Представляем интервью, опубликованное в № 1 журнала «Бизнес и территория», с Еленой Анатольевной Лукьяновой – одним из ведущих специалистов по конституционному праву России, профессором факультета права НИУ «Высшая школа экономики», директором Института мониторинга эффективности правоприменения Общественной палаты России. Редакция журнала побеседовала с ней о проблемах отечественного правоприменения – о судах, которые выносят практически одни обвинительные приговоры, об отношении к предпринимателю как к заведомому преступнику, о депутатах, регулярно выступающих с нелепыми законодательными инициативами (одна из последних – законопроект сенатора Андрея Клишаса о тюремном заключении за неуважение к власти), и о выборах.
Судьи из органов и секретарей
– Елена Анатольевна, общепризнанно, что суды – одна из главных проблем современной России: несправедливость, почти полное отсутствие оправдательных приговоров, отношение к попавшим в жернова суда предпринимателям, как к врагам народа. Можно ли что-то сделать с нашими судами?
– Это зависит от того, какая у нас будет страна, какой будет политический режим. Авторитарные режимы всегда имеют в основном репрессивные и не вполне справедливые суды. Такие режимы в условиях справедливого суда теряют почву под ногами. Именно поэтому практически любой авторитарный режим подстраивает судебную систему под себя, под свои нужды. И наоборот, демократические режимы, которые во главу угла ставят права человека, не могут существовать с репрессивными и несправедливыми судами. Поэтому демократизация режима автоматически повлечет за собой изменение характера правосудия. С судами можно будет реально что-то сделать, когда изменятся цели и задачи власти. Но думать об этих изменениях нужно уже сейчас.
Конечно, огромную роль играет порядок назначения судей. Любой авторитарный режим будет стараться максимально контролировать эти назначения и поощрять соответствующих судей для защиты своих интересов. Наш режим «старался» долго. И преуспел в своем старании – отечественный судейский корпус оставляет желать лучшего. Я, конечно, не имею в виду всех судей, но их обобщенный портрет сегодня не устраивает ни профессионалов, ни общество.
– Почему у нас так мало оправдательных приговоров?
– Малое число оправдательных приговоров связано, во-первых, с тем, что 80% уголовных дел у нас рассматриваются в особом порядке, когда обвиняемые идут на сделку со следствием. В таких делах невозможно вынести оправдательный приговор, поскольку под давлением происходит признание вины. В таких делах не исследуются доказательства, а значит, нет справедливого судебного разбирательства.
Во-вторых, в судейский корпус пришло огромное количество людей из правоохранительных органов, которые генетически склонны не к правосудию (объективному взгляду на доводы обвинения и защиты), а именно к обвинению. Для правосудия это катастрофа. Кроме того, среди судей большое число бывших судебных секретарей, повторяющих те клише и воспроизводящих те деловые обыкновения, которые практикует далеко не лучшая современная судебная практика. Да и качество образования у них не ахти какое. Можно еще много говорить о причинах, но эти, пожалуй, главные.
У нас далеко не самые плохие законы, но, увы, эти законы применяются и трактуются в ряде случаев не очень хорошими юристами. Качество специальности за последние 20 лет резко упало.
– Почему? И почему юрист стал сверхмодной специальностью?
– Я бы не сказала, что юридическая специальность стала модной только сейчас. В советские времена на юрфак тоже был второй по величине конкурс после актерских вузов. То есть специальность всегда была модной, но в какой-то момент создалось мнение, что она еще и сильно выгодная. Поэтому и появилось гигантское количество ведомственных юридических вузов и псевдоюридических факультетов в непрофильных вузах, для которых не хватает квалифицированных преподавателей. Особенно в тех регионах, где нет сложившихся юридических школ.
В итоге мы получили несколько групп юристов, которые говорят на совершенно разных языках, у них изначально разное правовое мышление – репрессивный и правозащитный подходы, что несочетаемо. Выпускникам юрфака МГУ, например, попасть на работу в прокуратуру практически невозможно. Работодатель считает, что у них не то образование. Поэтому, кроме академии правосудия и школы МВД, я бы упразднила все ведомственные юридические вузы при правоохранительных и правоисполнительных органах. Иначе у нас так и будет два разных, несовместимых типа профессионального правопонимания. Мы не слышим и не понимаем друг друга не только в суде или на следствии, но даже в научной дискуссии.
Меня всегда спрашивают, где взять других судей? Но я абсолютно уверена, что на данный момент мы подготовили достаточное количество кадров с новым мышлением, без старого советского подхода, грамотных и знающих современное гражданское, хозяйственное право, современные подходы к справедливому правосудию. Нужно вывести этот корпус из тени невостребованности. Он абсолютно дееспособен.
Нужны постепенная замена, переаттестация
– Сейчас многие вопросы, которые раньше могли решаться административно, решаются только в суде. Но зачастую эти суды проходят без участия человека, которому потом приходят готовые уведомления о судебном решении.
– То, что масса гражданских дел решается только через суд, это хорошо. Хорошо, что без судебного решения не налагаются штрафы, не взыскивается ущерб, не происходит перераспределение имущества. Это сдерживает бюрократию. Теперь дело за качеством судебных решений, потому что рассмотрение дела в отсутствие ответчиков – это исключительный случай и массово это категорически недопустимо.
– Бывает, что человек даже не знает, что ему что-то присудили.
– В подобной ситуации неленивый человек идет и обжалует судебное решение и, как правило, выигрывает. А ленивый начинает стенать о плохом правосудии. Ленивых больше, и суды этим пользуются. Мы сами ответственны за то, что слишком часто прощаем государству его огрехи. Настоящая свобода – это в первую очередь ответственность, в том числе и ответственность за государство, за качество предоставляемых им услуг. Без контроля нет качества, а контролировать государство может только общество.
– Но вариант люстрации или полной замены судейской коллегии маловероятен.
– Почему же? Очень даже вероятен. Работать долго с такой судебной системой мы не сможем. Общество просто взорвется. Но люстрация и замена – это разные вещи. Люстрация – это априори запрет на профессию. Если применить люстрацию, пострадает часть настоящих профессиональных судей. А это нечестно и несправедливо. Любая ответственность должна быть индивидуальной и причинно-следственной. То есть отвечать можно только за конкретное совершенное нарушение и нельзя отвечать вообще за что-то, за пороки системы например. Нельзя всех стричь под одну гребенку. А вот постепенная замена или переназначение по результатам работы и переаттестации вполне возможна и даже необходима.
– В Америке судей в основном выбирают?
– В каждой стране по-разному. Выборность судей – это не единственный и не всегда оптимальный вариант. Гражданин, голосующий за кандидата в судьи, не в состоянии оценить его профессиональные качества. Поэтому к выборам должен быть как минимум добавлен экзамен.
Я вообще считаю, что судейская позиция должна быть не началом, а финалом карьеры юриста. Когда человек накапливает большой профессиональный и жизненный опыт и имеет репутацию. Хорошую репутацию. Доверие к суду, к судье – это важно.
А вот назначение председателей судов президентом надо обязательно отменять. Пост председателя суда должен быть ротируемой, сменяемой внутри суда позицией, этакой дополнительной нагрузкой судьи без каких-либо полномочий в отношении своих коллег (распределение дел, написание представлений и характеристик на судей). Только представительские и хозяйственные функции. Это должно быть своего рода негативное бремя, а не признак привилегированного положения.
Принцип преюдиции
– Я сейчас много общаюсь с предпринимателями, которые попали под пресс правосудия. Александр Хуруджи, помощник бизнес-омбудсмена Бориса Титова, попавших в места лишения свободы, регулярно вытаскивает на свет такие истории. Я с ним познакомилась, пытаясь помочь тверским энергетикам, которые сидели пять лет в СИЗО без суда. Мне кажется, наше законодательство перегружено такими вещами. Если предпринимателя нужно посадить, его посадят.
– Дело не в законодательстве. Как раз эта часть нашего законодательства достаточно новая. К тому же она либерализовалась в течение всех последних лет. Например, из УК убирались статьи о незаконной предпринимательской деятельности, запрещалось применять меру пресечения в виде содержания под стражей по экономическим статьям. Но на практике все несколько иначе. Чтобы отнять бизнес или собственность, человека нужно лишить возможности полноценно защищаться. Отсюда и «стражные» дела. Кроме того, в уголовных делах не работает гражданско-правовая (арбитражная) преюдиция – следователям крайне невыгодно учитывать решения других судов, которые «ломают» уголовную версию деяния. Если закон в этой части будет точно и добросовестно исполняться, никаких многолетних СИЗО до суда у предпринимателей не будет.
Например, по делу Навального – Офицерова («Кировлес») ЕСПЧ четко сказал, что ребят судили за действия, практически неотличимые от обычной хозяйственной деятельности. Но почему это выясняется в Европейском суде? Если бы наш суд придерживался принципа преюдиции, никакого дела просто не было бы.
Ну и, конечно, нужно разрушать спайку между судом, следствием и прокуратурой. У нас же в ряде случаев судья в приговоре просто копипастит обвинительное заключение вместе со всеми грамматическими ошибками и прочими несуразностями.
Причина дурацких законопроектов
– Зачем наши законодатели регулярно пугают нас законами, заведомо невыполнимыми и заведомо дурацкими?
– Кто такой Неуловимый Джо? Это тот, кто на фиг никому не нужен. Наш парламент играет сегодня такую декоративную роль обязательного демократического института, не являясь на самом деле таковым. Большинство законов ему спускают сверху и строго следят за графиком их прохождения. А поскольку там 450 человек, которые прошли выборы и достаточно публичны, что еще им делать внутри этого псевдоинститута? Им остается только хайповать, привлекать к себе внимание. Большая часть дурацких законопроектов откровенно недобросовестна и не имеет будущего. Но СМИ о них пишут и берут интервью у авторов.
– А нужные законы не рассматривают десятилетиями.
– Что такое «нужные – не нужные»? Настоящий представительный парламент, избранный на свободных и справедливых выборах, не посмеет принять ненужный закон или проигнорировать вопрос, востребованный обществом. Так что это не проблема «нужного-ненужного». Это проблема выборов. Как только будет избран ответственный парламент, в котором будет нормальная дискуссия, ненужные законы отпадут сами собой или станут редкостью.
Помните, был такой председатель Государственной думы Борис Грызлов, который четко и ясно сказал, что парламент не место для дискуссий. Хотя слово парламент как раз происходит от французского глагола parler – говорить. Парламент нужен именно для дискуссий и для того, чтобы в этих дискуссиях звучали разные голоса, представляющие разные политические взгляды и разные территории. Но к судам это отношения не имеет. Вернее, имеет только в той части, что законы не могут быть с расплывчатым, резиновым содержанием, чтобы никакой правоприменитель не мог толковать и трактовать их по своему усмотрению. А у нас, увы, так бывает часто.
– Сейчас многие вообще перестали верить в выборы. Свободные выборы возможны в нашей стране?
– Конечно возможны. Более того, они неизбежны. Так, как это было в конце перестройки и в первое десятилетие новой России. Народ устал от вранья. Последний год это очень ярко показал. Это показали выборы в ряде регионов. Во Владимирской области, в Адыгее, в Приморье. Даже ЦИК не может от этих процессов абстрагироваться и готовит проект нового Избирательного кодекса. Иначе мы приблизимся к нулевой явке – граждане вообще перестанут на выборы ходить.
– Да, у нас в Тверской области городскую думу или районное муниципальное собрание выбирает всего лишь около 8% населения.
– Это что! Был реальный случай, когда на муниципальные выборы пришло всего два человека – кандидат и его доверенное лицо. И выборы состоялись. Проблема явки, недоверия избирателей выборам – часть одной большой картинки, которая называется имитационной демократией. Долго так продолжаться не может. Если государство успеет трансформироваться само, то все пройдет мягко, если нет, то произойдет взрыв.
Мария Орлова