячный корпус Удино. А где же тогда чичаговская разведка, которая должна была следовать «сколь возможно дальше»?
Вот запись из дневника действий 3-й Западной армии за 10 (22) ноября: «За раною графа Ламберта, поручено командование авангардом генерал-майору графу Палену 2-му, который и послал легкие партии открывать неприятеля». Возможно, Чичагов задним числом обеляет себя, говоря, что отругал Ланжерона и сам отправил разведку. Скорее всего, адмирал поручил разведку командиру авангарда. Это при том, что изначально авангард ставился под команду графа Орурка, но тот отказался в пользу Палена. Вот тут-то и получилось, что у семи нянек дитя без глаза: все понадеялись друг на друга. И даже «языков» в Лошнице захватили не казаки из дозора, а квартирмейстеры.
В общем, встреча с авангардом Удино для Палена стала полной неожиданностью. Малыми силами организовать устойчивую оборону у Лошницы не получилось. Уже второй атакой русские были смяты. Основные же силы русского авангарда двигались лесной дорогой. На выходе из леса их поджидали французы в развернутом строю с артиллерией. Развернуть войска для боя не удалось. Когда в атаку пошла вражеская кавалерия, Пален, сдерживая натиск, приказал егерям и пехоте отходить с дороги в лес.
Надо сказать, что и Чичагов понял свою ошибку и уже около 10 утра 23-го отдал приказ авангарду вернуться. Но было уже поздно. Много написано о том, что французы ворвались в город чуть ли не на плечах бегущего русского авангарда. В городе началась паника. Все бросились к мосту, давка и т.п. Сам же Чичагов, со слов Кутузова, сел в это время обедать. Но так ли это?
Сообщение Палена о встрече с противником в Лошнице все же дошло до Борисова. Прояснять ситуацию поехали генералы Воинов и Орурк. Навстречу им попалась отступающая конная артиллерия. На поляне у дороги обнаружили полки регулярной кавалерии. Сам Пален с казаками вел бой где-то впереди. Через лес начали просачиваться вражеские егеря, но никакой паники не наблюдалось. И уже организована оборона самого города в виде пехотной дивизии генерала князя Щербатова. Сам же Чичагов еще успел отписать письмо Витгенштейну, где сообщил о встрече своего авангарда с Удино, планах оставить Борисов и закрепиться на правом берегу. Также просил его прийти на помощь и сомкнуть фланги. Если верить Кутузову, то адмирал диктовал это письмо адъютанту, не отодвигая тарелки щей. А потом уже и сам бросился к мосту, не вынимая салфетки из-за ворота. Паника действительно имела место, когда из леса к Боисову выбежали разрозненные остатки войск, теснимые французскими егерями. Глядя на них, к мосту бросилась и дивизия Щербатова.
Отошедшие в лес русские егеря вышли к Борисову только вечером и обнаружили, что в городе неприятель. Отыскивая возможность переправиться к своим, обогнули Борисов с севера и наткнулись у Старого Борисова на 3000 (!) русских кавалеристов, которых для фуражировки (!) с утра направили в сторону Веселово. На обратном пути они также обнаружили врага в городе. И егеря, и кавалеристы вместе отправились искать брод, чтоб перейти на другую сторону Березины к своим. Местные жители указали им брод у Студенки.
Что это за 3000 конных фуражиров? Зачем отправлять 3000 всадников за фуражом, если армия неплохо снабжается с минских складов? Целая кавдивизия! Можно подумать, что они с боем собирались отнимать фураж у местного населения. Тогда зачем такая легенда?
У Студенки «фуражиры» принялись вброд переправлять пехоту на своих лошадях. И эта переправа прекратилась лишь 25 ноября, когда рядом появились первые французские разъезды. То есть мало того, что там 21-го переправилась бригада Корбино, но и мы сами еще раз показали удобное место. А место действительно самое удобное – и брод самый мелкий, и гать через болото на правом берегу до самой дороги проложена. Видимо, местные этим бродом чуть ли не круглый год пользовались.
Ворвавшись в Борисов, авангард Удино попытался захватить мост с ходу силами спешенных кавалеристов, но атака провалилась. Сначала их осыпали ядрами из тет-де-пона, потом на мост вышел батальон каких-то чудо-богатырей, вытеснил французов с моста, а, отходя, мост поджег.
Поведение Чичагова 22-23 ноября с одной стороны понятно, с другой загадочно. Понятно тем, что он отправляет авангард в сторону Бобра: это предусмотрено «Петербургским планом» - создать в Борисове укрепленный лагерь, оттуда отправить отряды в сторону Бобра, укрепляя по дороге все пригодные к этому места. При этом он вовсе не желал Палену разгрома. История с разведкой – это скорее случайность. Представим себе, что Пален хоть и не до Бобра, но значительно далеко продвинулся по дороге и принял бой с основными силами наполеоновской армии (Чичагов еще не знал, что на Борисов направлен корпус Удино) на выгодных позициях. На выручку Палену вскоре пришли бы и основные силы. Обломав зубы о русскую оборону, Наполеону пришлось бы искать другой путь. И направился бы он, скорее всего, к Витгенштейну. Там в Черее стоят корпуса Удино и Виктора, которые не были под Москвой и сохранили боеспособность. Прорвав оборону Витгенштейна, Наполеон уже не имел бы препятствий на пути в Вильно. Да-да, именно в Вильно. В Минске ему больше делать было нечего. Ни о каких зимних квартирах в Минске Наполеон уже не помышлял – любые зимние квартиры в России превратятся в зимние могилы. Ему бы накормить армию и вон из этой страны. Зачем же идти на Минск, если там уже русские? Даже если французам удастся прорваться через войска 3-й Западной армии, все равно раньше них в Минск прискачет какой-нибудь адъютант с приказом спалить все к чертовой матери. И спалят. Начальник минского гарнизона полковник Кнорринг имеет такой приказ. А от горящих складов займется пожаром весь город. Так что остаткам Великой армии не то что поесть, переночевать негде будет.
Из письма генерала Ермолова Витгенштейну, № 510 от 11(23) ноября 1812 г., с. Погост: «… доселе не решено направление неприятельской армии, ибо если уже занят Минск нашими войсками, то сомнительно, чтоб он пошел туда…» То есть русские генералы могли немного заглянуть в голову Наполеону. А тот действительно, еще в Толочине узнав, что русские заняли Минск и Борисов, принял решение идти в Вильно. Но через Борисов. Поэтому Удино получил категоричный приказ отбить Борисов и мост.
Таким образом, направляя войска в сторону Бобра, Чичагов, говоря современным языком, подставляет Витгенштейна. Косвенно на это также указывают и постоянные призывы Чичагова к соединению армий. Как мы помним, еще от Слонима к Витгенштейну от Чичагова направился отряд Чернышова, который достиг Лепеля 16 ноября. По дороге Чернышову попался навстречу отряд хорунжего Демидова с письмом от Витгенштена к Чичагову. Демидов тоже благополучно добрался. Можно предположить, что к 16-му оба командующих знали о местоположении друг друга. Отправляя Ламберта брать Борисов, Чичагов напоминает ему о немедленном установлении связи с Витгенштейном. Раненому Ламберту было уже не до этого, но письмо с просьбой о скорейшем соединении отправляет Ланжерон. 23-го письмо Витгенштейну о скорейшем соединении из «охваченного паникой» Борисова отправляет сам Чичагов. Даже предлагает накинуть понтонный мост через Березину (своего понтонного парка у Витгенштейна нет). Соединением с войсками Витгенштейна Чичагов озабочен постоянно: Чичагов генералу Воинову, Антонополь, 9 (21) ноября, № 1150: «…отправить партию на Селец, где… надеюсь я встретит она разъезды от корпуса генерала от кавалерии Витгенштейна, коим должны вручить прилагаемый у сего конверт…»
Чичагов генералу Лидерсу, ноября 9 (21), Антонополь, № 1151: «…все понтоны, не жалея лошадей отправить к Зембину и прибыть в Зембин 11-го ноября».
Чего ж тут такого? Вполне закономерное желание соединить войска и действовать совместно. Не спорю. Только Чичагов не сам стремится навстречу, а предлагает Витгенштейну прийти к нему. А между тем, Витгенштейн в каждом своем письме указывает, что стоит у Чашников, против него в Черее находятся два сильных вражеских корпуса. Чтоб соединиться с Чичаговым, ему нужно будет вытянуть свои войска в ниточку. А это не просто опасно, это смертельно.
Но и Витгенштейна не стоит считать невинной жертвой. После боя под Смолянами 13-14 ноября Витгенштейн всякий интерес к врагу потерял. Противники просто стояли против друг друга, не предпринимая сколько-нибудь заметных действий. Можно было подумать, что объявлено перемирие. 21-го корпус Удино ушел к Оршанской дороге. Его никто не пытался перехватить, не преследовал. Виктор же получил от маршала Бертье распоряжение двигаться на деревню Бараны, чтоб обезопасить борисовское направление от Витгенштейна. Лишь 23-го, когда Виктор полностью оставил Черею, туда вошли части Витгенштейна, Виктора же преследовал авангард под командой генерала Гарпе. На перехват из д. Холопеничи выступил передовой отряд под началом генерала Властова. У м. Узнацк состоялся бой с авангардом Виктора. Формально бой закончился в пользу русских – было взято около 500 пленных, столько же было убито, но Властов был оттеснен от дороги, по которой двигался Виктор, и всякое воздействие на неприятеля прекратилось. Зато в г. Сенно отряду полковника Родионова в этот день посчастливилось соединиться с отрядом генерал-адъютанта П.В. Голенищева-Кутузова из главной русской армии. Тем самым армии формально соединились. Хотя если бы они это сделали не в Сенно, а в Вологде, это точно также повлияло бы на оперативную обстановку. Неизвестно, была ли в Сенно хоть мародерская команда, но регулярных французских войск там точно не было.
Между тем, Виктор передумал идти на Бараны и, прикрывшись авангардом генерала Дендельса, пошел на Лошницу, то есть к Борисову на соединение с основной армией. Арьергард был атакован и рассеян генералом Гарпе. Сам же Витгенштейн с основными силами оставался в Черее, на случай если авангарду потребуется поддержка (!?)
Что же произошло с бравым Витгенштейном, что за пассивность? Уже упомянутый Тарле называет его полководцем третьестепенным. Время легких побед прошло, теперь нужно было сражаться с армией, возглавляемой самим Бонапартом. Вот на это, по мнению Тарле, у генерала духа и не хватило. Но помилуйте, ни о какой армии, возглавляемой лично Бонапартом, речь пока не идет. Против него стоят корпуса Удино и Виктора, противников хорошо генералу известных и даже битых. Вот она – твоя война, сражайся! Обеспечь Чичагову положение при встрече с главной армией Наполеона. Не имеешь реального превосходства в силах, отламывай по кусочку – заставляй покидать позиции, громи в колоннах. Но Витгенштейн пишет 8 (20) ноября Кутузову из Чашников, что имеет замечательную позицию в Смолянах и что этой позиции не оставит. То есть генерал просто засел в оборону и фактически не препятствовал накоплению сил неприятеля в районе Борисова.
Существует несколько версий поведения Витгенштейна. Самые распространенные: не хотел рисковать славой «спасителя Петербурга», если что-то пойдет не так; и не хотел идти в подчинение к Чичагову. Попробуем разобраться. Если бы по итогам Березинской операции был произведен тщательный «разбор полетов» с привлечением к ответственности, то за подобную бездеятельность и трусость Витгенштейна мог бы даже ждать суд. И никакая слава бы не спасла.
Не хотел идти в подчинение к Чичагову? Возможно. Из 1-го пехотного и Финляндского корпусов, а также приданных сил так и не была официально сформирована армия. Витгенштейн командовал по праву старшинства по чину. Сомкнув фланги с Чичаговым, командирам отдельных корпусов пришлось бы признать над собой главенство командарма. И что из того? Витгенштейн уже подчинен фельдмаршалу Кутузову. Люди военные всегда кому-то вынуждены подчиняться. А уж если бы сообща поймали Наполеона, то орденов и славы до конца дней хватило бы не только главным действующим лицам, а даже тем, кто неподалеку постоял. Это в том случае, если с Наполеоном и в самом деле собирались на Березине покончить. Если собирались.
16 ноября, как мы помним, к Витгенштейну прибыл флигель-адъютант Чернышев. Из Лепеля рапортом доложил об успехах – а чем похвастаться было. По пути к Витгенштейну отряд Чернышева совершил ряд удачных диверсий, а также освободил из плена командира первого русского партизанского отряда генерала Винцингероде с его адъютантом ротмистром Нарышкиным, генерала Свечина и еще ряд военнопленных. У Витгенштейна Чернышев не загостился, но, видимо, главное сказать успел: на Удино с Виктором сильно не давить, Чичагову не помогать, Наполеону, если захочет пройти, сильно не препятствовать. Вот и пришлось генералу перейти к обороне. Здесь можно заметить, что у Чичагова Чернышев пробыл больше месяца, участвовал в боях и партизанских действиях. У Витгенштейна пробыл не более двух дней и отбыл с отбитыми у врага русскими генералами в столицу. Неужели так хотелось лично доставить их ко двору? А ведь у Витгенштейна назревали куда более интересные события, чем месяц назад у Чичагова. Самого Наполеона собрались брать! Неужели этот молодой человек отказался бы от участия в таком деле? Ни за что! Только в том случае, если знал, что Наполеон уйдет. Не только знал, но и все для этого сделал. По возвращении в Петербург Чернышев был произведен в генерал-адъютанты. Неужели за Винцингероде?
Витгенштейн же, судя по всему, остался в недоумении. В отличие от Кутузова и Чичагова, он в политике не силен, он просто солдат и дворцовых тайн не знает. Поэтому пишет Кутузову:
Черея. 11 (23) ноября 1812. № 178
«…По прежнему предположению, что адмирал Чичагов со своею армией находился отдаленным, направление вверенного мне корпуса против общего плана, чтобы идти ему в Курляндию, было переменено и предписано мне содействовать главной армии. Но как теперь адмирал Чичагов сюда прибыл, то не угодно ли будет В. Св. приказать, чтоб мы общими силами с адмиралом Чичаговым, ударив на Виктора и на встретившиеся передовые войска, бегущие от большой их армии, и нанеся им последний удар от Толочина возвратиться мне на Вильну… прогнать оттуда Макдональда…, чем самым и выполнится весь план Его Императорского Величества нам данный…»
Иными словами, генерал просит избавить его от участия в этом балагане со спасением Наполеона. В этих играх он ничего не понимает и просит отпустить его заниматься привычным делом – бить врага бескомпромиссно. В любом случае, в момент прорыва Наполеона, Витгенштейн хочет оказаться как можно дальше от этого места.
Итак, Чернышев объехал всех трех командующих русскими армиями. Теперь любому из них, появись Наполеон перед их войсками – в карете, санях, на коне, пешком – не важно, оставалось только одно – скомандовать войскам: «Кру-гом! Смотреть в небо, считать ворон!» Но ни одному из них не хочется брать на себя ответственность и становиться прообразом басни «Щука и кот». Каждый вынужден будет действовать по принципу «да минует меня чаша сия». И Кутузов здесь находится в самом выигрышном положении – ему достаточно просто не спешить. Побольше давать армии отдыха, справляться у каждого солдата хорошо ли тот пообедал и выспался и т. п. Чичагову и Витгенштейну сложнее. Им в этом «спектакле» отведена роль трусов и неучей.
Но вернемся к Чичагову. Почему же он так поспешно оставил Борисов? Встречный вопрос: а был ли смысл в удержании города? Если бы русским войскам действительно удалось закрепиться на дороге к Бобру, то Борисов имел бы роль главной тыловой базы. Но как оборонительный рубеж он никакой ценности не представлял. Подойдя к городу, неприятель мог охватить его с трех сторон, а сзади у обороняющихся была Березина. То есть Борисов – это ловушка для войск. Отправляя Палена на Бобр, Чичагов наверняка предусмотрел встречу с превосходящими силами противника и поспешное отступление. Поэтому и беспрепятственно пропустил отступающие войска через мост на правый берег, и всем остальным приказал уходить туда. Здесь, возможно, и скрывается тайна 3000 «конных фуражиров» у Старого Борисова – вмешаться, если дело примет совсем скверный оборот. Но обошлось. Но встал вопрос: что делать дальше?
Россия – страна огромная. Но неразумно полагать, что ее просторы воюют на стороне хозяев. Они воюют на стороне того, за кем стратегическая инициатива. И это не обязательно тот, кто наступает. Летом 1812 Наполеон наступал и пребывал в полной уверенности, что стратегическая инициатива у него. И ошибался. Основа его стратегии – генеральное сражение, в котором он обязательно победит. Но русские ему генерального сражения не давали, в большие бои ввязывались только при крайней необходимости. Ни Барклай, ни Кутузов не хотели сражаться и лить русскую кровь в невыгодных условиях. А Наполеон никак не мог «поймать» русскую армию. Русские генералы навязали ему свою стратегию, значит, и стратегическая инициатива была на их стороне.
В ноябре обстановка несколько изменилась. Теперь уже Наполеон не желал сражаться. Ему бы только вывести все, что осталось из этой ужасной страны. Это не значит, что стратегическая инициатива полностью перешла к нему. Но в отношении Чичагова инициативой владел Наполеон. Адмирал не знал, где тот нанесет удар. Проблема войн того времени – невозможность вкопать войска в землю тонкой ниточкой на 1000-километровом фронте. Не было соответствующего вооружения, чтобы отбить атаку в любом месте и продержаться до подхода подкреплений. Исход боя в большинстве случаев зависел от численного превосходства. Пальнули несколько раз друг в друга из ненадежных и неточных ружей, а потом в штыки. Кого больше, тот и победил. И полководческое искусство во многом заключалось в том, чтобы создать численный перевес в нужное время в нужном месте.
Чичагов не мог растянуть свои войска в стокилометровую цепь по берегу Березины. Эту цепь Наполеон прорвет в любом удобном ему месте не за часы, за минуты. И собрать войска в кулак уже не хватит времени. Значит, нужно было угадать место удара, либо это место «назначить», т.е. создать все условия, чтобы противник пошел именно там. И если бы Чичагов действительно желал уничтожить Наполеона на Березине, он… не стал бы жечь Борисовский мост! Будь мост цел, Бонапарт не пошел бы в обход. Он стал бы за него драться. Неизбежно он понес бы в этом бою серьезные потери, но еще неизвестно каких потерь будет стоить возведение временных мостов. А овладение «капитальным» мостом для армии значит гораздо больше, чем возведение нескольких понтонных.
Для Чичагова этот вариант рискован - сдюжат ли войска? На войне без риска ничего не бывает. Но позиция очень удобная. Березина в Борисове расходится на два извилистых рукава, которые образуют какие-то затоны, островки причудливых форм и т.п. Над всем этим проложен мост около 500 м в длину. На правом берегу возвышается занятый русскими войсками тет-де-пон, который достался Ламберту весьма дорогой ценой. Это при том, что атака была неожиданной, укрепление обороняло всего восемь орудий и не нужно было форсировать Березину. В армии Чичагова было около двухсот орудий. Только в дивизии Ланжерона, находившейся в тет-де-поне, было 36 пушек. Можно и еще артиллерии подбросить. Хватит и на контрбатарейную борьбу, и чтоб сносить ядрами и картечью с узкого моста великанов из Старой гвардии. Форсировать же реку через протоки хоть пехотой, хоть кавалерией будет весьма непросто. Несомненно, Наполеон попытается отдельными отрядами форсировать реку и в других местах, чтоб зайти русским во фланг и тыл. Но на то в 3-й Западной есть дозоры и резервы. К тому же адмиралу нет необходимости побеждать Наполеона. Его задача всего лишь продержаться день-полтора до подхода Кутузова и Витгенштейна.
Но Чичагов мост сжег. Допустим, даже не он отдал приказ, а кто-то другой, но моста нет. Что теперь делать? А ничего. Мы знаем планы Наполеона? Будет ли он пытаться под огнем восстановить Борисовский мост, попытается переправить армию выше или ниже по течению? Ничего пока не известно. Остается только стоять возле Борисова, то есть посередине, чтобы успеть, если что, и туда, и туда. А главное, вести разведку. Тем более, что изначально определились две наиболее удобных переправы – у Студенки (выше по течению) и у Ухолоды (ниже). Наполеон хитер, может начать строить ложные переправы. Так и Чичагов человек военный, должен все это понимать и особо не нервничать. Мост построить – это не доску через канаву перекинуть. Для моста нужно лес валить, избы разбирать, ковать скобы, гвозди, штыри и пр. Бесшумно это сделать невозможно.
Чичагов и не нервничает. Он с основными силами расположился у борисовского тет-де-пона. Сильный отряд генерала Чаплица находится в Зембине и Брилях, что позволяет контролировать броды у Студенки и Веселово. В районе Юшкевичей находится отряд генерала Орурка, что позволяет контролировать брод у Ухолоды. Еще ниже по течению был отправлен отряд полковника Луковкина. Весь берег патрулировался разъездами.