Испив кваску, князь–батюшка уселся за стол, придвинул поближе канделябру со свечами, чтобы посветлее было, зрение–то уже не то, точно также, пододвинул к себе чернильницу с торчащими из неё гусиными перьями и…., задумался.
Самым противным и для князя–батюшки трудным было начать писать, вернее, найти те самые слова, с которых лучше и удобнее всего начинать. Оно, начало это, в письме, получается, чуть ли не самое главное. Что писать после, это уже, можно сказать, мелочи. То, что за началом следует, оно само себя подсказывает, вернее, начало письма, все остальное и подсказывает.
Князь–батюшка выругался, встал, сходил, опять испил кваску и вернулся к написательскому занятию. Взятое из чернильницы, специальным образом заточенное гусиное перо, зависло над листом бумаги и, то ли из–за того, чтобы не шлёпнуть на бумагу кляксу, князь–батюшка, как будто с разбегу в речку прыгнул, начал писать:
«Благословленный Богом и людьми, и собрат мой, во веки вечные здравствования тебе и твоему царству, и процветания, государь царь Салтан, здравствуй. – начало князю–батюшке понравилось. И он, окрылённый тем, что самое трудное в написании письма – начало, получилось очень даже хорошим, принялся писать дальше. – Весь народ мой и княжество моё радуется и поёт песни, потому как знает, что самый наилучшее соседское царство и народ, в нем проживающий – твоё, царь Салтан, царство.
Это я хотел, хочу и буду всегда хотеть написать и сказать тебе об этом, с тем, чтобы ты, Великий царь Салтан, знал, что на всей нашей Земле, а также в её ближних и дальний окрестностях, у тебя нет более любящего тебя, восторгающегося тобой и твоим царством–государством собрата, нежели чем я.
Потому что, жизнь наша, она до самого верху заполнена злостью, завистью и несправедливостью, а ещё, врагами лютыми. И только мы с тобой, Великий царь Салтан, вдвоём, в силах оградить как наши владения, так и владения соседей наших, которые, в силу своего скудоумия, жадности и трусости, ничего не понимают в происходящей жизни и, прямиком ведут свои государства в самую глубокую пропасть и сами не понимают этого.
Только мы с тобой, вдвоём, Великий царь Салтан, можем оборонить мир от хамства и несправедливости, потому как любим друг друга и весь остальной народ, тоже.
А подлость, с несправедливостью, они только и ждут удобного момента, чтобы сотворить что–нибудь этакое, пакостное, а после, сидеть, где–нибудь в уголке и радоваться. – князь–батюшка хотел было почесать пером в затылке, как это делает бумажное племя, письма и всякие бумаги пишущее, но передумал».
«Наверное, они так делают для того, чтобы мысли умные в голову призвать. – подумал князь–батюшка. – А зачем им умные мысли, если они, почитай, с готового сказанного или написанного переписывают? Ни к чему им умные мысли. Наверное, потому они, все как один, дураками сплошными и являются. – усмехнулся князь–батюшка. – А тут, мало того, что самому приходится придумывать, так ещё и писать, тоже, самому».
Князь–батюшка сходил, испил кваску, как будто вместе с квасом, и его пузырьками шипучими, в голову придут умные слова, и мысли, которые будут помогать писать письмо.
«Случилась, царь Салтан, несправедливость великая. – продолжал писать князь–батюшка. – Слуга мой, подлый и неразумный, называющий себя Иваном Премудрым, а на самом деле, являющийся обыкновенным Ванькой, худого роду–племени, осмелился идти супротив моей воли. А все потому, и я это знаю от надёжных людей, что с нечистой силой спутался. – князь–батюшка хотел было написать подробнее про умозаключения купца Малая, да передумал. Пусть остаётся так, решил он. Так непонятнее, а значит, надёжнее. – Отправленный мной с посольством по окрестным государствам, слуга мой, Ванька, вместо того, чтобы исполнять свою службу верой и правдой, как её и надлежит исполнять слуге верному, предпринял самовольство, захватил княжество князя Руслана, и сам себя назначил там князем.
До сих пор такая измена не может поместиться в моей седой голове, а потому не может оставаться без справедливого возмездия и наказания. Пример этот, низкий и непотребный, со стороны моего слуги, Ваньки, произошедший, если его не устранить, обязательно послужит примером тем, кто до чужого добра жадный, а потому злой и подлый. И неважно, кто он такой будет: из простолюдинов, из служивых людей, или же из государей, жадностью и подлостью полузадушенных.
В мире должны происходить только справедливость и порядок, самим царём Горохом, нам, его потомкам, завещанные. И только мы с тобой, Великий царь Салтан, можем эту справедливость и порядок соблюсти, от подлости с жадностью оборонить, и для потомков наших сохранить.
Поэтому, царь Салтан, прошу тебя стать моим товарищем по наведению порядка, царём Горохом нам завещанного, в княжестве Руслановом – выступить с дружиной малою, али, вместо себя, послать воеводу многоопытного. После прибытия в княжество Русланово, изловить этого подлеца, Ваньку, который имеет наглость именовать себя Иваном Премудрым: надрать ему уши или задницу, это мы будем решать прямо там, там оно будет виднее, и, без штанов, выпустить на все четыре стороны. Пущай он, подлец, голый и босый, походит по белому свету и у людей ума–разума поднаберётся, чтобы впредь пакостничать неповадно было.
С княжеством же, Руслановым, следует поступить, тоже по справедливости. Поскольку сам князь Руслан, до сих пор, неизвестно где шляется, – князь–батюшка вспомнил Людмилу, тяжело вздохнул, но, государственные дела – превыше всего и места грусти с печалью в них не должно быть вовсе, продолжил писать. – получается, что он, Руслан этот, бросил своё княжество как ему ненужное, да так бросил, что даже придурок Ванька, его захватить умудрился.
Поэтому, точно так же, как и с Ванькой, думаю и предлагаю, царь Салтан, поступить с княжеством Руслановым, тоже по справедливости. Для этого, надлежит нам с тобой определить, и по вполне справедливом закону, взять от Русланова княжества то, что нам понадобится и что нам интересно, а остальное, пусть так ничьим и остаётся.
Других окрестных государей, до поры до времени, привлекать к этому никак не надо, потому что, и ты, царь Салтан, об этом прекрасно осведомлённый, начнётся великая свара по растаскиванию на куски этого княжества. Мало того, что все, без исключения, кроме нас с тобой, окрестные государи начнут меж собой на матерных словах ругаться, так ещё, Спаси и Сохрани, дело до войны дойдёт, а оно вовсе нам с тобой без надобности.
Письмо это, царь Салтан, посылаю тебе с верным и надёжным человеком, который ещё и на словах кое–что обскажет. Ответ на своё письмо жду от тебя с этим же человеком, поэтому, ты его сразу не отпускай, а пусть он у тебя поживёт, твоего ответа ожидаючи.
Письмо написано мной, собственноручно, и о его содержании ни одна живая душа не ведает. Написано сегодня, в вечернее время, потому как в дневное время было некогда. В дневное время я, для письма этого, каждую буковку обдумывал, потому и сподобился написать его, только вечером.
Собственноручно, точно так же, как писал письмо, ставлю свою подпись,
С великой любовью и с великим уважением к тебе, царь Салтан – собрат мой, дай Бог счастья и процветания как твоим подданным и всем тем, кто имя твоё по всему белу свету прославляет,
Князь–батюшка».
Сначала князь–батюшка отложил перо, вернее, воткнул его назад, в чернильницу, затем рукавом рубахи вытер пот со лба, хотел было ещё кваску испить, да передумал, не хотелось ночью, лишний раз, до ветру бегать. Устал князь–батюшка, очень и откровенно устал от написания письма этого. А что вы хотели? Мало того, что письмо собственноручно написано, а это, что штук двадцать мешков с зерном перенести – одно и то же, так ещё написано оно о делах двух государств касающихся и написано государственным языком, а это, далеко не каждому подвластно и по силам.
Вообще–то, князь–батюшка, написанным письмом остался доволен. Завтра, прямо с утра, отправит он его царю Салтану с доверенным и проверенным человеком, есть у него такой, и будет ждать ответа. В том, что царь Салтан ответит, и предложения его примет, князь–батюшка нисколько не сомневался. Да и какой дурак откажется, если предстоящее дело, почитай, никакого риска и опасностей в себе не заключает, а дивиденды: и этому слову князя–батюшку Иван Премудрый научил. Князь–батюшка как вспомнил Ивана, так сразу же и сплюнул. А дивиденды, эти самые, предстоят очень даже богатые и привлекательные. Ну а те из царей–князей–государей, которые прознают и опомнятся тогда, когда все уже будет сделано и завершено, князя–батюшку, кроме как посмеяться над ними, не интересовали.
Но, все это, начнётся завтра, а может быть уже сегодня, часов у князя–батюшки отродясь не водилось. А пока что, рядом с князем–батюшкой и в нем самом, присутствовала усталость, за день в трудах, заботах и от написания письма полученная. Она, усталость эта, была ласковой и приятной, потому что получилась от дел, добрых и впоследствии, великих, но, в силу своего характера была настойчивой, нашёптывала князю–батюшке: «утро вечера мудренее», и чуть ли не за руку, тянула на лежанку. Князь–батюшка не стал этому сопротивляться, кряхтя от удовольствия, встал, и направился туда, где дожидаться мудрого утра, было удобнее всего…