– Мам! Мам! А лето, оно какое, оно пришло?
– Спи. Лето красивое. Пойдешь завтра на горку, если увидишь желтое сено, значит, лето пришло.
Толик засыпал, перед глазами стояла горка, на которой он с соседскими мальчишками сегодня гонял. Есть там желтая солома или нет?
Солнце ударило в глаза. Толик потянулся и вдруг вспомнил: «Лето! Оно пришло или нет?». Лейтенант Анатолий Матвеев открыл глаза. Сон, этот сладкий детский сон, напомнил лейтенанту безоблачное детство и теплые руки мамы.
Отряд, в котором служил Матвеев, стоял лагерем в городе Меймене. Лейтенант вышел из палатки. Палаточный городок, еще не устроенный, но уже напоминающий полотняный город, творение рук воинских, располагался вдоль взлетно-посадочной полосы полевого аэродрома. Лейтенант подошел к баку с водой, попил, брызнул в лицо прохладной водой. Вода была привозная, поэтому каждая капля ценилась.
– Пойду в столовую, – решил Матвеев.
Столовая выполняла еще и роль клуба. Попивая неторопливо чай, офицеры и прапорщики лениво переговаривали всякую всячину. Новости из Союза, ночные приколы заместителя командира отряда, а также шутки о том, что сегодня 7 ноября и неплохо бы как-то скрасить боевые будни.
Боевые – с натяжкой: отряд в бою еще не бывал. Роты, группы несли боевое дежурство, обустраивали лагерь, готовили вооружение. Солдатский телефон упорно разносил весть, что после праздников наступят настоящие боевые дни.
А пока – он ему: «Стой! Освети лицо!» А тот: «Я тебе освещу!» Дождался, когда дойдет до коровьей лепешки. «Ложись! Стреляю!» – это прапорщик Коля Пильганский смакует ночной вояж заместителя командира отряда. Он, как правило, подкрадывался к зазевавшемуся солдату, и тогда попадало всем, от сержанта до лейтенанта. Солдаты решили его проучить, и как только что Пильганский поведал, успешно.
Матвеев поел. Решил сходить к командиру роты. Командир роты и группа управления расположилась в разрушенном доме, обнесенном глиняным дувалом. На подходе Матвеев отметил про себя, что ротный уже успел организовать секрет на подходе к расположению.
За импровизированным столом сидели командир роты, замполит и заместитель командира роты по технической части.
– А, Матвей! Заходи!
Это командир роты Талай.
– Что на позициях? Схему огня принес?
У ротного была привычка – засыпать взводных вопросами в любое время дня и ночи. Рота считалась в отряде лучшей, что давало возможность Талаю немножко свысока разговаривать с подчиненными офицерами.
– Да, все в порядке. Схему практически закончил, к вечеру принесу.
Коренастый и черненький Толик еще в училище был прозван Матвеем.
А вот замполит роты Бато. Уроженец Якутии. Всегда уравновешенный и мудрый:
– Ты личный состав поздравил? Я старшине сказал, пару банок сгущенки вечером тебе подкинет.
Серега Литвинов, заместитель командира роты по технической части, молча копался с серым ящиком. Это был обыкновенный ящик, который в Союзе был в каждой канцелярии. Есть! Серега как-то особенно крякнул и открыл ящик. В нем, завернутые газетой как снаряды в упаковке, лежали четыре бутылки рома. Рома того, еще союзного, довоенного.
– Серега! Откуда!?
Три голоса с одним и тем же вопросом.
Спокойно, с достоинством: «Товарищи офицеры, техзамыкание на высоте. Пока в Кирках вы песни пели, я обследовал близлежащие магазины. В одном из них я и нашел это богатство. Старый магазинщик уговорил купить. Водку, говорит, наши еще покупают, а это – никак. Чтобы вы, летчики, не нашли, я спрятал ром в ротную документацию, до прибытия, как я полагал, вы ею не будете пользоваться. Так что с праздником!».
– Серега, ты гений! Дежурный! Циркулярно. Командирам групп к командиру роты! Быстро!
Через десять минут старшие лейтенанты Миша Усенов и Алик Агзамов были на командном пункте роты. Расчеты произвели! Схемы составили! Докладывают, а сами косятся на стол, где поблескивает красными разводами ром.
– Ну, товарищи офицеры, пять капель за праздник, и на позиции.
Командир роты разлил ром.
– Ну что, первый праздник на земле афганской. Будем здоровы!
Ром огненной струйкой побежал по горлу. Матвеев вспомнил, что такой же ром они пили с братом этим летом в одном из ресторанов Киева. Прошло три месяца, и вот Афган. Закрыл глаза, стало уютно и тепло.
– Толик, спой!
Это Алик Агзамов подал гитару. Толик, подстроив гитару, начал петь любимую песню офицеров роты «Москва златоглавая».
– Товарищ старший лейтенант, – это дежурный, командиру роты. – Семнадцатый вызывает на связь. Я – десятый на приеме.
– Десятый, наблюдаю перемещение группы женщин и детей на окраине города. Понял – усилить наблюдение.
– Товарищи офицеры, с праздником вас! Прошу всех вернуться на позиции.
Командиры поднялись и двинулись к своим группам.
Группа Матвеева находилась за взлетной полосой, занимая оборону на трех БМП. В отсутствие командира на позиции старшим оставался старший сержант Муханов. Матвеев уже был на полпути к позициям, когда красноватый и горюче-горький взрыв взорвал тишину. Посреди взлетно-посадочной полосы медленно оседал столб пыли. Радиостанция, мирно болтавшаяся на боку, ожила: «Восьмидесятый, позывной комбата, я тридцатый, третья рота, обстрелян из миномета…».
Эфир накалялся с каждой минутой. Каждый старался доложить, что у него происходит, надеясь, что с его докладом произойдет чудо и эта непонятная стрельба утихнет. Матвей прыжками понесся к своей машине. Боковым зрением он отметил, что взвод занял выкопанные траншеи, но огня не открывал, ждал команды. На командирском месте сидел Муханов.
– Товарищ лейтенант! – Матвеев быстро надел шлемофон. – Я семнадцатый! К бою!
Командиры отделений продублировали команду. Поворачивая прибор наблюдения, Матвеев пытался увидеть, что происходит на подступах к позиции.
– В эфире. Я восьмидесятый! Всем стой. Прекратить огонь! Осмотреться!
Матвеев, поворачивая прибор, заметил непонятные тени. Присмотрелся – духи! Духи! Из пулемета уничтожить.
Башня пошла вправо, остановилась и, дергаясь, стала поливать четвертый ориентир огнем из пулемета. Тени заметались по полю. Впереди машины взметнулся шлейф дыма и огня. Через люк в машину вполз едкий дым.
– Из гранатомета, гады! Внимание! Я семнадцатый. Над четвертым. Осколочным. Огонь!
Три машины коротко рявкнули, и только трассеры выстрелов показали куда.
– Аллах Акбар!
Значит, верно.
– Я семнадцатый. Ориентир четыре! Расход три! Огонь!
Спокойствие, Матвей. Спокойствие.
– Я тридцать третий, наблюдаю движение вдоль полосы взлета.
– Семнадцатый! Я восьмидесятый! Противник с тыла! Уничтожить!
– Внимание! Я семнадцатый! За мной марш!
БМП Матвеева дернулась, задом вышла из капонира. Одновременно с ней вышли еще две машины. Маленькая колонна, неслышимая в грохоте боя, а батальон вел бой, рванула к взлетно-посадочной полосе. Духи обнаружили себя вспышками огня.
– Я семнадцатый, противник вдоль полосы взлета! Уничтожить!
Борта БПМ осветились огнем. Десантники приступили к уничтожению противника. Артиллерийская батарея рявкнула, и в небе повис огненный шар, как прожектор, освещающий местность. В это время машина Матвеева дернулась, и как-то неправильно, скорее даже недопустимо, дала крен, наскочила на камни и заглохла.
– Серик, в чем дело? Серик!
Механик-водитель молчал. Матвеев выскочил из люка и нагнулся над ним. Серик Иманжанов, механик-водитель командира взвода, лежал головой на штурвале. С виска стекала кровь.
– Слава, ко мне! – наводчик-оператор выскочил из люка и стал на ребристый лист. – Помоги!
Вдвоем они вытянули тяжелое тело Серика, передали его в десант. Матвеев сам сел за штурвал.
– Внимание! Я семнадцатый! Отходим на свои позиции!
– Семнадцатый, я восьмидесятый! Что там у тебя?
Что сказать, Матвеев не знал. Это уже потом он научится словам.
– У меня трехсотый! У меня двухсотый!
А сейчас он и его взвод переступили черту. Сегодня была война. Она для лейтенанта Матвеева и его взвода началась внезапно, в праздник. Она навсегда разделила их жизнь на «до» и «после».
– Я – семнадцатый. Всем! Стой! Врача на позицию!
Tags: ОчеркиProject: MolokoAuthor: Матвийчук Анатолий
Книга автора с другими рассказами о "шурави" здесь
Книга "Мы всё ещё русские" здесь