21 января 1775 года москвичи собрались на Болотной – посмотреть на казнь Пугачёва…
…Не вдаваясь в достаточно запутанную и противоречивую историю происхождения Емельяна Ивановича, напомним: возглавив восстание, он в течение года наведёт шороха на Урале (который тогда назывался Яик, и подвергнется переименованию как раз в связи с этими событиями). …Успехи повстанцев были относительны: они благополучно разоряли маленькие крепости (вроде запечатлённой А. С. нашим Пушкиным в «Капитанской дочке») – но всякий раз терпели фиаско, столкнувшись с приличным городом или армией.
…После очередного поражения «Анпиратора Петра Третьего» (неясно, насколько казаки верили в эту байку – известно, что даже читать-писать Пугачёв не умел; скрыть это было невозможно – потому придётся придумать удивительную в своей простоте отмазку: мол, ему «нельзя подписывать бумаги, пока не вернёт трон») …так вот – после очередного разгрома казацкие старшины сговорятся повязать лже-царя, и выдать его властям.
…Сказано – сделано. Как мы помним, Суворов на сей раз прибудет к шапочному разбору, и его роль свелась к конвоированию узника – любопытно, что по пути они, как будто, с интересом беседовали о всяких воинских делах. (Пугачёв, впрочем, общался из тесной клетки – а когда его выпускали на ночь, генерал караулил узника лично).
...В Симбирске процессию встретит граф Панин – и начнёт с того, что от души приложит мятежника по физиономии – и даже, вроде бы, вырвет клок из бороды!.. Не ожидавший такой встречи «анпиратор» брякнется на колени – и наговорит на себя и своих подельников столько, что бо́льшую часть следствие будет вынуждено потом опровергнуть… В этой связи Екатерина напишет своему приятелю Вольтеру: «Маркиз Пугачёв, о котором вы опять пишете, жил, как злодей, и кончил жизнь трусом. Он оказался таким робким и слабым в тюрьме, что пришлось осторожно приготовить его к приговору из боязни, чтоб он сразу не умер от страха».
(Императрица нисколько не кривила душой – сохранились её указания вести следствие «бережно» – конечно, Екатерина, в основном, беспокоилась о том, чтобы псевдо-муженёк и прочие дотянули до показательной казни – но по существующим описаниям этого мероприятия, жертвами пыток они, действительно, не выглядели…)
…Более того – хотя приговор гласил: «Емельку Пугачёва четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырём частям города и положить на колёса, а после на тех местах сжечь», – самозванцу сначала отрубят голову – а уж потом руки и ноги; есть сведения, что таково было негласное распоряжение всё той же Екатерины…
…В назначенный день осуждённых доставят на место – характерная деталь: Пугачёв был в «длинном белом бараньем тулупе», причём «поверх шёлкового малинового кафтана»; крестясь на купола, он раз за разом повторял: «Прости народ православный, если согрешил в чём…»
P.S. Императрица специальным указом распорядится предать восстание (которое, кстати, тлело после поимки главаря ещё около года) «вечному забвению и глубокому молчанию». (Обе его жены и дети будут содержаться в строгой изоляции – их не выпустит даже вечно делавший всё наперекор матушке Павел). Некоторые современные специалисты склонны считать такое внимание Екатерины чрезмерным – и задаются вопросом: «А не мог ли Емельян и впрямь быть Петром III?..» Нет, конечно же – дело, скорее всего, в том, что узурпаторше непереносимо было слышать имя своего убитого мужа… Впрочем, это – совсем другая история.