Найти тему
Записки о провинции

А.Н. БОРАТЫНСКИЙ: «Я прежде был поэт, Теперь чернорабочий»

Александр Николаевич Боратынский родился 4 июля 1867 года в семье предводителя дворянства Казанского и Царевококшайского уездов Н.Е. Боратынского. Его дедом был известный поэт Евгений Абрамович Боратынский. По всей видимости, именно в семье воспиталось то чувство ответственности за окружающий мир, которое отличало Александра Николаевича, как, впрочем, и весь его род. Так, Евгений Боратынский говорил о назначении поэта: «Дарование есть поручение».

Александр Николаевич Боратынский (1867-1918). Источник: www.museum.ru

Окончил Александр Николаевич элитарное Императорское Училище правоведения, учиться в котором могли только дети потомственного дворянства, внесенного в шестую часть родословной книги, дети военных чинов не ниже полковника, гражданские - не ниже статского советника. Кроме преподавания общеобразовательных и специальных предметов, в воспитанниках училища развивали стремление к прекрасному: во время рекреаций училище было наполнено музыкой, поощряли посещение театра, а также устраивали свои собственные спектакли. Кроме того, в процессе учебы Боратынский общался в петербургских кругах, училище посещали его бывшие выпускники, среди которых были К.П. Победоносцев, А.Г. Булыгин, И.Г. Щегловитов и др.

Выпускники училища должны были шесть лет отслужить по ведомству министерства юстиции. И после окончания училища в 1889 году Боратынский поступает на службу в Министерство юстиции, работает в Казанском окружном суде, городским судьей в Чистополе, товарищем прокурора Симбирского окружного суда, почетным мировым судьей Казанского судебного округа. Но работа в суде, по-видимому, не вдохновляла его, так к этому периоду относится его стихотворение:

«Как прежде я любил Чарующие ночи,

Дыхание цветов И яркий блеск луны,

Я прежде был поэт, Теперь чернорабочий,

Теперь мне нужен сон, А не былые сны.

(…)

И хочется мне петь, да что-то не поется,

И ночь к себе зовет, а нужно отдыхать.

Заснуть, заснуть скорей! С зарей заботы снова

Докучливой толпой, тесняся, набегут

(…)

Так тощий плужный конь, из плуга отпряженный,

На бархатном лугу ее вьется на дыбы,

Но гривою тряхнув, ложится, утомленный,

И к плугу вновь идет, сдаваясь без борьбы (1894)

Здесь молодой Боратынский проявляет не свойственные ему в зрелом возрасте слабость, отчаяние. В этот период его характер еще формировался, он хотел найти свой путь в жизни. Но уже на следующий год его слова становятся тверже:

Лучше избранье свое укрепить в неустанной работе,

Думы лишить навсегда своенравной свободы,

Бросить искусство свое и отдаться заботе (1895).

В 1902 году Александр Николаевич все же оставил службу и занялся земскими делами. С его образованием и положением в обществе он мог бы добиться больших успехов на судебном поприще, но этого не произошло. Почему? К 1898 году он становится товарищем прокурора Симбирского окружного суда, но умирает его отец и он вынужден вернуться в Казанскую губернию, чтобы заниматься имением. Здесь он недолгое время находится в должности почетного мирового судьи, но вскоре оставляет пост для службы в земстве.

На этом примере мы можем увидеть различные сценарии входа во властные органы. Боратынский мог сделать карьеру юриста даже на общероссийском уровне, однако жизненные обстоятельства и отсутствие интереса к этой работе повели его по иному пути. Земские деятели не обладают такими полномочиями как служители Фемиды, но зато они менее зависимы от губернского начальства, их деятельность носит практический характер и направлена на решение нужд населения уезда. Эти факторы, по-видимому, и обусловили выбор Александра Николаевича. Он избрал своим уделом местное служение и причиной этому стали скорее его личностные качества, чем внешние обстоятельства.

Вернувшись в Казанскую губернию, Александр Николаевич избирается уездным предводителем дворянства, фактически, продолжая дело отца, занимавшего этот пост в 1866-1871 годах и пользовавшегося в уезде большим авторитетом. Уездный предводитель дворянства одновременно являлся председателем уездного земского собрания, уездного училищного комитета, уездного присутствия по воинской повинности. Таким образом, он становился одним из субъектов власти в уезде, наряду с председателем земской управы и уездным исправником.

Городская усадьба Боратынских в Казани. В настоящее время - дом-музей Е.А. Боратынского. Фото Е.В. Мироновой

На этом посту Боратынский пробыл вплоть до 1917 года и проявил себя как человек безукоризненной нравственности и честности. К нему обращаются за помощью как дворяне, так и люди из низших сословий, ежедневно он принимал просителей, которые приходили со своими нуждами. Вот, что писала Ксения Николаевна Боратынская про сердобольность своего брата Александра: «За многих студентов вносил плату и оплачивал их обеды в столовой. Пользуясь своим положением, он то и дело брал на поруки политически неблагонадежную… молодежь и этим спасал их от тюрем и преследования полиции». Так, в 1911 году, используя свой авторитет как предводителя дворянства, принял участие в защите нескольких учительниц Казанской губернии, уволенных за проявленную «политическую неблагонадежность». Вот, что сообщал Боратынский о данном инциденте в письме к родным: «Вчера я был у Стрижевского и после долгого разговора, результатом коего было то, что я не желаю быть в уезде ничем, заявил ему, что ухожу. Разговор мой был горяч и решителен и по-видимому смутил Стрижевского, так как он немедленно заявил, что восстановит всех этих учительниц в правах».

Но при этом Боратынский был представителем своего сословия, воспитанным в богатой дворянской семье, что наложило отпечаток на его восприятие действительности. В этом плане показательно его отношение к крестьянам. Александр Николаевич часто общался с крестьянами Казанского и ближайших к нему уездов, но совершенно различное социальное положение всё же давало о себе знать, что он признавал и сам. В стихотворении «Ограда» (1896) он описывает, как в детстве крестьянская девочка и дочь князя играют в месте, а когда выросли стали чужими друг другу:

«Что-то чуждое, новое, видит княжна

В равнодушном Машуткином взоре

И хоть чувствует нежность к Машутке она,

Не знакомы ей жизнь, ни избы, ни гумна,

Не знакомо крестьянское горе».

И хотя заканчивается оно словами: «Развалится пора бы ограде», и хотя Боратынский относился к крестьянам по-отечески, он все же старался приспособить крестьянский мир под свои представления, отвергая большинство народных обычаев. Так, давая интервью газете «Обновление» в связи с аграрными волнениями во время революции 1905-1907 годов, он признает, что крестьяне хотят землю, но констатирует, что свободной земли нет и предлагает лишь вести «искреннюю, творческую работу по улучшению крестьянского быта». То есть, даже помогая крестьянам в отдельных вопросах, поступаться интересами дворянства и рассматривать вопрос о передаче дворянских земель на каких-либо условиях он не желал.

В этой же статье Боратынский говорит, что слишком много вмешивались в жизнь крестьян, слишком опекали их, давая ошибочные советы. Поэтому они никому не доверяют. При этом сам Александр Николаевич был противником общины, которую считал безответственной и не способной управлять. В качестве альтернативы он предлагает создать мелкую самоуправляющуюся единицу, административно-земского характера. В подробности механизма функционирования этой самоуправляющейся единицы он не входит, но исходя из того, что земства фактически управлялись дворянами, можно предположить, что и здесь они должны были играть главенствующую роль, показывая крестьянам, как надо управлять.

Вообще, Александр Николаевич был убежденным сторонником местного самоуправления, особенно земств. По отношению к верховной власти эта убежденность принимала форму легкой оппозиционности. Он считал, что земство составляет опору передовых людей, которые понимают, что бюрократия, попирая законы и человеческие права, ведет страну к упадку и, может быть, даже гибели. По мысли Боратынского, именно земства соединяют в себе лучшие силы страны. Когда комиссия Казанского губернского собрания дворянства обсуждала вопрос об устройстве будущего представительного органа, он отстаивал мысль, что земства должны составить основу для избрания депутатов. Свою позицию он аргументировал тем, что «идея земского представительства одна только может выразить единство государственного начала, связующего все отдельные территории; кроме того она создает условия для развития каждой составной части государства». Основным преимуществом земств он считал их бессословность, правда, не упомянув, что, благодаря высокому уровню образования, опыту управления и имущественному цензу, главенствующую роль в земствах, как правило, играло дворянское сословие. Так, Боратынский приветствовал демократизацию земства, но управление, по его мнению, должно было сохраниться в руках дворянства.

Но при всей тяге Боратынского к местному самоуправлению, некоторые даже хозяйственные вопросы наталкивались на препоны, поставленные верховной властью. Видимо, для того, чтобы иметь возможность устранить хотя бы некоторые из этих препятствий, Александр Николаевич после создания Государственной думы старается стать ее депутатом и в 1908 году это ему удается. Отправляется он исполнять свои депутатские обязанности даже с некоторой неохотой, как будто неся крест. Перед отъездом он выступил перед ученицами учительской семинарии, где он был членом училищного совета, и рассказал о своем новом назначении: «Мне приходится от местного дела перейти к участию в государственном строительстве. Вы знаете, что я с недоверием к своим силам вступаю в это дело. Но послан и иду, как не грустно мне уходить отсюда». Тем не менее, Боратынский возлагал на Думу немалые надежды. Там он входил в комиссию по народному образованию, пытался протолкнуть свои предложения, одним из которых, к примеру, был вопрос о подчинении церковно-приходской школы училищному совету.

Основные заботы Боратынского были связаны с образованием, поскольку при помощи него Александр Николаевич надеялся искоренить пороки общества. В разное время он являлся членом педагогического и попечительского советов Казанской Мариинской 1-й женской гимназии (а также председателем последнего), членом попечительного совета Казанской женской 3-й («Котовской») гимназии, училищного совета Учительской семинарии. К тому же казанское уездное земство занималось и последовательно улучшало школьную систему образования с самого его создания в 1860-е годы, этим же занимался и отец Боратынского, будучи дворянским предводителем.

Главную проблему школы он видел в отсутствии нравственной компоненты, когда дается только грамотность, без воспитания прочных начал. Что, к примеру, проскальзывает в одном из писем дочери: «Я как-то здесь в Петербурге… встретил группу взрослых гимназисток… они так орали и хохотали на улице, что я подумал, не лучше ли было бы таких наукам не обучать…» Для решения этой проблемы он предполагал воспитать новый тип учителя, который будет учить добру, воспитывать искателя блага, поэтому активно участвовал в делах Учительской семинарии. Идеалом учителя он считал человека кроткого, доброго, сдержанного, имеющего в виду только воспитание и образование человека и не изменяющего своему назначению под влиянием общественной, политической или иной страсти.

В просвещении же Боратынский, как и его отец, видел путь к экономическому росту деревни, поскольку только грамотный крестьянин мог вести культурное земледелие, внедряя агротехнические новшества. По этой причине Александр Николаевич желал, чтобы образованные крестьяне не уходили из сел, а оставались бы там. Для этого, по его мнению, следовало развивать профессиональное образование. В 1904 году в заседании Казанского уездного земского собрания он представил проект сельскохозяйственного училища для девочек. В последующем выпускницы должны были стать помощницами мужу в улучшении хозяйства. Предложение было рациональным, но мало учитывало порядки крестьянской жизни. Так, Боратынский полагал включить в программу обучения практические занятия, которые включали работу учениц в домах незажиточных деревенских жителей. Вместе с тем, в крестьянской семье девочки-подростки трудились наравне со взрослыми и мало, кто из родителей согласился бы отправить дочерей работать в чужом хозяйстве.

Одним из вопросов, по которым высказывался Боратынский, было инородческое образование. Обсуждение этой проблемы в земском и дворянском собраниях состоялось в связи с обсуждением в Государственной думе подготовленного Министерством народного просвещения законопроекта о введении всеобщего начального обучения в Российской империи, в ряде статей предусматривавшего преподавание на родном языке. Дворяне признавали необходимость реформирования национальных учебных заведений, но единства в представлениях о том, каким способом это осуществить, не было. Так, выступая против резких высказываний в адрес инородцев, А.Н. Боратынский советовал: «Если вы хотите заронить в сердце инородца любовь к отечеству, достигнуть объединения племен, населяющих Россию, то не обостряйте недружелюбие». Подозрительное отношение к распространению в татарской среде русского образования, по его мнению, провоцировало создание собственных учебных заведений с преподаванием на родном языке. «В то время как в Казанской губернии открылось русско-татарских… 24 школы…, – говорил А.Н. Боратынский, – татары открыли 852 своих конфессиональных школ-мектебе и медресе, т.е. таких школ, в которые они с удовольствием отдают детей, но которые уходят из-под государственного контроля. Эти мектебе и медресе, – продолжал дворянин, – создают и развивают татарскую культуру. В противовес этому явлению мы должны создать школы, которые привлекли бы мусульманское население, и таких учителей, которым были бы ясны наши идеалы». А потому, считал А.Н. Боратынский, «в инородческих училищах учителя должны быть обязательно русскими, хотя и знающими местные языки». К этому мнению присоединились и другие деятели дворянского самоуправления. Эти же идеи А.Н. Боратынский продвигал в Государственной думе.

Таким образом, Александр Николаевич Боратынский являлся ярким представителем местного самоуправления. Он занимал множество общественных постов, вникал в дела подведомственных ему учреждений, обладал широкими полномочиями, но при этом использовал их для помощи населению, а не в личных целях. Успел он поучаствовать и в общероссийской политике в качестве члена III Государственной думы. Человек безукоризненной честности, он при этом старался не выпускать бразды правления из рук своей сословной группы. Видимо, он считал, что масса народа пока еще не способна к управлению, поэтому эту задачу он возлагал на наиболее образованную часть населения - дворянство, хотя и допускал, что другие образованные классы также могут быть допущены к власти. К проблемам общеполитического характера он относился с меньшим рвением, чем к делам местным, но делал это с присущими ему прилежностью и систематичностью, аргументированно доказывая свою точку зрения. Его идеи отличались некоторой консервативностью и осторожностью на фоне бурного политического развития после первой русской революции, но в целом были либеральны и направлены на развитие земского самоуправления. Отмеченные черты являлись как общими чертами его социального круга, так и имели ряд особенностей. Например, на фоне многочисленных служебных злоупотреблений должностных лиц, его поведение отмечалось исключительной порядочностью, которая объясняется воспитанием в семье Боратынских, где с детства в сознание внедрялась мысль об ответственности перед обществом. Кроме того, Александр Николаевич, получивший хорошее петербургское образование, подходил к проблеме системно. Будучи приверженцем земского самоуправления, он все же понимал, что без решения общеполитических вопросов, развития страны добиться не удастся, для чего и баллотировался в депутаты Государственной думы.

Жизнь А.Н. Боратынского закончилась трагично. Осенью 1918 года Казань была занята большевиками, а он, отказываясь оставить дом, остался в городе. По приговору Казанской ЧК как антисоветский элемент был приговорен к расстрелу и приговор был приведен в исполнение. С одной стороны, победила та самая народная масса, которой Боратынский не доверял управление даже на местном уровне, пока она не получит должное воспитание и образование. Но с другой, до последней минуты Александр Николаевич не терял бодрость духа, помогал другим заключенным в тюрьме и умер, не разочаровавшись в своих словах: «От солнца и Евангелия можно отвернуться, но нельзя погасить во Вселенной их вечный день».