Это случилось примерно за год до “Воскресения повешенного”. Дело было осенью. Осень — странная пора. Если говорить об этапах жизни, то это время пожинать какие-то духовные реализации. Но недаром сказано: что посеешь — то и пожнёшь. Вот и хотел рассказать, как я начал “сеять”. Причем, фактически с первого дня.
А произошло это так. В моей художественной когорте, которая сотрудничала со мной чисто из безвыходности и в попытке хоть что-то заработать, ибо продажа искусства на улице не предвещала особой славы и денег, но была прекрасным “подгоном” для творческих амбиций и экспериментов: “продюсер” всегда предоставлял незадачливому художнику холст, кисти и краски, и ему оставалась всего лишь малая доля — вдохнуть в материю своё живое колоритное изображение, но, как ни странно, это оказалось непростым делом.
Труднее всего — это придумывать картины, сюжеты, а вот нарисовать — это дело техники. Самая большая проблема у русских художников — это, конечно, цвет. Открытый, яркий цвет, который так привлекал американских покупателей, совсем не привлекал русских художников.
Им нравились какие-то охристые серые полутона. В общем-то, я только сейчас понимаю, почему психиатр, приглашая к себе на приём больного, даёт ему ручку и карандаши и говорит: “Рисуйте”. На вопрос психа “что?” опытный доктор, улыбаясь говорит: “Что хотите или о чём думаете”.
Ну вот так и я, подобно психиатру, выдавал своим коллегам холст и краски, и они рисовали; как правило, что хотели. В целом, мы, конечно, обсуждали, что американским покупателям нравится русский конструктивизм, типа Кандинский, Малевич. А иногда и соцреализм тоже, например, матросы в тельняшках, обнимающие пухлых дам в рабоче-крестьянских косынках.
Всегда на ура шла классика. Но если честно, мы этим занимались уже когда совсем не было денег, ибо мой девиз был таков: “Если хочешь проявить гения — создай ему условия для работы и не мешай”. Но как известно, гении не валяются на дорогах (за исключением Диогена, жившего в бочке и великих святых, которые предпочитают не разговаривать с прохожими).
Кстати, они же — древние греки — считали, что гений — это не человек, а состояние, когда того или иного человека посещает божественное откровение, а автор является лишь медиумом и проводником.
Но всё же, есть талантливые люди, склонные считать, что то самое откровение посещает именно их. И таким человеком оказался художник грузинской национальности, в советские времена живший в Риге и Москве, которому какие-то знакомые художники посоветовали найти меня.
Встретившись со мной на моей уличной точке на Парк Авеню, он рассказал, что только что приехал из России, какие-то русские друзья-эмигранты из Аптауна приютили его в Гарлине, сидит он совершенно без денег, но готов рисовать все что угодно и за любые деньги.
Зная все тяготы уличной жизни, я тут же подсказал ему несколько мотивов, типа “вот это купят наверняка”. Он согласился, и мы поехали покупать холст и краски. В магазине выяснилось, что он хочет купить большие холсты, потому что крупные работы для интерьеров покупают дороже и быстрее.
Кисти он особо брать не стал: сказал, что ему бы мастихин (ланцет для наложения краски) и пару скребков. Перед тем как высадить его с холстами из машины, я предложим ему перекусить. Когда он спросил где, я ответил: да сейчас забегу в корейское “Дейли” — и вернусь.
Корейское “Дейли” — работающий 24 часа мини-супермаркет, который находится в Нью-Йорке на каждом углу. Как правило, его держит семья корейцев, и отличительная его особенность — в нём всегда стоит раздаточная линия с уже готовой едой от салатов до паштетов, которая продаётся по весу.
Я набрал какой-то куриной дряни с рисом себе и своему новому коллеге, быстро вернулся в машину и сказал: “На, ешь”, и тут же с аппетитом стал лопать свою порцию. Я немного удивился, что он с какой-то брезгливостью стал есть только салат, а курицу совсем не тронул.
Я еще тогда посмотрел на него и сказал: “Ты чё, не голодный что ли?” А он мне — как-то смущенно: “Да я вообще-то мяса не ем”. Я ему в ответ: “А, вегетарианец. Я тоже в детстве был вегетарианцем.
Меня отец учил, он йогой занимался”, — сказал я, предложив ему сигарету. Ведь помимо салатов, я купил два бумажных стаканчика хорошего кофе, а кофе без сигарет, как понимаете, — деньги на ветер.
Так мы расстались, а я должен был заехать через три дня, поскольку время на творчество было крайне ограниченно. Чтобы выжить в жестких условиях капитализма и продавать картины по уличным ценам, даже хороший художник должен пахать, не разгибая спины.
И вот через три дня я приехал и сказал: “Ничего себе — что это за фигня?” Он показал мне три большие абстракции, нарисованные в технике мастихино, но помимо интересных цветовых пятен, они были графически процарапаны скребками. В принципе, работы ошеломили меня своей неожиданностью и цветовыми решениями, совершенно не свойственными русским художникам.
“Ну что?” — спросил он и вкрадчиво посмотрел мне в глаза. — “Продастся?” Я почесал голову и сказал: “Только Господь Бог знает, что продастся, тем более в Нью-Йорке”. А потом вспомнилась фраза одного миллионера, который вешал лапшу на уши людям по телевизору, рассказывая, как продавал какое-то дерьмо.
И чтобы подбодрить своего полуголодного товарища, я сказал ему уверенным голосом прямо как тот миллионер из ток-шоу: “Мой друг, в Нью-Йорке продается всё!”
Он настолько мне поверил, что даже на какое-то время успокоился и сказал мне: “А можно, я на выходные поеду с тобой? Все равно холст и краски закончились…” Я говорю: “С таким товаром двинем в Сохо (нью-йорский район галерей). Там народ больше западает на всякую абстракцию. Может быть, там быстрее продастся”.
Ну и вот мы уже оказываемся в даунтауне рядом с Вест-бродвеем и выставляем картины из моего прославленного полуубитого полицейского фургона, который я приобрел за копейки по счастливой случайности.
И поскольку он предназначался для перевозки арестованных, то от водителя его отделяла прекрасная железная решётка, которую не могли сломать даже нью-йоркские негры, а в самом фургоне, естественно, не было окон, но были прекрасные специальные замки на дверях, так что не убежишь.
В общем, тачка для перевозки заключенных, хочу сказать, — это прекрасное средство передвижения для тех, кто занимается барыга-йогой и мобильными продажами и хочет хранить весь свой товар, не перекладывая его из машины в склад, в особенности когда у тебя нет склада.
И вот, выбрав важный стратегический угол на центральной улице, кишащей пафосными дорогими галереями и ресторанами, мы расставили свои картины так, чтобы их было видно со всех сторон. И использовали угловое помещение, в котором строился очередной модный бутик, и то, что мы прислонили картины к его фасаду, рабочих совершенно не волновало.
Арт-рыбалка — это дело такое: очень трудно придумать, еще труднее продать. Порой сидишь с видом кота из мультфильма “Шрэк” и смотришь, как мимо тебя проходят разные толстосумые парочки и умиленно шепчутся, разглядывая то картины, то тебя, а ты набираешься наглости, глубоко вдыхаешь, подходишь и говоришь:
— Мадам, на этой картине известный русский художник изобразил свои переживания, связанные с музыкой и лесом.
(Или любую другую ахинею, которая приходит в голову, когда очень хочется что-то продать).
— Ах, как мило! Скажите, а где он учился, как его зовут, откуда он?
Ну а ты типа:
— Мадам, он из Санкт-Петербурга, закончил художественную академию по классу игры на виолончели и только в каком-то глубоком своем переживании он понял, что он — художник.
И дальше начинаешь рассказывать про цвет, краски, технику. В итоге очевидно только одно: люди любят покупать истории и вещи, связанные с ними. В особенности, чтобы рассказывать гостям: “А вот эту картину мы купили у русского художника. Здесь он нарисовал свою музыку”. Звучит, конечно, немного бредово, но сама идея, что музыку можно нарисовать, как-то подсознательно людей очень вдохновляет.
Хотя, иногда бывает так, что людям совершенно пофиг, что ты им говоришь. Человек просто смотрит на картину и говорит сам себе вглубине сердца: “Она так прекрасно подходит к моему красному кожаному дивану!” А твои песни тут вообще не в счет. В итоге, как клиенты-лирики, любящие песни об искусстве, так и клиенты-циники, приобретающие искусство, подходящее к их диванам, порой любят поторговаться, чтобы “отжать” хорошую цену.
Я знал, что у меня и моего подопечного совсем плохо с деньгами и был готов расцеловать любых клиентов и сделать любые скидки. В итоге так и произошло. Работы были хорошие, клиенты оказались тоже. Они были счастливы увидеть самого художника.
Мы, конечно же, дали им хорошую скидку, и в общем-то получили в руки где-то тысячу с лишним долларов, и как говорил великий комбинатор, лед тронулся. Бессо (так звали моего грузинского друга) был вне себя от радости, а я — от гордости.
Надо сказать, не случайно: удалось “впарить” картины по первому классу, и вот мы уже сидели в дешевом греческом дайнере (ресторанчике), и я говорил своему другу: “Греки классно готовят, почти грузинская еда: салат с брынзой, печеная картошка с маслом и сыром”. В общем-то греки всегда знали в еде толк, поэтому не зря наряду с корейцами, китайцами и индусами захватили свою нишу и заполонили весь Нью-Йорк маленькими греческими ресторанчиками.
В “Большом Яблоке” (Нью-Йорке), когда у тебя есть деньги, ты чувствуешь себя прямо как червь, который радостно вгрызается в яблочную мякоть, тем самым прокладывая себе светлый путь к самой середине экзотического фрукта, так горячо полюбившегося не только Творцу, но и первосозданной парочке.
Мы ели, праздновали победу и обсуждали творческие планы. В итоге мой друг признался, что уже задолжал огромную кучу денег друзьям и знакомым и попросил меня дать ему большую долю, чем договаривались. Я тут же согласился, и мы начали работать.
Бессо достаточно лихо рисовал большие картины, а я неплохо их “впаривал”. Но деньги на краски, аренду и жизнь утекали подобно реке, и мы, как все обитатели материального мира, жили пресловутой иллюзией того, что может быть когда-нибудь мы выберемся с нью-йоркских улиц в шикарные стеклянные галереи-салоны и наши картины будут покупать толстосумы уже за другие деньги.
Так вот, с чего же я начал? С осени? Это особая пора года, когда природа показывает свою зрелость и мудрость. В человеческой жизни, наверное, это особый период духовной зрелости, когда ты понимаешь Сократа и Платона, а бессмертие души, описанное в Бхагавад-гите, осознается тобой как некая подлинная, реальная перспектива перехода в мир, где все наполнено неземным великолепием.
Только как говорится в народной песне, “вряд ли, друг мой милый, мы с тобой увидим эти дни”. Ведь по статистике огромное количество людей не доживает до старости: катастрофы, катаклизмы, болезни, алкоголь и наркотики не щадят ни звезд, ни политиков, ни авантюристов, ни зашуганных домохозяек, которые переходят улицу исключительно на зеленый свет.
В соответствии со вселенским законом кармы, смерть приходит к каждому из нас, абсолютно непредсказуемая. Редко к кому она приходит по заказу, тем более, по его собственному. В общем-то, как говорит японский самурай Ямамото Цунетомо, каждый человек умрет, но забывает об этом и бессмысленно цепляется за жизнь, думая, что эта вечная истина относится ко всем, кроме него.
Итак, у осени есть еще одно достаточно очевидное свойство: осенью идет дождь. А во время дождя картины плохо продаются или не продаются вообще. А иногда в Нью-Йорке дождь может зарядить на неделю, как и произошло в ту осень. Мы сидели и сосали лапу. Деньги почти закончились.
Оставались какие-то копейки, но, как на зло, в редкие промежутки между дождем клиентам не хотелось подолгу задерживаться у картин. К тому же, с приходом нового мэра копы стали активно гонять уличных художников.
Поэтому даже в свободной стране приходилось менять вечернюю дислокацию, а днем на Парк Авеню пузатые яппи (“белые воротнички”) не особо хотели задерживаться, чтобы разглядывать искусство.
Мы были в явном кризисе, а Бессо, который любил одалживать еще не нарисованные картины, позвонил и сказал, что лэндлорд (хозяин) попросил его съехать, так как нашел более стабильного арендатора, и мне пришлось приютить его на своей квартирке.
© Шрила Б. Б. Авадхут Махарадж
Подписывайтесь на канал в Инстаграм https://www.instagram.com/avadhutswami/
Спасибо за лайки и комментарии!
Вся история по хэштэгу #как всё начиналось