Многим нашим читателям хорошо известно имя знаменитого хана волжских ойратов (калмыков) Аюки. Аюка-хан (личное имя, скорее всего, звучало как Аюши, года жизни 1642-1724), происходил из рода Кереит (род Воронов), ведя свое происхождение от Ван-хана Кереитского (который когда-то помогал великому Чингисхану воевать с его врагами - меркитами, кстати, возможно, от несторианца Ван-хана и пошла легенда о Иоанне - таинственном христианском царе на Востоке), являлся главным тайши (крупным феодалом-нойоном) одного из основных ойратских племен - торгоутов с 1672 года, первым ханом Волжских ойратов, известных русским и европейцам как калмыки (с 1690 года по 1724 год). В детстве, по всей видимости, Аюка-хан воспитывался у своего деда по матери джунгарского хунтайджи Эрдэни-батура, а в возрасте 30 лет возглавил Торгоутский улус, который его прадед, ойратский герой Хо-Урлюк ранее привел на берега Яика (современного Урала) и Волги.
Среди многих приключений и событий, которые за свою долгую жизнь пережил хан Аюши, можно назвать и прием первого в китайской истории дипломатического посольства в Европу, которое часто называют миссией Тулишэня, поскольку сей маньчжурский чиновник написал быстро распространившийся по всему миру отчет об этом посольстве, руководителем которого был другой маньчжур по имени Агадай. Интересно ,что маньчжурский богдыхан, являвшийся "по совместительству" императором Китая, включил в состав посольства 8 маньчжур и одного ойрата из племени торгоут по имени Шугэ (имена мы преимущественно даем в китайской транскрипции, поскольку собственно маньчжурские отчеты мировой общественности не так широко известны, и все пользуются переводами с китайского языка).
Само посольство покинуло Пекин в июне 1712 года, имея в качестве официальной цели переговоры с Аюкой-ханом о путях возвращения на Волгу его племянника Арабджура и его примерно полутысячного "отряда" ойратских паломников, возвращающихся из Тибета, но уже несколько лет живших в Цинской империи (по всей видимости, из этих паломников и был вышеуказанный Шугэ, по некоторым данным, цинский император Канси много лет не отпускал их домой, ссылаясь на опасность перехода через земли Джунгарского ханства ввиду войн ойратов с казахами и каракалпаками). О неофициальной цели посольства можно процитировать фрагмент доклада сибирского губернатора Гагарина государственному канцлеру Российской империи Головкину /цитируется по научной статье "Китайское посольство Тулишэня к калмыцкому хану Аюке на Волгу (1712-1715 гг. )" Мороз Ирины Тимофеевны/:
"30 августа 1712 г. сибирский губернатор М.П. Гагарин писал государственному канцлеру Г.И. Головкину, что если китайского «посланца» в Россию «не пустить, то наших купчин с торгами пускать не станут». И продолжал: «Подлинно, государь, уведать не можно у китайцев, зачем идет к Аюке тот посланец. Однако ж, знатно, что не с малым делом для того, что из Китая никогда не посылают [ни] послов, ни посланников никуда. А его послали, знатно, что не за малым делом. А относится де от китайцев, чтоб согласиться бы им со Аю-кою и войною идти на калмыцкого владельца, контайшу, которой ныне кочует близ китайского владения, також и в близости сибирских городов. И если, государь, того владельца они разобьют, то от китайцев, государь, великая будет теснота нам, мало не всей Сибири. И владенье китайское будет смежно нам со многими сибирскими ближними городами: Красного Яру, Енисейска, Иркутска, Томска, Тары и Тобольска, и Тюмени в самой близости»». Далее М.П. Гагарин обращается к Г.И. Головкину с просьбой «донести Его царскому величеству, чтоб указал своим государевым указом отписать к губернатору казанскому, господину Апраксину, что если китайцы будут Аюку просить, чтоб воевать калмыцкого владельца, которой кочует близ Сибири, кон-тайшу, чтоб ему то возбранить Его царского величества указом для того, что у него ссора с китайскими, а с нами в миру он. Бывают у нас ссоры с порубежными его людьми, но надобно, государь, зело того беречь, чтоб не был тот калмыцкой владелец, кон-тайша, разорен от китайского и согнан с тех мест. А без Аюки китайцы войною идти на него не могут»".
Посольство добралось до кочевий волжских ойратов только в мае-июне 1714 года (то есть практически через два года после отправления из Пекина), тут уместно будет процитировать часть отчета Тулишэня:
"Как скоро на земле трава появилась; то есть 53 года 4 луны в 5 числе от Аюки Хана прислан был для принятия нас Тайдзи Вейджень с товарищами, Сей Тайдзи на первом с нами свидании сказал: многая лета Его Величеству Хану, а при том поздравлял нас щастливым прибытием.
По выезде с оным Тайдзием из Саратова переправились чрез реку Волгу в 16 числе 5 луны, и переправясь стояли у реки сутки, за тем, что верьблюды и лошеди не все были в зборе...
...В оное число /1-2 июля 1714 года/ подъехали близко к тому урочищу, в котором Аюка Хан живет, и которое называется Ману-тохай. Тамо встретили нас высланные от Аюки Хана Тайдзи и Ламы, и предводительствуя ехали с нами до самого того места, где про нас посольские юрты и палатки приготовлены. В сем проезде выезжали к нам во многолюдствах тамошние Тайдзи Ламы, и старшины Мангутские, расстановляли рядами всякой свой скот, и став пред едущими нами подалеку на колени, подносили разное кушанье; словом сказать, почтение отдавали безмерное.
В вечеру того дня, в которой мы стали в приуготовленных юртах и палатках, Аюка Хан присылал к нам своего ближнего Ламу Гевая, с тем, что понеже завтрешний день есть благополучный, то он желает нас видеть и принять присланную от Его Величества Святейшего и превосходного Хана повелительную грамоту завтра поутру.
Мы посему объявлению по утру другого дня у Аюки Хана были, и грамоту ему вручили; а происхождение того следующее:
На переди перед грамотою ехали Аюки Хановы Тайдзи и Ламы.
Грамоту вез один из нашей свиты, держа над головою //грамоту нес "главнейший посол" Агадай//.
За грамотою ехали мы с своею свитою,
За нами следовали Руские офицеры и Салдаты.
Приехав пред Аюки Ханову юрту с лошадей все слезли, а Аюка Хан вышед из юрты стал пред повелительною грамотою на колени //тут, по всей видимости, Тулишэнь что-то напутал, поскольку, как будет указано далее, царский представитель на этой встрече отмечал, что "на колени" стал посол - ну или царский представитель что-то напутал (что, правда, намного маловероятнее)//, и приняв оную обеими руками, и вздымя голову, и воззря на юг, сказал Высочайшему и Святейшему Хану многая лета, а мы соответствовали ему, что и Его Величество желает ему Хану здравия и благополучия, и по сем говорили, что Его Величество обещает прислать к нему Племянника его Бейзу Арапжура, и ныне при сем обещании прислал с нами из его Арапжуровых людей четырех человек Шугея с товарищи, которые могли бы к нему Аюке Хану присланы быть и до сего времени, потому что о перевозе их Россиею взято было от российского комисара обнадежение; но как в самое то время, когда оные из Пекина отправляемы были, к большему для Его Величества удовольствию, присланы от него Аюки Хана с подносными дарами и с поклонением послы, то Его Величеству за благопристойно оказалось отослать оных при сем посольстве.
Аюка Хан выслушав сие приносил Его Величеству великое благодарение, и будучи в полной радости посадил нас близь себя на правой стороне.
Как скоро мы сели, представлено было кушанье и питье и заиграла музыка, а потом начались разговоры".
Разговоры в целом были учтивыми и сдержанными, послы встречались затем и с другими ойратскими "политиками", включая жену Аюки-хана Дармабалу, которая сама происходила из правящей в Джунгарии семьи. Отдельно отмечается, что ойраты с большим уважением отнеслись к лучникам из числа сопровождающей посольство свиты.
Схожим образом описал пребывание первого китайского посольства в Европе и сопровождающий посольство представитель царской армии (цитируем по Записке Шведскаго Капитана Иоанна Христиана Шничера, Которой был у Китайских посланников бывших в 1714 году у Аюки Хана в провожатых):
"Как мы 17 Июня 1714 году чрез реку Волгу переправились, то Мурза Узин Тайша, которой и Дейнерихом назывался, нас принял, и с находившимися при нем Калмыками провожал нас до Ханскаго кочевья.
На одну милю от того Ханскаго кочевья встретил нас один Аюки-Хан служитель со 100 лошадей, которой прискакавши к нам сказал: Ци Амолан Богдо Хан Менду, то есть: здороволи живет ваш Хан. На что как отвечали Китайцы : Менду, то есть: здорово, то он тотчас оборотясь поскакал назад к своему народу, а мы ехали не останавливаясь до того места, где поставлено было для нас и для нашей свиты 10 кибиток.
Июля 2 дня пришел Манзих Ханской , и поздравил Китайцов от своего Хана, сказал, что они бы в тот же день, как приехали, могли быть допущены до их Хану, есть ли бы Хан не разсуждал, что по толь трудной езде надлежит им прежде иметь отдых. Теперь Хан желает их у себя видеть без дальнего отлагательства. Посланники изготовляясь поехали к Хану, а я их провожал с 40 человеками. Из Астрахани были присланы дворянин Борис Крейтов //Кереитов// и Порутчик Лиц со 100 человек драгун; которые стояли по обеим сторонам дороги пред Ханским шатром, и при игрании музыки , оружием честь отдали.
Китайские посланники к Ханскому шатру пришедши выняли из деревянной коробочки грамоту писанную на золотой бумаге. Главнейшей из них Агадай , взявши оную , держал обеими руками на четверть аршина выше головы, и так шел с протчими своими товарищами весьма тихо в шатер до Ханскаго места. Хан сидел в бархатных креслах поставленных на четверть аршина вышиною на персидском ковре. По окончании речи подал Акагдай Хану грамоту от своего Хана , а потом обнял обеими руками Аюкины колена. Напротив того положил Аюка правую свою руку на посланниково плечо, изъявляя чрез то свою благодарность, и опять сел. Потом выступили Заргучей , Телешин , Гаттухабун , Сайзан , Бичег , и Карган, и тоже, что перьвой, зделавши , сели все рядом. Хан говорил с посланниками о разных вещах, между тем подносили чай смешенной с пахтаньем.
Кусок простой камки розослан был на земле вместо скатерти , и перед каждым положена была салфетка толстая бумажная, а тарелок, ложек и ножей не было. Потом на оловянных блюдах поставлены были разные овощи : смоква , миндаль ,изюм, opехи и большие куски сахару. Оловянная оная посуда принадлежала одному Армянину, которой у Калмык нанялся поваром. Как час или долее с онаго ели, то на тойже посуде поставили баранину вареную с пшеном сорочинским и изюмом, пред каждым полное с оным блюдо. Калмыки ели хватая все руками , а Китайцы по их обыкновению брали долгими тонкими палочками...
... После обеда играли Астраханские музыканты на гобоях и скрипицах , притом пили и Астраханское виноградное вино и вотку. После того , как уже Музыканты с час времени играли, принесены были в шатер гусли , длиною больше сажени , и о пяти черевьих струнах; тогда вошли и двое певчих. На гуслях играли два человека. Сверьх того имели и две скрипки со струнами из конских черев , от коих был толь тихой голос , что едва слышать можно было. Когда они играли , то подставливали под струны вместо подставки ножик , также был у них орган в шесть верьшков длиною , от котораго звук был лучше всех других инструментов. Гусли называют они Геттагу , скрипицу хор , а орган Темир-хор //видимо, тут свидетельства о наличии у волжских ойратов того времени таких инструментов, как моринхур и других "хур" ("тёмрхур" и т.п.)//...
... После сего поставили 24 пары бойцов нагих , до портков , в кои они обернулись, Сии к Ханскому шатру подошедши и весьма ниско проклонились , и кланяясь захватили полны горсти песку , но скоро опять опустили. Потом дрались они между собою с такою яростно , яко бы друг другу голову сломить хотели. Они были разделены на две партии , одна стояла с отцовской, а другая с сыновьей стороны.
По окончании сего выступили стрелки , и стреляли из луков в мету. К сим присовокупились два человека из свиты Китайских посланников , именем Бинет и Карга, и стреляли с оными о заклад ; никто из Калмык не был в состоянии , так метко , как сии двое, стрелять , да и никто не мог Каргина лука натянуть. Как все сиe скончалось , и молоко почти все было выпито, то посланники пошли назад к своим лошадям , и возвратились в стан свой. При сем возвратном пути паки происходила пальба из четырех малых пушек" //относительно лучников - можно предполагать, что ойраты на Волге уже делали основную ставку больше на огнестрельное оружие, нежели на луки - одна из предполагаемых (профессиональными историками) причин долгого использования луков в Азии - худшее по сравнению с Европой , включая Россию того периода, качество пороха и соответственно более слабая пробивная/убойная способность пуль//.
В продолжение статьи отметим, что первое китайское дипломатическое посольство в Европу не решило своей основной задачи - создание альянса маньчжурской империи Цин с волжскими ойратами, но послы смогли очень подробно зафиксировать весь путь по бескрайним просторам России, отдельно отмечая все особенности населенных пунктов, наличие и численность гарнизонов, национальный состав и экономическое состояние местных жителей и даже составить карту-схему России, включая те регионы, где само посольство не было. Относительно же кочевий хана Аюши Тулишэнь написал следующее:
"Кочевье тергетскаго владельца Аюки-хана в разсуждении порубежнаго российскаго города Саратова лежит к южно-восточной стороне и состоит из пространных и великих степных мест. С западной и северной стороны течет река Волга, или Эдзил, с восточной стороны река Дзай //Яик-Урал//. А на южной стороне лежит великое озеро Тенгис //Каспий//. Оныя реки, как Эдзил, так и Дзай, продолжают течение свое к югу, и напоследок обе впали в помянутое озеро Тенгис. На берегах реки Эдзила находятся великие леса, а именно ростет дуб, осина, ольха и тальник. Между Саратовым и местечком Манутохаем, где Аюки-хан кочевье свое имеет, находятся три небольшия реки Тарлу, три речки Хубань, да речки же, Тархунь и Улусутунь называемые, которыя текут на запад, и впали в реку Эдзил. Как в реках, так и в озерах находятся двух родов желтые и белые великие цветы, также троснику камышнику и других высоких трав великое множество. На другом берегу реки Эдзила между Саратовым и озером Тенгисом находятся российские города и местечка, а именно Сира-Камуси, Царицы, Гарас-ногор, Чернаяр и Астрахань. На западной стороне оных российских городов до самаго местечка Манутохая лежат в одной связи великия горы (...гирань и хингань би — ...находится гряда [букв.: связки] холмов [или: гор]), от которых не с большим за 100 ли разстоянием, к западу все земли принадлежат ко владению турецкаго Гункар-хана //Хункар - один из титулов турецких султанов//, и живут на оных местах подданные его, хобан, или мангут называемые //узнаются Кубанские татары и ногайцы//. Сии хобаны, как сказывали нам, часто на российские и тергетскаго Аюки-хана пограничныя земли чинят нападения набегами и, пограбивши скот или иное что, отбегают.
О пространстве кочевья Аюки-хана объявляли нам, что от востоку к западу простирается оно на 30 дней верьховою ездою, а от юга к северу на 20 дней".
При возвращении в Пекин посольство в Тобольске вновь встретилось с сибирским губернатором Гагариным, который в довольно простой форме, но старательно, убеждал маньчжурских дипломатов в силе Российского царя. Имея, несомненно, детальные сведения о пребывании послов у Аюки-хана, губернатор Гагарин сообщил маньчжурам и о неупотреблении луков царской армией ("и уже тому будет более 20 лет, как они луков и стрел не употребляют"), а также отдельно сделал акцент на малопригодности кочевых армий против регулярного европейского строя - со слов Гагарина, три тысячи ойратов "преодолеть не могли" триста шведов, что для маньчжур, которые с ойратами воевали регулярно и делали в этом случае ставку на многократное численное превосходство, звучало, скорее всего, как угроза и намек на способность российской армии при небольшой численности в Сибири и на Дальнем Востоке успешно противостоять многочисленным войскам Цинской империи.
И в конце этой дзен-статьи, для самых упорных читателей, с учетом грядущего дня Матери (последнего воскресенья ноября) - народная ойратская "Песнь матери" ("Ээджин дун") в исполнении знаменитого джангарчи Владимира Каруева (Окна Цаган Дзам).