Найти тему
Владимир Шнюков

МЫ БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ. ТОЛЬКО НЕ ЗНАЛИ ОБ ЭТОМ. ГЛАВА 2.

Фото из личного архива
Фото из личного архива

КАК КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ КОММУНИЗМ СТРОИЛА. ПОЛУЧИЛОСЬ НЕ ОЧЕНЬ…

В 1961 году на съезде КПСС (коммунистической партии Советского Союза) нам было объявлено, что в 1980 году советский народ будет жить при коммунизме. Лозунг коммунистического общества, помнится, звучал очень обнадёживающе: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Я, как и мои сверстники – деревенская школота, понимали коммунизм так: денег не будет, но всё будет, заходи в магазин и бери, что хочешь. Здорово! Считали годы, сколько осталось до того счастливого времени, а то ведь ныне, не при коммунизме, шоколадные конфеты пробовали только по большим праздникам.

Да и вообще, помнится, голодновато было в родной Пучуге в то время, когда наша страна покоряла космос и целилась с Кубы своими ракетами в проклятую Америку. Утром, когда я в школу отправлялся, то отец с мамой уже на работе были, ел, что оставила мама в печи. Там был чугунок, в котором варёная репа, или картошка в мундире. Такие разносолы. Ну и молоко в бидоне, корову держали.

И отец, и мать работали в колхозе: мама дояркой, папа – по нарядам, куда пошлют. Дояркам летом, когда коровы в лугу, на летнем пастбище, полегче было, но зимой – каторга. Распорядок дня у мамы был такой: в шесть утра – на утреннюю дойку, подоить, накормить колхозных бурёнок; потом на часок домой – по хозяйству управиться; потом на конюшню – лошадь запрячь, в луг ехать за сеном или силосом, иначе коровы колхозные от голода падут; снова на часок домой, а там уже и вечерняя дойка-кормёжка, которая заканчивалась часов в девять. Возить корма в обязанности доярок не входило, но поскольку рабочих рук в колхозе катастрофически не хватало, то часто бригадир утром говорил: «Жонки, выручайте, за кормами сегодня ехать некому». И «жонки» выручали. Как сказал бы любой партийный руководитель: проявляли социалистическую сознательность. Правда, уровень той сознательности никоим образом не влиял на уровень зарплаты. Когда стал постарше - где-то лет с тринадцати - когда был свободен от школы, то помогал маме, ездил вместо неё за кормами. Та ещё работёнка: лошадь в мыле, я тоже. Машинной дойки тогда ещё не было, доили вручную. Так что доярка сначала руки рвёт, три десятка коров выдаивая, потом берёт лопату, вилы – навоз убирать, корма по кормушкам раскладывать. И между утренней и вечерней колхозной работой надо бы дома побыть - по хозяйству управиться, отдохнуть слегка, но тут бригадир: «Жонки, выручайте»…

Помню, как стонала мама ночью во сне: «Ой, рученьки, мои рученьки…» - болели руки от ломовой работы. А лет в ту пору ей было всего-то тридцать с небольшим.

И такая работа в колхозе в период строительства коммунизма была круглый год – без выходных и отпусков. Какие выходные – коров каждый день кормить-доить надо. А подменить некем, нет людей в колхозе. Молодые не оставались, в гробу они видели этот колхоз, после армии целились в городе устроиться. А чтобы и те, которые есть, не убегли, сорвав государственный план по молоку и мясу, то колхозникам паспорта не выдавали. Помните, у Маяковского: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза, читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза!». Вот этого «бесценного груза», без которого никуда не уедешь, нигде не устроишься, - не было у колхозников. Если куда съездить надо по делам ли, в гости ли – колхоз справку выдавал: такой-то едет туда-то. То есть, родители мои вроде и граждане Советского Союза были, но как бы и не совсем; хотя коммунизм строили наравне со всеми. Но в семидесятые годы всё же выдали паспорта, признали полноценными советскими людьми.

Строительство коммунизма в Пучуге (как и в других сёлах) началось с урезания частной собственности – огородов и скота в личном пользовании. Поскольку при коммунизме никакой частной собственности быть не может, всё общее, - то мудрое советское государство решило начать подавлять частнособственнические инстинкты в деревне тут же, чтобы к 1980-ому году извести этот буржуазный пережиток под корень. То есть, запрещалось иметь много скота и большие огороды. Правда, при этом не уточнялось, на что жить крестьянину, поскольку на зарплату колхозную семью точно было не прокормить. Насколько я помню то время, еда в нашей семье была в основном от коровы и огорода. Люди и шли в колхоз, чтобы землю получить, домашний скот завести. И только обзавелись – отдай! Что называется, конфликт интересов. Как коснулся тот конфликт нашей семьи я довольно таки неплохо помню, было мне тогда уже лет десять. На моих глазах случилось.

Отец делал изгородь для вновь распаханного участка, соток пять; я помогал. Подъехал «УАЗик», вышли четверо, подошли: один местный, из сельсовета, трое чужие, из района, может, и выше. Осмотрелись, меж собой вполголоса перекинулись. Затем один из них, чужой, обратился к отцу, представившись каким-то уполномоченным: «Евгений Егорович, этот участок земли у вас будет излишком, вы должны его передать колхозу». А этот участок, надо сказать, когда отец начал его разрабатывать, был сплошь глиной, и батя немерено трудов положил, чтобы удобрить, привести его в плодородный вид. Ошарашили его, стоит, понурившись. «Всё понятно, Евгений Егорович? – продолжил уполномоченный. – Землю эту, значит, мы забираем. Сейчас обмеряем, запишем». Далее была такая картина: батя мой выпрямился – в правой руке топор, в левой кол осиновый, хорошо заостренный – и дал следующий очень даже вразумительный ответ на поставленный вопрос: «Забрать хотите? Ладно, забирайте, суки, твари вы поганые, я посмотрю, как это у вас получится. Ну, кто первый?». И хотя батя мой сложения и роста далеко не богатырского, но видно что-то такое было в его позе и голосе, что уполномоченные ничего обмерять не стали, переглянулись, потоптались, и уехали. Больше не приезжали. Никто не приезжал.

Ближе к семидесятому году молва о том, что в 1980-ом году будет построен коммунизм, как-то поутихла. Похоже, вожди поняли, что погорячились. И сменили установку: теперь нам сказали, что к тому году будет не коммунизм, а развитой социализм, который мы сейчас и строим. А коммунизм будет потом, следующим этапом. То есть, с коммунистического пути мы не свернули, всё равно туда идём.

В семидесятые годы довелось побывать в одном колхозе в Пензенской области. Селенье неприглядное: стоит на семи ветрах, пылью покрылось, грязью обросло, дома неухоженные, местами кривобокие; да и народ местный под стать – квасит напропалую. Название того селенья, оно недалеко от Каменки, в памяти не осталось, - а вот название колхоза хорошо помню: «Путь к коммунизму».

Продолжение следует…

Предыдущие главы можно прочитать здесь -https://zen.yandex.ru/profile/editor/id/5fd4ab4371eb1406f27f8898/5fdf4fe2c80827600f9089ed/edit