Не помню, в каком классе взялся делать первую стенгазету. Помню, дедушка сразу предложил свою помощь. Но не так, чтобы сделать газету за меня, а так, чтобы я смог сделать её сам.
У деда был отличный почерк, а еще он здорово обращался с плакатными перьями. Вот, с такими.
С первого по третий класс я сидел за партой. Не за столом, а именно за партой. Это было монументальное сооружение, покрытое толстым слоем тёмно-зелёной масляной краски. У основания стол и лавка были соединены толстенными брусьями. Почти монолит. Единственным подвижным элементом в парте была её крышка. Крепилась она к столешнице на петлях и громко хлопала. Вот, так: БАХ! И еще раз – БА БАХ!!
Ну, это когда учительница выходила из класса.
Сдвинуть парту с места было практически невозможно. Конструкция весила килограммов 70. Минимум. Мы по этим партам натурально скакали козлами.
Помню, бегу я, юный такой архар, по партам из глубины класса, лихо отталкиваюсь от последней и лечу, лечу, лечу… прямо в директора школы. Он как раз заглянул на весёлый шум и гам.
- Здравствуйте, - говорю. Я с детства вежливый.
- Здравствуй. Отдышался? Давай дневник.
До сих пор помню ту запись черной шариковой ручкой: «На перемене бегал по партам». И подпись - директор школы.
Мама была очень расстроена.
Так, вот, про ручки. Писать в прописях мы учились шариковыми ручками с фиолетовыми чернилами. Стоила ручка 35 копеек. Стерженёк, по-моему – восемь. Ручка была граненая, как стакан и колпачок у моей ручки был постоянно изгрызен – когда грызешь ручку, лучше думается. Ну, это все знают.
Еще хорошо думалось, когда ручкой на парте рисовалась всякая фигня. Эта фигня, словно тату на бывалом моряке, густо украшала большинство парт в классе.
- Завтра приносим из дома тряпки и стиральный порошок! – громко объявила Генриетта Марковна.
- Зачем?
- Будет классный час.
- Стирального порошка у меня нет, - сказала бабушка, - есть моющая паста. Это еще лучше.
Стиральный порошок в стране был дефицитом. Но иногда его можно было купить без очереди.
Раз в неделю по нашей улице проезжал старьёвщик на телеге. Обычно он останавливал свою лошадь рядом с бабушкиным домом и обменивал разные хозтовары на ветхие вещи. За несколько килограммов тряпья можно было получить пачку стирального порошка «Лотос», но чаще это были либо бруски хозяйственного мыла, либо моющая паста «Ландыш» в белой пластиковой баночке.
Для детей старьёвщик возил в телеге волшебной красоты мячики. Мячики были сделаны из разноцветной фольги и ловко прыгали на тонюсенькой резинке «венгерке». Цепляешь петельку к пальцу, выбрасываешь мячик из ладошки, а он в неё обратно – хлоп! Мы часами игрались в эти мячики.
- Паста «Ландыш»? Это еще лучше, - сказала учительница перед началом классного часа.
В час мы не уложились – шариковая ручка с деревянной поверхности отмывается очень плохо. Тереть нужно долго, сильно и на большой площади. Пока тёр, задался вопросом: вот эта ложбинка на парте - для ручки. Это понятно. А эта круглая выемка для чего?
- А для чего эта выемка, Генриетта Марковна?
- Для непроливайки. Это чернильница такая. Из неё чернила не проливались. Но у вас обязательно бы пролились даже из непроливайки. У нас тоже проливались – и моя первая учительница улыбнулась.
Представляешь, я учился за партой, у которой была громкая хлопающая крышка и отверстие в столешнице для непроливайки! И ложбинка для ручки с вечным пером.
С вечным пером!
***
Перьевые ручки и непроливайки в моей стране можно было встретить даже в 80-е. На почтамтах. Ручкой с вечным пером заполнялись телеграфные бланки. Вечные перья царапали бумагу и плевались кляксами. Старались максимально запомниться пользователю.
Я запомнил.
В паспорте подпись владельца делалась ТОЛЬКО перьевой ручкой. Курица лапой расписалась бы уверенней в моём паспорте.
***
Лет в десять только узнал – моя бабушка была чертёжником-картографом. Отличным картографом. Рядом с «Детским парком» в моём городе была войсковая часть с красными звёздами на серых металлических воротах. За этими воротами во время войны моя бабушка делала копии военных карт.
От бабушки впервые услышал слово «рейсфедер». Слово было красиво и одновременно строго, как немецкий линкор.
Потом еще раз сто про рейсфедер услышал в фильме «Служебный роман»:
- Если у вас так густо растут брови, надо же с этим бороться!
- А как с этим бороться?
- Ну, надо выщипывать, прореживать.
- Чем?
- Ну, хотя бы рейсфедером.
- Рейсфедером?.. Милая моя, это же больно!
- Ну, вы женщина, потерпите.
Бабушка очень любила свою работу, но своего внука любила еще больше. Когда мне исполнилось четыре, бабушка устроилась кассиром в трамвайное депо. Забор депо был забором и моего садика.
***
- Кто тебе помогал это делать? – учительница по биологии любовалась красной папкой. На её обложке было красиво выведено «Красная книга». Внутри - статьи про исчезающие виды животных. Заголовки были написаны плакатным пером.
- Никто не помогал.
- Давай дневник – пять.
- Ну, ты и гад! – Славка Наумов и дружок мой Серёга остановили меня в дверях после урока.
- Папка же моя! – кипятился Славка.
- А я анекдоты рассказывал, - возмутился Серёга.
Папку действительно принёс Славка, Серёга, правда, травил анекдоты. Всю работу сделал я. Мне было обидно – за что им тоже пятёрки?!
- На твою папку, - вырвал листы доклада и протянул обложку Славке.
- Да пошел ты!
И папка полетела в окно. Четвёртый этаж.
Серёга не разговаривал со мной три дня. Славка еще дольше. Всю неделю думал над тем, гад я или не гад.
До сих пор над этим думаю.
***
- Боевой листок? Конечно, могу. Плакатные перья дадите?
- Ты умеешь перьями?
Так замполит роты получил лучший в части Боевой листок, а я - свободное от нарядов время в пустой казарме.
- Сынок, сюда ходи! – дедушка русской авиации Юра Доля был могуч в плечах и носил очки. Очки были маскировкой. Близорукий Доля без замаха отправлял салабонов собирать спиной столы в ленинской комнате. Я про это знал – столов в ленинской комнате было четыре в одном ряду.
- Оглох, сынок?
- Нет.
- Боевой листок ты делал?
- Я.
- Чтобы в моём дембельском альбоме так же красиво было.
Во втором ряду ленинской комнаты столов оказалось тоже четыре. Или пять.
***
- Ты работаешь художником в метро?!
- Ну, да.
- Скажи мне, как художник художнику, ты рисовать умеешь?
- Рисовать нет, а таблички плакатным пером легко.
- Таблички?! В метро?!! Пером?!!!
Мой друг-музыкант искал себя в Москве в разном. Нашел в художке.
Оказалось, по ГОСТам Московского метрополитена вся наглядная агитация на строящемся участке, должна быть выполнена плакатным пером.
- Десятка - невеликие деньги, но за три часа в неделю, можно и раком постоять.
2010-й год. Всемирная история, московский метрополитен - раком в перьях.
***
Отлично вычерченный на ватмане график был единственным способом сдать зачет по практике языкознания. Откуда мы с Русланом взяли данные для этих графиков, убей, не вспомню.
- Это точные цифры? – сомневался я.
- Да какая разница! Главное подать эту ахинею красиво и уверенно. Красиво сделаешь ты, подавать буду я.
Подать уверенно Руслан мог.
Однажды на коллоквиуме по литературе, мы вчетвером так увлеченно резались в Балду, что преподавателю стало завидно и нас по одному стали просить высказаться по теме занятия. Я, Дрон и Валерка встали и честно сказали, что к занятию не готовы. Получили свои прочерки и вернулись к Балде. И тут вызвали Руслана…
С открытыми ртами мы слушали, как наш друг, оперируя тремя предложениями, создаёт видимость знания материала. В своём восхищении мы были не одиноки.
- Не стыдно?! – возмутилась преподавательница, - вот, же, товарищ ваш смог подготовиться к занятию…
Короче, Руслан мог уверенно.
- Замечательный доклад! Замечательные графики! Вы, ребята, сработали на уверенное отлично.
- Я же говорил, - ухмыльнулся Руслан.
- После занятия только не уходите, - продолжала преподаватель, - сегодня в шесть вечера, на кафедре лучшие работы студентов примут участие в конкурсе.
- Лучше бы ты писал перьями хуже, - резюмировал друг.
1991 год был. С тех пор не брался за перья.