«Общая метель» Бориса Пейгина— это притча, в которой то здесь, то там разбросаны «маркеры», отсылающие нас ко второму пришествию Христа, «собравшего апостолами таксистов и охранников».
Город стоял в десятибалльных пробках. Всё завалило снегом; забросало сверху и с четырёх сторон. Третьи сутки снег шёл не переставая — то мокрый и липкий, то сухой и колкий, и густая метель, от земли до самых облаков, разносила его, раскидывала, растаскивала.
ГИБДД и МЧС передавали предупреждения об опасности езды в метель — по телевизору, по радио, в интернете, со страниц газет и со светодиодных табло, но машин на дорогах меньше не становилось. Все плевались, проклинали погоду, всё равно садились за руль, и, конечно, застревали — если не заторах, то в колеях и сугробах.
И только таксисты ликовали. Дни теперь были жирные, расценки подскочили, за смену можно было сделать «чистыми» две, за сутки — пять тысяч. На линию вышли все машины — профессионалы с рациями, бомбилы с бордюров, любители с программами на телефонах, и водители агрегаторов на свежих кредитных трёхлетках, но всё было мало, каналы ломились от заказов. Тем более, что до Нового года оставалась ровно неделя — город при всём желании теперь не мог бы спать.
Сашка Шарандин третий день не ночевал дома — дом был далеко, и делать там было нечего. Даже у Насти, девушки своей, он давно не ночевал — Настя была операционной медсестрой, и постоянно пропадала в больнице, то на сутках, то на дневных сменах. Так что спать приходилось прямо на работе — глубокой ночью, когда волна немного спадала, он выключал рацию и телефон, заезжал на какую-нибудь парковку у магазина, там дремал часа три-четыре, разложив сиденье и чуть приоткрыв окно, но не выключая двигатель — а под утро снова выходил на линию. Он устал, конечно, спина и шея затекли намертво, ноги от сырости, вероятно, покрылись плесенью, волосы больше походили на паклю, кофеин, таурин и никотин норовили уже закапать из ушей, но работа была, и работать было надо. И он работал.
…он включил поворотник, и широким, размашистым движением вывернул руль вправо, старенькая, но боевая ещё «Королла» клюнула носом насыпь у обочины, и вскочила в щель между домов. Здесь можно было не рулить — колея была по днище, из такой всё одно не выскочить, но заднюю ось, конечно, занесло, и Шарандин по привычке нервно дёрнул рукой. Притормозил он у ближайшего подъезда — дальше было не проехать.
— Двести рублей. Чаевые на ваше усмотрение.
— Сколько? — раздалось сзади, — Сдурели, что ли?
— Двести, — спокойным голосом повторил Саша. Про чаевые напоминать не стоило — это он хорошо чувствовал.
— Держите!.. Чтоб ещё раз с вами поехать!..
И дверь хлопнула так, что датчик на щитке приборов сначала погас, а потом снова зажегся.
Шарандин хотел что-то сказать в ответ, да пока закрывал дверь, передумал, а потом уткнулся в телефон.
Таксовать надо тоже умеючи — без навыка бензин сожжешь, а денег не заработаешь, особенно в такую пору. Заправляться понемногу, лишнего не брать, из каждого литра выжимать всю прибыль. Заказы выбирать правильно. Сейчас, например, брать следовало такие, чтобы доезд был поближе, а сам маршрут — покороче, и главное — чтобы крупные улицы можно было обойти, или совсем уж дальние, загородные, рублей на тысячу сразу. Но такой попробуй ещё поймай. Он листал список, нервно щёлкая ногтём по экрану, и ничего не находил. Досадно, когда работы навалом, а взять нечего.
…Все песни с обеих флешек он уже переслушал на несколько раз, громкие звуки его раздражали, но сейчас по радио передавали дорожную сводку, и пришлось сделать погромче: «Пробка на Авангардном проспекте на север от метро «Трайгородская» до развязки, на юг от Дровяной улицы до Пиковского моста, Синчиновский проспект стоит в обоих направлениях от моста до Октябрьской площади, на Пушкинской ДТП с трамваем, будьте внимательны, забивается потихоньку Морозовская улица, на Константиновской пробка от улицы Достоевского в сторону центра…». Воображение рисовало карту города, и с каждой фразой какая-нибудь большая улица с неё исчезала, пока под конец сообщения их вовсе почти не осталось.
…обновить список, ещё раз обновить, пару минут спустя появилось что-то интересное — с Тургенева, 36 до метро «Почтамтская», всего сто пятьдесят рублей, но и езды пять минут!..
…под ручником затрещала рация.
— Nord, третий канал!
Это была Ира, оператор. У Иры был идеальный голос — громкий, ровный, совсем лишенный модуляций. В следующей жизни Ира, наверное, должна была стать голосом в навигаторе.
— Вержболовская, 2л на Грибоедова, триста рублей.
Канал молчал — хуже заказа было не придумать. Вержболовская — по сути, пригород, далеко, а цена городская. Пока туда доберешься, пока обратно — целый час потеряешь с кучей денег вместе. А уж какая там дорога — узкая, кривая, с затяжными спусками и подъемами, настоящий серпантин. Улететь — раз плюнуть.
…на Тургенева в машину сел то ли ещё парень, то ли уже мужчина — не поймешь, кудрявый и без шапки.
— Сколько стоит?
— Сто пятьдесят. Чаевые на ваше усмотрение, — Сашка нажал на кнопку «Поехали», смартфон одобрительно звякнул.
— Ничего, — говорил пассажир, то ли Сашке, то ли сам себе, — скоро кончится ваша халява.
— Какая халява? — Шарандин знал, что иногда вступать в диалог не стоило, но ещё не всегда умел точно отмечать для себя такой момент.
— Обыкновенная. Вот за что я вам должен заплатить сто пятьдесят рублей? И вам ещё хватает наглости требовать чаевых. Вы что, мало зарабатываете?
— Ну, — Сашка почесал затылок, — немного, если подумать.
— Даже с обычным тарифом — сколько стоит по городу поездка из конца в конец? Двести пятьдесят, триста?
— Примерно.
— А почему я должен триста рублей вам подарить? Почему я не могу, поехать, например, за пятьдесят?
— На метро двадцать пять, по разовому. На автобусе двадцать.
Сашка от злости чуть на красный не проскочил. Но обиду стоило проглотить, и ехать дальше — хотя любой бордюрный бомбила остановил бы машину, и выкинул бы такого пассажира под помойку. Но в фирме клиент всегда прав, такие уж были условия.
— А почему я должен за такси платить так много? — не унимался пассажир, — Вы из конца в конец города бензина рублей на пятьдесят и израсходуете. С чего бы ради мне вам так переплачивать?
— А масло? А расходники, запчасти? А мой заработок, наконец?
— С чего бы это меня должен волновать ваш заработок? От вас какая польза?.. Таксисты и ещё охранники, я думаю, это вообще самые последние люди. Которые больше в жизни ни к чему не способны. Ну ничего, скоро агрегаторы вас прихлопнут. «Яндекс», «Убер», у них-то цены более адекватные, они о потребителе думают. А скоро — знаете? — будут беспилотные автомобили в такси, чтобы не нужно было в дороге трепаться с кем попало… И чаевые ещё. Почему вообще надо доплачивать всякому социальному дну? Барменам, официантам, вам вот…
На Почтамтской площади, у метро, было настоящее столпотворение. Машины, заметенные со всех сторон, стояли во все направлениях, наплевав на светофоры, камеры, знаки и разметку, без всякого порядка, и плаксивый хор сигналов дружно раздавался над площадью. О том, чтобы подъехать к тротуару, можно было и не мечтать. Но пассажир, кажется, был зол уже не меньше, чем сам Шарандин; швырнув три засаленных полтинника на ручник, и не попрощавшись, он приоткрыл дверь и растворился в метели.
Все кругом сигналили, и Сашке от злости тоже хотелось сигналить, непрерывно, пока не сядет аккумулятор. Он, конечно, много гадостей слышал в свой адрес, каждый день, круглые сутки, а всё равно каждый раз было досадно почти до слёз. Все почему-то думали, что таксисты гребут деньги лопатой. Он честно пытался объяснять — про цены на ГСМ, на запчасти, на страховку, но, кажется, никому не было до этого дела… Привычная обида должна была уже приесться, но всё не приедалась. И не глоталась.
— Вержболовская, 2л на Грибоедова, триста рублей. Кто возьмёт?
Вместо подтверждения заказа третий канал прошипел:
— На церковь кто-то тридцать штук перевёл, ребята!
Это была история — и Сашка мимоходом вспоминал её, пытаясь выловить какой-нибудь заказ поближе, и не забывая маневрировать в густой пробке. Когда четыре года назад в старом Жостерово, у «Павловской», клиенты убили таксиста, после долгих митингов за тревожные кнопки, когда агрегаторы поувольняли кучу народу «за бузу», на том месте, на пустыре, вырос мемориал из свечей, лампад и шашечек. Кто-то принёс шорты и сланцы, кто-то нерабочую рацию, а кто-то — икону св. Фиакра, который, как оказалось, покровитель таксистов. И тут же в эфире началось обсуждение:
— Вот, — буркнул кто-то, — эти вокзальные опять счёт открыли, я сейчас в объявлениях смотрел…
— А что им, сколько там не хватает? — спросил второй голос.
— Да я слышал, миллионов десять, — ответил ему третий.
— Не, хорошо, — вот я, допустим, скину им штуку, а откуда знать, куда потратят?
— Так там же армяшки кирпич поставляют…
…По будним ночам, когда заказов не было, там собирались и пили чай из ближайшей шаурмечной, курили и говорили обо всём на свете. И там нашлась горячая голова из тех, богатых, кто зимой на внедорожниках ходит в Нарьян-Мар и по месторождениям, которая предложила — скинуться всем, и построить таксистскую церковь, святого Фиакра, разумеется. Первое время всё шло хорошо — епархия дала добро, город выделил землю, армянин-архитектор, тоже таксист, конечно, нарисовал проект, на собранные деньги залили фундамент и под окна построили стены, но дальше дело не пошло — грянул кризис, все обеднели, а может, энтузиазм угас… И Ира веско сказала:
— Третий канал, не засоряйте эфир!
Наконец, удалось поймать подходящий заказ — с 1-го Кирпичного переулка на Иволгинское шоссе, к парку. Он долго перестраивался вправо, и долго ждал возможности нырнуть с площади в переулок, так, что когда доехал до адреса (триста метров!), новый пассажир уже ждал его у подъезда. Мужчина средних лет, в очках, в дорогом пальто и клетчатой кепке…
— Быстро вы приехали…
— Спасибо, старался.
— У вас курить можно?
— Да, конечно, только в окно.
— Тогда поехали?
— Поехали.
«Поехали» — это было громко сказано. Яблоновая стояла, Синчиновский проспект стоял, Кирова стояла, бульвар Брюсова вообще всегда стоял… Торчать в пробке никогда не весело, а в такое время — тем более не весело. Дворники давно превратились в ледяные сталагмиты, и не очищали стекло, а только размазывали по нему белую грязь. И, как назло, посреди потока нельзя было выйти и протрясти их как следует — слишком плотно все шли, попробуй открой дверь — того и гляди кого-нибудь зацепишь.
Слова про «трепаться с кем попало» всё никак не выходили из Сашкиной головы. Ведь неправда же! Он был уже готов себе рот зашить, лишь вообще ни с кем не разговаривать — так его все достали. Но каждый новый пассажир начинал говорить сам, и беседу приходилось поддерживать.
И в этот раз вышло точно так же. Пассажир выкурил одну, вторую, а потом спросил:
— Что это вы такой невесёлый, молодой человек?
Это было сказано с сочувствием, почти по-отечески, и Сашка, вместо того, чтобы отделаться дежурной фразой, сказал честно — и про таксистов, и про пятьдесят рублей, и про социальное дно…
— Не обращайте на дураков внимание, — пассажир улыбнулся, и этот тон сулил чаевые, — все мы люди, все профессии важны, да вы это сами знаете.
Он снова закурил, и сказал — медленно, даже как-то мечтательно:
— А знаете ведь что интересно… Меня этот ваш рассказ навёл на одну мысль.
— На какую?
— Вас как зовут, молодой человек?
— Саша.
— А меня Иван. Так вот, Саша, вы Библию читали?
Свидетель что ли? К нему такие недавно домой приходили. Но этот не похож, те не курят. Тогда к чему вопрос?
— Ну, немного.
— Вот Христос, если помните, каких учеников собирал вокруг Себя — рыбаков да сборщиков пошлин. Так что, если Он второй раз придёт сюда, для Страшного суда, или просто так, наверное, соберет в качестве апостолов таксистов и охранников. Слабое, конечно, утешение, но сама мысль интересная.
Сашка плохо себе представлял, чем занимаются апостолы, так что утешение и вправду выходило слабое. Да и в Бога он не верил. Хотя, думалось ему, было бы здорово, если бы Он был. И с ним святой Фиакр. Ему помолишься — глядишь, и масло положенные десять тысяч откатает, и пассажир пьяный в драку не полезет… Здорово было бы.
— Знаете, — продолжал Иван, — я на Миллениум как раз был в Иерусалиме. По преданию ведь Христос должен явиться через одни из ворот, не помню уж как они называются… Ну так вот, ворота эти заделаны, и я видел, как арабы ещё сильнее их укрепляли. Боятся, видимо… А мне думается, что если Он придёт, то мы этого не сразу и заметим… Эх… Чего это я про Христа-то всё… Вот! Сегодня же двадцать четвёртое, канун Рождества!
— Это у католиков же…
— Да и православных многих тоже. У сербов там, румын…
Оказывается, где-то сегодня был праздник… Да и у него, Сашки, тоже был бы праздник, если бы не пробки эти…
Когда добрались, наконец, до Иволгинского, сравнялось десять, а машин на улицах меньше не становилось. Сашкины ожидания оправдались — Иван оставил хорошие чаевые, дал пятьсот рублей и сдачи не взял. Побольше бы было таких клиентов…
И сразу новый заказ, с Горького на Зырянскую… и новые, никчёмные, пустопорожние разговоры.
— Почему бы не строить дома для чайлдфри, чтобы без бесконечных воплей этих под окнами?
— Когда уже цены на бензин опустят?
— Попомните мои слова, никогда американцам нас не покорить!..
— Я кошек развожу с девяносто пятого года…
— А где здесь вечером водка продается?
— Бывает позёмок, низовая и верховая, или общая метель, как вот сейчас, когда в движении находится весь слой воздуха от облаков до земли, и при этом идёт снег. Это я вам как метеоролог говорю…
— Ну, с наступающим!..
— Вержболовская, 2л на Грибоедова, триста рублей!
Было уже половина двенадцатого, а метель даже и не думала ослабевать. От белой ряби за лобовым стеклом глаза резало, и снова начало клонить в сон. Сашка решил для себя — ещё пара заказов, и спать. Всех денег не заработаешь, а в столб влететь — как нефиг делать. Только бы заказы попались хорошие, пригородные например. Только бы их ещё успеть урвать… А потом можно домой, или к Насте. Интересно, дежурит ли она сегодня… Надо будет позвонить.
Он долго листал список, пока, наконец, не попался заказ с Декабристов на Кокереву Слободу — разом восемьсот рублей. И тотчас же, по закону подлости, на экране высветилось: «Такси Nord. Борт 1808безлимитный тариф окончен. Вы автоматически сняты с линии, так как у вас недостаточно аванса на счёте».
Заказ, конечно, пропал, а баланс надо пополнять. Это значит ехать в контору, в кассу или к терминалу. Но, благо, недалеко — и Шарандин, пожевав незажженную сигарету, вздохнул, поставил селектор на R, и медленно покатился назад к улице.
Продолжение следует...
