Холодно у нас. Очень холодно. Примерно неделю температура держится на отметке -40, и, несмотря на исправные батареи центрального отопления, температура в квартире падает. Босыми ногами наступать на пол я уже давно не рискую, и с ужасом смотрю на бегемотов, которые все же делают короткие перебежки на кухню и на горшок.
Основное время они проводят на кровати, закопавшись в одеяла и накрутив себе гнезд. Смотрят из глубин синтепона угрюмые котиные глаза и вопрошают:
- Когда уже кончится этот чертов мороз?
Обещают на следующей неделе, но до нее еще надо дожить. Вот и доживаем с тремя одеялами, в двух пижамах и шерстяных носках. Индира с Раей ходят в одежде, остальные перебиваются как могут. Одной Мыше хорошо в ванной – маленькое помещение нагревается от полотенцесушителя, и получается вполне себе курорт. Бегемоты ей люто завидуют.
Вчера утром звенит будильник, пора на работу в кафе. Я продираю глаза и тянусь выключить звук, но это не так-то просто сделать. Неожиданно я обнаруживаю себя в плотном коконе из одеял, который со всех сторон плотно обложен котиньками. Не пошевелишься.
Я пытаюсь вытащить руку вдоль туловища, с трудом, но мне это удается. Выключаю будильник и жалобно говорю:
- Пора вставать, девочки. Пойдемте кушать?
Ответом мне гробовая тишина. Обычно при слове «кушать» бегемоты срываются, как болиды «Формулы-1» и летят на кухню снося людей, коней и стены. А тут молчат и не шевелятся. Я потыкала пальцем Шуню – она вообще живая? Получила в ответ осуждающий взгляд и поняла, что все в порядке.
- Кушать? – робко попыталась я снова, - Куш-куш?
Ничего. Зоя привстала и поплотнее улеглась мне на грудь – постаралась придавить покрепче, чтобы я не удумала какую пакость вроде вставания. Грелка должна лежать на месте. Я хлопала глазами, погребенная под грудой котинек и понимала, что на работу я, наверное, сегодня опоздаю.