Предыдущую главу можно прочитать здесь
Купить книгу "Козлиха" целиком можно на Ridero
***
ЛУЖНИКИ
— Рас-продажа! Качественный шифо-о-он! Вече-е-ерние пла-атья!
— Брендовая одежда! Брендовая одежда!
— Подходи, не зевай, колгота покупай.
— Купальнички! Купальнички! Полный модельный ряд.
Саша с мамой продирались сквозь густую толпу «Лужников», через узкий коридор между торговыми палатками, увешанными на три метра в высоту разноцветным тряпьем.
— Сейчас закупим товар, потом поищем тебе платье и ботинки, какие ты хотела, и на электричку, домой, — в третий раз повторила мама.
Судя по тому, как она суетилась, как металась то в одном направлении, то в другом, она была растеряна. Маленькая, худощавая женщина с озабоченным выражением лица, в фетровой шляпке с цветком, в убогом драповом пальто, с нелепой клетчатой сумкой-тележкой — мама была каким-то недочелноком. В последнее время она сдала, стала жалкой. А ведь еще недавно Сашке она казалась такой красивой. Она сохранила стройность даже после третьего ребенка. И хотя без одежды был виден ее растянутый, перерезанный шрамами от двух внематочных беременностей живот, в одежде мама по-прежнему выглядела элегантно: узкие платья, шарфики, туфли на каблуке. Но вся ее интеллигентность и утонченность смотрелись такой нелепостью здесь, в «Лужниках». Однако, выхода не было. Мама это понимала, понимал это отец. Не так давно он сам подал заявление об уходе, на шахту как раз пришли деньги, выделенные после той забастовки. Ему выплатили сразу все, и на эти-то деньги мама с Сашкой и приехали закупать товар.
Саша не знала, на что они жили последние полгода: что-то родители, как и все, несли с шахты: насосы, запчасти, стройматериалы, которые обменивались на продукты, что-то подкидывали дед с бабушкой, у которых было свое хозяйство: пасека, огород и куры. Как-то существовали на подножном корму: три раза в день каша, утром и вечером – с молоком, в обед – с луком. Да картошка. Да соленые огурцы с помидорами. Да капуста. А к новому году бабушка с дедом откармливали поросенка на всю семью. Но девочкам нужно было покупать одежду. И мама решила торговать нижним бельем. У худой Сашки выросла четвертого размера грудь, и невозможно было найти лифчик. Да и Анютке с Танюшкой постоянно нужны были трусы. А еще маме казалось, что белье — это не джинсы и не ботинки, в нем есть изысканность, нежность и кружева.
— Мам, мам, — Сашка дернула ее за рукав. — Давай вот это посмотрим!
— Что там?
— Да вот же! Смотри, какой сарафан! — и Сашка показала на висящую над ее головой длинную бежевую юбку с чем-то вроде корсета на шнуровке, пришитого к поясу.
— Ты будешь это носить?
Сашка радостно и часто закивала.
Мама подняла голову и рассматривала, скептически скривив рот.
— А вот и ботинки! — взвизгнула Саша.
— Ты уверена?..
— Да, да, я уверена, — подпрыгивала Саша. — Мамочка! Это то, что я хочу.
— Ну ладно, меряй.
Саша, распахнув куртку, приложила сарафан к себе, потом так же уверенно, балансируя на одной ноге, натянула черный, на толстой подошве, с грубым квадратным каблуком, ботинок.
— Мам, вроде нормально.
— Почем? — спросила мать у молодой женщины в красном пуховике.
— Тридцать и сорок, — будто делая одолжение, ответила женщина.
— Ого!
Саша, жалостливо морщась, смотрела на маму, состроив просящую рожицу, мама начала неумело и неуверенно торговаться. Продавщица сбросила по две тысячи, и они купили ботинки и сарафан. Саша, совершенно счастливая и несколько оглушенная от мысли, что она осмелится такое надеть, схватила пакет и радостно, рассекая толпу и оберегая мать от встречных оптовиков с баулами, шла впереди.
— Не желаете? — подвернулся ей какой-то гладенький человек. — Бесплатная лотерейка! Ничего не теряете. Два миллиона выигрыш.
Саша, окрыленная покупками и своей смелостью, обернулась к маме и скорее утвердительно, чем вопросительно, сказала:
— Мамуль, сыграем в лотерейку. Нам, кажется, сегодня везет.
Мама, захваченная потоком, почти уже проплыла мимо, но Сашка схватила ее за руку и выудила к себе.
— Бесплатная лотерея, — сказала Саша. — Давай сыграем. Два миллиона можем выиграть.
Мама то ли пожала плечами, то ли кивнула, а их уже как-то незаметно подтолкнули к палатке со столиком, на котором стоял небольшой серый ящик с маленьким экраном. Оказалось, другие игроки уже собрались и ждут розыгрыша лотереи — забега электронных, имеющих мало сходства с настоящими, лошадей. Кто-то нажал какую-то кнопку, заиграла дурацкая компьютерная музыка. Их лошадка, красная, с номером пять, несколько раз вырывалась вперед, хотя скакали они мучительно медленно, и Саша азартно сжимала ручки пакета с сарафаном и ботинками.
— Выиграли номер пять и номер три! — торжественно объявил маленький прилизанный человечек. — Два миллиона рублей переходят во второй раунд. Для участия во втором раунде игрокам необходимо внести по пять тысяч рублей!
Саша посмотрела на соперницу, чья лошадь была под номером три. Худая, вертлявая девица с сильно накрашенным ртом и черными, нарисованными прямо на коже, бровями. Она нагло тырилась попеременно то на Сашку, то на ее маму. Девица с вызовом достала из кармана своих кожаных черных брюк, обтягивающих тощую задницу, пять тысяч и бросила на стол.
— А если мы не будем участвовать? — спросила Саша.
— Выигрыш достанется этой девушке.
Саша посмотрела опять на «эту девушку», ей стало неприятно и захотелось оставить ее ни с чем…
— Мам, ну что, будем играть?
— Пять тысяч, вроде, немного. Давай попробуем. Вдруг выиграем, — и мама достала кошелек.
Дальше все происходило как в тумане. Лошади по-прежнему приходили ноздря в ноздрю (если можно назвать электронные квадратики на мордах ноздрями), мама уже доставала деньги из «товара» — кармана, пришитого изнутри к свитеру. И уже до рези в глазах было жаль поставленного, и невозможно бросить, непременно и необходимо было отыграть, так как деньги — специальные, целевые — для бизнеса, и других у них нет, да и не появится, если не закупить товар. Но денежки утекали в руки к прилизанному человечку, и когда мама, растерянно шаря за пазухой, сказала «больше ничего нет», человечек быстро вручил вертлявой курве пачку банкнот, и она растворилась в толпе. А маму и Сашу начали оттеснять от палатки, потоком людей их несло куда-то, растерянных, оглушенных, раздавленных, и, наконец, выплеснуло у ограды рынка. Саша боялась поднять на маму глаза.
— Сашенька! — мамино лицо неестественно вздрогнуло и скривилось. — Сашенька! Что мы наделали?
Мама схватилась за прутья решетки и как-то обмякла, заваливаясь. Сашка подхватила ее.
— Что мы наделали! Что мы наделали! — застывшее ее перекошенное лицо стало таким потерянным, будто она перестала понимать что-либо. Мама вертела вокруг головой, странно взмахивая руками, и вдруг задрожала всем телом. Наконец, дрожь перешла и сосредоточилась на подбородке, и мама заплакала, тихо, горестно, молитвенно глядя на Сашу своими прозрачно-голубыми глазами.
— Мамочка, не плачь. Мама! — Саша стала целовать ее в щеки. — Это я идиотка! Я! Ты ни в чем не виновата!
— Как не виновата, доченька. Ты — ребенок, а я…
Но Саша не слушала:
— Я все исправлю, мамочка. Я придумаю что-нибудь. Всегда можно что-нибудь придумать, главное, ты не плачь. А то я не могу, когда ты плачешь. Я хочу пойти и убить этих людей!
— Ну что ты, Сашенька! Не надо. Я уже успокоилась. Все, все. Уже не плачу…
— Мама, я так люблю тебя, — плакала уже сама Саша. — Мы вместе. И я что-нибудь придумаю, я придумаю…
Но она ничего не придумала, Сашка не знала, где можно взять денег. У них не было даже на билеты домой. На каком-то клочке бумаги у мамы был записан телефон дяди Коли, папиного двоюродного брата. Насобирав по карманам мелочи, они поехали к нему.
В метро, когда они обе, опустошенные произошедшей с ними бедой и всеми переживаниями дня, покачивались в такт электричке, мама вдруг крикнула Сашке в ухо:
— Давай не будем никому рассказывать, как потеряли деньги. Стыдно.
— Давай! — крикнула в ответ Сашка. — Скажем, что украли, воры срезали кошелек.
Они так и рассказывали всем: дяде Коле, который пустил их переночевать на кухне, разложив на ночь старый ватный матрас; папе по телефону, когда сообщали, что задержатся на пару дней; бабке с дедом, и даже маминой подруге – тете Тане. Маме пришлось у всех занимать: у подруги, у дяди Коли и даже у деда. И все дали по чуть-чуть. И хотя всю проигранную сумму собрать было невозможно, что-то все же насобирали, и мама закупила товар.
ПЕРВОМАЙ
Плохо освещенная площадь перед автовокзалом была заполнена людьми. Молодежь двух микрорайонов — «Северного» и «Южного», группировки которых обычно воевали между собой, — не сговариваясь, объявила перемирие по поводу празднования Дня труда и собралась в центре города. Все пока мирно толпились, грызли семечки, пили пиво, нелепо и скованно танцевали. Отовсюду слышались приветственные возгласы, мат, хохот и женские вскрики. До полного разгула с истеричными визгами и рукопашными потасовками, еще не дошло, дискотека только начиналась. Пьяных было пока мало, они напивались где-то по подворотням.
Сашка в сарафане, в высоких черных ботинках на платформе, с большим деревянным крестом на груди выделялась среди ярко накрашенных и по-бабьи — в блузы и платья с воланами — наряженных девушек. Мама одобрила ее наряд. И Сашка была уверена, что выглядит отлично, а если кто-то за ее спиной грубо сплевывал на тротуар или хихикал, значит, это он, а не Сашка, ничего не понимал в стильной одежде.
Она пританцовывала рядом с хрипящей колонкой. Рядом крутили ногами, будто растирая об выщербленный асфальт сигаретные бычки, все дворовые: Ленка Воронина, Колька Белый и даже Пашка Штейнер, который никогда раньше не танцевал. Только Женька стоял в стороне и по-дебильному лыбился.
Саше было весело, она нравилась себе и была в каком-то возбуждении от всего. Она искала глазами Дениса, хотелось, чтобы он увидел ее такой: красивой и раскованной. Но его, как назло, не было. Танцуя, Сашка подпевала: «А я хочу- у-у… как ветер пе-еть… и-и-и над землей лете-е-еть! Но так высока… и так близка… дорога-а в облака-а!» Да и все дворовые подпевали, хотя были почти трезвые, выпив только бутылку джин-тоника на всех возле дома. Но теплая майская ночь, и хорошее настроение пьянили сильнее. Потом звучали песни «Вася — стиляга из Москвы», «Я то, что надо» — во время этой песни Пашка Штейнер как-то особенно прыгал вокруг Сашки, будто намекая на что-то, и, наконец, «Черный кот». После этого включили «Коко-Джамбо», и Сашка, которой надоели нелепые Пашкины прыжки, двинулась в центр площади. Она танцевала то в одном кружке, то в другом. Кто-то толкал ее, мол, куда лезешь, она не обращала внимания, шла дальше, пока не обошла по кругу всю площадь. Заиграла песня Иванушек «Тучи». Сашка закрывала глаза, подняла вверх руки и закружилась среди танцующих пар.
— Девушка, вас можно пригласить? — услышала она хрипловатый, незнакомый голос. Саша открыла глаза. Перед ней стоял настоящий красавчик: темноволосый, немного курносый парень, одетый в импортную, обтягивающую накачанные бицепсы футболку и узкие джинсы-варенки. Улыбаясь, он смотрел на Сашку чуть раскосыми, делающими его похожим на итальянца, глазами. Настоящий мачо! Сашка, польщенная его вниманием, положила ему на плечи руки. Он уверенно притиснул ее к себе, закружил и понес куда-то в середину.
— Ты знаешь, кто я? — спросил он, горячо дыша ей в ухо.
— Нет, — Сашка попыталась отстраниться.
— Ммммм, — выдохнул он и властно протиснул ей между ног свою ногу так, что она почувствовала его член.
— Эй! Эй! Полегче, — Сашка высвободилась.
— Ты у нас скромница?
— Не только! Я еще и каратистка. Кёкусинкай. Знаешь такой стиль?
Сашка действительно уже пару месяцев ходила в секцию карате в школе, где, поощряемая сэнсэем, мутузила Пашку Штейнера и пацанов из седьмых и восьмых классов. Она была единственной девочкой, и мальчишки стеснялись спаринговаться с ней в полную силу.
— Боюсь, боюсь! — сказал красавчик. —Я — Стас Битюгов. Слыхала?
— Не-а.
— А ты — Саша. Я тебя знаю.
— Откуда?
— Видел. И рассказывали.
— Надо же. И что тебе рассказывали?
— Что ты чокнутая. Но мне такие нравятся.
— А кто говорил?
— Неважно, — он заелозил руками по ее спине, опуская их ниже. — Ты красивая! Я балдею от тебя!
— Знаем, знаем! — скептически сказала Сашка. — Лишь бы уложить.
— Вам разве не того же надо? Я умею доставить женщине удовольствие, — наигранно похвастался он. — Уж поверь, разочарована не будешь.
Медленный танец кончился, но он все держал ее. Сашка расцепила у себя за спиной его руки.
— Можно я тебя домой провожу? — спросил он.
Сашка несколько секунд смотрела на него. Он был совсем не в ее вкусе, ни его внешность, ни пафос, с которым он вел себя, ей не нравились. Но Дениса все равно не было, и уж лучше пойти домой с этим красавчиком, чем одной.
— Хорошо, — ответила она. — Только я с друзьями. Мне надо их разыскать.
— Жду тебя здесь.
Сашка проталкивалась к сцене, где оставила своих, но из них никого уже не было. У колонок выкобенивались и развязно орали какие-то пьяные девки. Она обошла их, держась на расстоянии. Вдалеке мелькнула Воронина. И Сашка, протиснувшись между танцующими, догнала и схватила ее за руку.
— Ленка!
Воронина остановилась и обернулась. Луна осветила ее разочарованное лицо. Вместе с ней остановился и недовольно оглянулся полный, розовощекий парень с поросячьими глазками в клетчатой кепке на затылке.
— Ну че?
— Ты… Вы… Вы домой?
— Да. Витек меня проводит.
— Подождите меня, я тоже пойду. Только разыщу одного человека.
— Давай по-быстрому, — раздраженно сказала Ленка. — Мы тебя возле пушки ждем, — и она показала пальцем в сторону бронзового орудия на высоком каменном постаменте справа от площади.
Сашка разыскала Стаса, взяла его под руку и повела, обходя толпу, к пушке. Пока они приближались, Сашка видела, как Ленкины глаза округлились, потом она сморщила лицо, что-то сказала своему похожему на борова парню, тот важно кивнул, и они оба с осуждением посмотрели на Сашку со Стасом.
— Знакомьтесь, — сказала Саша, — это Стас.
— Знакомы, — сказал боров и пожал протянутую руку.
— Это — Витя, — зло глядя на Сашку, сказала Ленка.
И они пошли вчетвером по главной, перекрытой в честь праздника, дороге, которая вся состояла из ям, рытвин и разбитого старого асфальта.
Ленка отцепилась от Витька:
— Можно тебя на минутку? — позвала она Сашку.
Сашка послушно отстала от парней, которые медленно и вразвалочку, как хозяева жизни, шли вперед.
— Ты на меня так смотришь, как будто собираешься мне морду бить.
— Я — нет. А вот Ващенкова тебя точно отмордует так, что мама родная не узнает.
— За что?
— Это же Битюгов. Она с ним уже года два ходит! — Ленка постучала Сашку кулаком по лбу. — Совсем голову простудила?
— Я ж не знала.
— Ващенкова за него уроет. Он ей целку порвал. Они жениться собираются, когда она школу кончит.
— Блин, ну а че же он меня клеит?
— Да потому что кобель!
— Разок проводит, может, ничего страшного?
— Смотри! Я предупредила!
— А к тебе что за свин прицепился?
— Ты че, дура! — со злостью прошипела Ленка. — Ты хоть знаешь, кто он?
Сашка сокрушенно вздохнула и помотала отрицательно головой.
— Дяди Славы Якушкина сын.
— А кто такой дядя Слава?
— Ну ты даешь! Ты, вообще, в Веневе живешь? Ни фига не знаешь! Якушкин — это директор универмага и хозяин всех ларьков.
Сашка пожала плечами.
— И Витька теперь мой парень. Он мне ходить предложил. Ясно тебе?
— Ясно.
— И чтобы я больше не слышала этого — «боров».
Продолжение можно прочитать здесь
***
Купить электронную книгу "Козлиха" на Ridero
Купить бумажную книгу на OZON