«Саламандрам было одиноко. Вот видишь, даже саламандрам бывает одиноко, что уж говорить о людях» Мацузи Егуси, «Саламандра»
Художников смерть привлекает, как мотыльков горящая лампа. И очень скоро они начинают видеть жизнь с точки зрения смерти. Когда смотришь на свет, стоя в темноте — он сияет очень ярко. Но отчего так сияет Танатос, находящийся по ту сторону смерти? Настоящий художник, переходя грань жизни и смерти, — он становится монстром.
Все нагнетания напряжения (саспенс) Альфреда Хичкока затоптаны в рецепторах восприятия современного зрителя победным шествием Ганнибала Лектора, а еще есть «Техасская резня бензопилой». Эта тема не окружена большой шумихой по поводу уязвимости и угнетения психики, эта тема окружена успехом и соответственно деньгами.
И, может, поэтому в театр притащили аспекты тотальной чернухи, уместные на ток-шоу Малахова или НТВ. А задача театра, мне кажется, давать альтернативу — некое осмысление поступков человека и реакции общества. В 2014 году в мае в Русском драматическом театре прошел спектакль по пьесе «Любовь людей» молодого драматурга Дмитрия Богуславского. Главным запомнившимся моментом в спектакле является эпатажное пятно: молодая женщина убила и скормила мужа свиньям и вышла замуж за влюбленного милиционера. Труп скормила свиньям — рекламный манок, как гвоздь в сознание. Пьеса получила популярность, выиграла конкурс, была поставлена во многих театрах, в общем, кормит драматурга. Театральная публика Уфы в онемении приобщилась к новой драме, современной тенденции полного ухода в чернуху. Молодых драматургов на конкурсах подталкивают к уходу в чернуху, поощряют премиями трупную эпидемию. «Любовь людей» стала событием фестиваля молодой драматургии «Любимовка» в 2011 году, победила в интернет-голосовании «Конкурса конкурсов», «Золотой Маски» и конкурса «Действующие лица-2012».
Новый (но не новый в драматургии) метод есть в психологии — агрессивная стимуляция. Ритуал — жертва — судья. Ритуал и жертва были в пьесе, и в спектакле были, а судьи нет, видимо судьей героев, по идее, должен был стать зритель? Но сюжет и идея — это разные вещи. Сюжет в пьесе был, но изначально никакой идеи.
Здесь, внутри произведения «Любовь людей» есть две пьесы. Например, открытый финал: она (убийца) признается в убийстве, а он (милиционер, второй муж) думает — готов ли ты простить ради любви? Конец первой пьесы.
И как определить любовь есть что такое, когда на свете все является любовью или отказом от любви.
А вторая пьеса? Другая идея — влюбленный милиционер простил, закрыл глаза, потому что героиня предложила «женись на мне». И когда он согласился, вышло, что любовь, основанная на убийстве, здоровой быть не может! Если первый муж на почве алкоголя стал невменяем, то второй муж на почве психики съезжает, понимая, что любовь не получилась. Героиня его игнорирует. Ожидания не оправдались — она не с ним общается, а все время разговаривает с покойным. Убийца милиционера позвала сама, но, получается, обманула его ожидание любви. Любовь, связанная с жестокостью, не жизнеспособна. Самый главный месседж — телеграмма залу — если вы убили, вы убили и часть себя. Хочется, чтобы зритель был психоаналитиком — не рассказывать ему выводы, а чтобы сам вычислил.
ГАЛАРИНА
Идея в пьесе не была прописана, и в спектакле она не появилась. Не знаю, появилась ли идея в спектаклях других театров по этой пьесе. На пьесе написано 16+, а ощущение что это впечатления семейной жизни глазами подростка: катарсиса нет — ведь никто из действующих лиц не стал взрослым, не перешел на взрослую логику в задавании вопросов и ответов. Невозможно сделать, чтобы всем понравилось, но сделать чтобы всем не понравилось — возможно!
Созерцание поэта не есть подглядывание мелкого воришки. Акт творения связан с остановкой времени. Творческий акт в момент получения образа, а не в механическом перенесении натурализма. В культурном сознании всех народов смерть и разрушение сеют одинаковые процессы — панику и хаос. Так называемая «новая драма» уже достаточно долго упивается перенесением и трансляцией паники и хаоса на сцену. Пора уже оперировать незакрытую рану народа, на месте исчезнувшего космоса коммунизма, этим отточенным за последние 20 лет инструментом. Сверхплотное вещество боли, сконцентрированное во всякой «сигаревщине», нуждается в задаче. Само видение новой драмы, конечно уже явление, но стихия и нагота инстинкта, воплощенные на сцене — это событие, адресованное памяти, требует работы внутреннего времени зрителя. Новая драма работает на отталкивание, это не логическое действие. А долго длящийся хаос сам постепенно переходит к порядку, если его не разбивать снова и снова не сеять панику. Есть великая сила мышления, и одна из особенностей мышления — это сравнение, оценочное действие. Сознание находит путь таким образом — бог называет вещь и она появляется. Мир рухнул, но опять ты наносишь его на карту и тем восстанавливаешь мир. В каждой чернушной, жестокой вещи — театральной или кинематографической, или телевизионной — монстры обрушивают наш мир, мир захлебывается в крови и слезах, корчится от насилия и бессилия:
Льются слезы мои, и светящееся солнце мне видится тьмой, промокли мои одежды и некому их просушить. (Из японской поэзии)
Настоящие творцы всегда оставляют возможные ориентиры зрителю для восстановления мира, где солнце будет солнцем, а тьма будет тьмой. Не забывайте про стадии перехода после несчастья к жизни в новых обстоятельствах — советуют психологи, а драматурги застряли в старых обстоятельствах заигрывания со смертью. Древние греки уходят в глубину Танатоса так, что ощущение ценности мира просыпается в гибельные моменты. Глубинное перерождение идеи означает следующее воскрешение гармонии.Именно этого хочется от театра.
